Тоже место. Немногим позже.

Не уверен, сколько прошло времени, но вряд ли мне позволили отдыхать слишком долго. Скорее всего, вкололи какой-то антидот, вернувший сознание, но не избавивший от сковывающей тела слабости.

Из-за мешка на голове ничего не видел, но ощущения подсказывали, что я все ещё в своём летнем доме. Руки были безжалостно вывернуты и стянуты за спиной. Не сказать, что бы я не испытывал ничего подобного, но боль есть боль. У нормального человека она никак не связана с комфортом и не может вызывать приятных ощущений. Я лежал на правом боку, и кафель холодил голую кожу. Я в собственной ванной или на кухне.

– Он очнулся, - уверенно сказал незнакомый мужской голос на совершенно чистом немецком. Судя по близости источника голоса, мужик стоял прямо надомной. Похоже, именно он только что вколол мне антидот.

– Это хорошо, - констатировал другой голос на том же языке и столь же незнакомый. Источник этого голоса был чуть в стороне. По всей видимости, второй страховал первого.

– Зови, - третий голос раздался с другой стороны и тоже с некоторого удаления. Страхуют с двух точек.

Послышались шаги, и обладатель второго голоса ушёл. Было самое время, что бы что-то предпринять, но это не освобождало меня от пут и даже не помогало преодолеть разлившуюся по всему телу слабость. Что они такое подобрали? Что за препарат и что за антидот? Соображаю не хуже чем обычно, а вот тело как безвольная тряпка. Сомневаюсь, что смог бы хоть что-то сделать даже не будь вполне профессионально связан.

К возвращающимся мужским шагам добавился музыкальный звук каблуков. Женщина и мужчина вдвоем вошли в комнату.

– Поставьте его на колени, - голос женщины звучал молодо, почти по девичьи, но, несмотря на молодость, обладал властной мощью.

Она кстати тоже говорила на немецком, словно на родном, но это ни на что не наводило. Среди моих врагов слишком много немцев что бы вот так вот запросто выяснить, кто из них может за этим стоять. Да и язык совершенно не показатель. Я сам владею четырьмя языками, так что не поймёшь какой из них мне, в самом деле, родной.

Меня схватили две пары рук и привели в требуемое положение. С головы сдернули мешок. Сделала это та самая вошедшая женщина. На вид лет 25 - 30 - кому как, а по мне так молода и красива, как первая любовь. Даже сочащаяся из выражения лица ненависть не делала её менее привлекательной. Кроме женщины в поле зрения никого не было. Повязавшая меня троица держалась позади. Двое придерживали, а третий наверняка страхует, целясь в затылок с некоторого расстояния.

– Я думала, будет сложнее, - женщина смотрела поверх моей головы, обращаясь к тем кто, скорее всего, был наемниками

– Мы оказались лучше, - меланхолично ответил ей один из мужчин.

У меня на этот счет было иное мнение, но я ничего не сказал. Приди я к ним, то наверняка порешил бы всех троих и ушел невредимым, но, к сожалению, ко мне пришли они. К этому визиту один старый пескотряс оказался не готов. Почувствовал себя пенсионером. Расслабился.

– Какой он седой, - с каким-то пренебрежением сказала она.
– Почти старик, - одна рука подняла мою безвольную голову, и мы смогли посмотреть друг другу в глаза, - Помнишь меня?
– красотка спросила и тут же ответила сама, не дав этого сделать мне.
– Конечно, нет. Двенадцать лет прошло. Ты и папку-то наверно моего не помнишь. Зачем палачу запоминать каждую свою жертву, - она подняла голову, обращаясь к наемникам, и протянула руку.
– Дайте нож, - в ее руку лег поданный за лезвие кухонный нож.

Мстительница задрала мою голову еще выше, открывая доступ к горлу, и взмахнула моим же кухонным ножом. Ножи у меня острые и боль была не сильнее чем когда порежешься при бритье. Женщина отпрянула, но не смогла увернуться от брызнувшей из отворенных артерий крови. Не опытная, но это не делает нанесенную ею рану менее смертельной. Тёплая жидкость залила мою грудь и потекла ниже, часть ее попала в горло и дыхательные пути, заставив меня забулькать при попытках дышать, но я чувствовал это все хуже и хуже. Вместе с кровью из меня вытекала жизнь и вытекала быстро. По большей части не в дыхательные пути и горло, а наружу, так что захлебнуться красной жидкостью мне не грозило. Голова опустилась, и взгляд уперся в растекающуюся по голубоватому кафелю темно алую и быстро густеющую лужу. Крови было как с зарезанной свиньи.

Испачкавшаяся мстительница ругалась, но и её голос становился все дальше и дальше, словно мы удалялись друг от друга, а небыли в пределах моей не такой уж большой кухни.

– ...Проклятый палач! Даже умирая, нагадил! Платье испачкала!
– сдержанная ругань затихла совсем, по крайней мере, для меня. Я ещё успел подумать, что не зря она уже второй раз называет меня палачом. Да палач. Ничего нового. Меня вполне можно называть и так.

А потом мое сердце окончательно затихло, я в последний раз булькнул кровью, и пришла, не та, что костлявая и с косой, а самая настоящая смерть.

Мир Талиса. Рексария Волосия. Горы Хребет великана. Исследовательский центр N 12 расположенный в ущелье Ухань е совы. 11 часов 13.07.3567 по календарю святой империи (далее К.С. И . ).

Это было помещение с тщательно выбеленными каменными стенами и без малейшего намека на окна. Освещалось оно лампами накаливания. Крупные колбы с раскаленными спиралями обильно свисали с потолка, гнездясь в белых керамических патронах. Каждую лампу прикрывал каркас из тонких, но довольно прочных стальных прутьев и к каждой тянулись провода в плотной жёсткой оплетке.