– Законам природы, – дополнил хаким.

– Скажем так… Но что же теперь остается делать аллаху?

Визирь спрашивал серьезно. Ибо на этот счет был другого мнения, чем хаким. Может быть, этот Газзали в чем-то перехлестывает, может быть, Газзали требует расправы, что не подобает ученому, истинному ученому? Разве не писал Газзали письма его величеству, всячески понося Омара Хайяма и требуя смести с лица земли рассадницу всяческой ереси – исфаханскую обсерваторию? И он добился бы своего, если бы не главный визирь. Ибо Газзали не один. У него тысячи последователей и единомышленников. В этих обстоятельствах требуется большая осмотрительность, большое умение, чтобы не сказать ловкость.

– Твое превосходительство… – Хайям садится на свою плетенку. – Я это могу сказать только тебе и никому больше. Только просвещенный ум способен поверить словам, которые я сейчас выскажу. – Хаким сделал паузу. – Я каждую ночь – или почти каждую – изучаю небо. Я залетаю взглядом до самых высот хрустального свода. И я прихожу к выводу, изучив вращение Солнца и Луны вокруг Земли и вращение Земли вокруг своей оси, к одному выводу: нет единого закона природы, но есть множество, и один гармонично вытекает из другого. Один есть следствие другого. Я в этом нахожу подтверждение великим мыслям моего учителя Абу-Али Ибн Сины. Он, и только он, говорил правду, а я всего лишь подтверждаю его слова делами науки.

– Газзали обвиняет тебя в богохульстве…

– Не только.

– В отрицании всяких деяний аллаха.

– Это неправда! Он врет.

– Газзали вопит: мир в опасности, Омар Хайям уводит нас к безбожию!

– Это неправда, – возразил хаким. – Я говорю, я утверждаю: мир создан аллахом.

– А дальше?

– Аллах сделал великое дело…

Его превосходительство прочитал некие стихи. Наизусть. Стихи о том, что аллах создал землю, небо, моря; аллах сотворил человека, дал ему дыхание; и тот же аллах создал невероятное – смерть. Зачем? Чтоб погубить свое же творение? Разве умный так поступает?..

Прочитал стихи визирь и посмотрел в глаза хакиму. Он ждал, что скажет Омар Хайям.

– Твои? – строго спросил визирь.

Омар Хайям молчал.

– Я спрашиваю тебя, уважаемый хаким.

Омар Хайям вздохнул. И сказал, вздыхая, словно бы сожалея о чем-то:

– Да, мои, твое превосходительство.

– Ты их давал кому-нибудь?

– Нет.

– А как же они попали ко мне?

– Я этого не ведаю.

– Я никому не поручал добывать их.

– Значит, принесли тебе мои недруги.

– Их прислал сам Газзали.

– Стихи пишу только для себя, – сказал хаким. – Глупо писать стихи после великого Фирдоуси.

– Понимаю твою скромность. – Его превосходительство говорил озабоченно и доброжелательно. – Твои враги, уважаемый хаким, не дремлют. Они жаждут твоей крови. Ты это знаешь?

– Да?

– Зачем же ты даешь им в руки оружие, которое они обращают против тебя?

– Это получается против моей воли. – Хаким добавил: – Как и у тебя, твое превосходительство.

Визирь вздрогнул, словно услышал нечто удивительное. Он скрестил руки и грозно спросил:

– А как это получается у меня?!

– Не знаю. Но врагов у тебя еще больше, чем у меня. И они тоже жаждут твоей крови. Я это не раз говорил и хочу, чтобы ты долго, долго жил, долго здравствовал здесь, у трона. Это великое благо для нас.

Визирь, вспыхнув, быстро успокоился. Подергал себя за бороду. Покашлял, будто у него вдруг запершило в горле. И сказал ровным голосом, как о деле давно известном:

– Это верно: врагов у меня много! Увы, против моей воли. Но отступать нельзя! Если хочешь руководить большим государством, всегда приходится рисковать. Над нами его величество, а над ним сам аллах. На нас устремлены острые взоры того и другого. А еще глядят на нас тысячи глаз наших подданных. Есть среди них люди благоразумные, но есть и разбойники. Вроде Хасана Саббаха. Он спит и видит меня в могиле. Однако руки у него коротки. Он слишком бешеный, и в этом наше счастье. Кто может поверить его бредовым речам? Кто?!

Хаким решил, что в данном случае благоразумнее промолчать. А как с календарем? Вот к календарю и надо повернуть разговор…

Его превосходительство признал, что не всем нравятся его действия. Не все довольны правлением его величества. А все ли довольны учением Мухаммада? Разве все почитают его должным образом? Разве полностью искоренены семена безбожия и ереси?

Стая зеленых попугайчиков вдруг разом взлетела с большой зеленой ветки и, покружив над садом, уселась на соседнее дерево. Попугайчиков было множество, и они произвели большой шум своими небольшими крыльями и резкими голосами.

Визирь удивился, прекратил свою речь и спросил хакима:

– Можно подумать, что птицы эти взлетели сговорившись. Но мы не слышали голоса их предводителя. Ведь должен быть у них предводитель? А?

Хаким сказал, что, вполне возможно, кто-то и подает им знак, но кто? И каким образом? Голосом? Взмахом крыла? Или еще каким-либо иным способом? Он признался, что специально не занимался этим, но что, если это интересует главного визиря, хаким попытается ответить на этот вопрос позже, после обдумывания.