Методист Феретти, член фашистской партии с 1923 г., систематически отказывается давать свидетельства об окончании школы ученикам–словенам, отказавшимся вступить в профашистское общество.

Только в одной Горице было уволено 16 словенских преподавателей за то, что они присоединились ко всеобщей стачке протеста по поводу известных событий в Шкедне. Среди уволенных были профессора Буфон Смаго, Надо Рупель и Рафаэль Бочар, познакомившийся в свое время с Барагой в застенке гестапо, где Барага пытал его.

Словенские школы не получили разрешения участвовать в демонстрации во время всенародного протеста по поводу шкедненских событий. И когда они все–таки ушли на демонстрацию, на следующий день словенские школы оказались закрытыми по приказу Военного управления.

Представитель Военного управления объяснил это решение следующим: «Если учащиеся словенских школ так относятся к занятиям в школе, значит, школы им вообще не нужны…»

Югославский народ, населяющий Юлийскую Крайпу, испытывал на себе долгие годы тиранию итало–фашистского господства. Он хотел бы, чтобы в результате победы союзных демократических стран и той героической освободительной борьбы, которой единодушно отдали себя югославские народы Юлийской Крайны, на родной земле восторжествовали справедливость, свобода и дружба между народами и истинная демократия. Но, к сожалению, факты не дают оснований полагать, что надежды народа оправдались.

10 марта триестская полиция, как известно, в большинстве своем состоящая из бывших фашистов, расстреляла в Шкедне рабочую демонстрацию. Это вызвало бурю народного негодования и всеобщую стачку.

Но 13 марта во всех газетах Триеста появилось следующее сообщение:

«Посещение генерал–лейтенантом Хардингом гражданской полиции Юлийской Крайни.

Сегодня утром командир 13-го корпуса генерал–лейтенант сэр Джон Хардинг посетил командование гражданской полиции Юлийской Крайни в Триесте и говорил со всеми офицерами. Он выразил в общих чертах удовлетворение тем, как гражданская полиция исполняет свои обязанности в особенно тяжелых условиях…

Генерал Хардинг напомнил офицерам о разносторонности доверенного им дела и заверил, что они и все принадлежащие к силам полиции могут рассчитывать на полную поддержку союзных сил и союзного командования при исполнении своих обязанностей».

Комментарии, как говорится, излишни!

Что же касается Дж. Хупера, сказавшегося больным, то нам кажется, что этот офицер, и выздоровев, не станет конфисковывать словенские буквари.

Он сражался вместе с югославами против фашистов плечом к плечу, и ему очень не по душе относиться к своим боевым друзьям, как к немцам или японцам.

1946 г.

Американский солдат в расстегнутом мундире сидел на полосатой перекладине шлагбаума. Его ноги не доставали до земли. Солдат жевал и беспредельно равнодушным взором глядел вдаль на фиолетовые вершины гор.

Машина подошла вплотную. Солдат протянул правую руку за документами. Потом переложил их в левую руку. Вынул из–за уха сигарету, прикурил у шофера, вернул документы и, не ступая на землю, перебрался к противовесу шлагбаума. Шлагбаум поднялся, и мы оказались в зоне «А». Наш спутник объяснил столь домашний способ контроля следующим: во–первых, это американская застава, во–вторых, сейчас нет итальянского полицейского, а то бы мы ждали за рогаткой не меньше часа.

— Какое имеет отношение к пограничной службе итальянская полиция?

— Этого я вам сказать не могу, — ответил спутппк, — но нужно заметить, нам повезло. Итальянские полицейские очень исправно относятся к своим обязанностям. Они обыскивают багаж путешественников и так тщательно проверяют документы, что можно подумать — они здесь единственная власть.

— Ну, а если обратиться к офицеру?

— Офицер скажет вам, что так надо. Неужели он сам должен обшаривать ваши чемодапы и разглядывать на свет ваши паспорта, когда для этого имеется спецпальпый подручный.

— Ну, а при чем тут американская застава?

— Момент чисто психологический: английские войска оккупировали прибрежные города, американские части отведены вглубь, здесь жарко, бедно, и американцы недовольны. А когда человек недоволен и обижен, он хуже работает. Вот вам доказательства: видали часового?

Скоро перед нами открылось лазоревое пространство Адриатического моря. Город Триест лежал внизу, как и все приморские города, ниспадая к воде каменными ступенями улиц. Этот город можно было читать: полотно шоссе, арки виадуков, стены домов, белые тумбы вдоль дороги, крыши — все было исписано призывами.

Город кричал свою волю этими десятками тысяч надписей. И если свести воедино содержание этих надписей, то они означали: «Хотим Югославию!», «Хотим, чтоб народом руководила власть народа!» На итальянском, на словенском и сербском языках все эти надписи говорили об одном и том же. Потом, путешествуя по Юлийской Крайне, мы видели, как вся территория была буквально исписана подобными призывами. Надписи взбирались на вершипы неприступных скал, складывались из камней в циклопические каменные буквы. В море, па молу, на подводном рифе мы читали эти слова. И хотя более десятка реакционных партий в полном своем составе, с благословения союзного командования, совершали целые походы, чтобы уничтожить надписи, ничего не удавалось сделать. Измарав стены нескольких сотен домов, они добились только того, что надписи поднялись выше и черная мазня лишь как бы подчеркивала жирной чертой свежую надпись. Эту армию надписей создал народ! И то, что их не удалось стереть, — это простое и живое свидетельство расстановки сил в Триесте, выражение воли большинства народа.