— Ничего, — успокоила Светлана, — когда ж еще, если не средь бела дня.

Он медлил пить, внимательно разглядывал ее.

— Вы мне казались моложе, иногда на корте совсем молодой.

— Это оттого, что оживлена была, в азарте.

— А сейчас не оживлены.

— Нет.

— Кавалер неподходящий или настроение не тае…

— Настроение не тае.

— А отчего у вас может быть плохое настроение? — опрокинул рюмочку лихо, бровью не повел. — Вы женщина благополучная, рассудительная, спортом увлекаетесь, нарядами. Я, когда на вас смотрю, анекдот вспоминаю про стрекозу и муравья. Помните, где муравей просил Лафонтену передать, что неправ Лафонтен.

— Мягко говоря.

— Ну да. Значит, помните.

— А вы, выходит, по-вашему, муравей. — Светлана обмакнула твердый крендель в кофе, чтоб не хрустеть, не обсыпать себя крошками. Жевала медленно. Неожиданно вспомнилось вычитанное где-то о Байроне: он не переносил вида жующей женщины, и женщины никогда при нем не ели. «Но это не Байрон, это другой, еще неведомый избранник».

— Да, я муравей, — он налил себе снова коньяк, — тихий простой муравей. За ваше здоровье, стрекоза.

— Действительно простой. Так все просто и естественно: и что дом у вас самый лучший, о трех комнатах, и обеды вам отдельно готовят, и корт для вас подметают, и машину подают…

— Это все мне полагается, — кинул в чашку один за другим четыре куска сахара.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — глаза, увеличенные стеклами очков, смотрели нахально. Очень неприятные глаза, зеленовато-водянистые с расплывчатым райком, с нечистыми желтоватыми белками. И верхняя коротковатая губа приподнялась в улыбке, обнажив очень бледную десну и крупные, словно детали механизма, металлические зубы.

— Абсолютно уверен, — повторил спокойно. — Вы пейте, а то остынет. Детская какая у вас привычка макать. Милая. Зубки-то, наверное, здоровы. Цингой не приходилось болеть?

— Нет. Так вот отчего вы уверены — что настрадались, цинга и всякое такое, — протянула насмешливо.

— Сталелитейная челюсть моя не от цинги, а от более прозаической болезни. От пиореи. А соорудили в Якутске как сумели. Надо бы, конечно, что-нибудь поприличнее, да все руки не доходят. Это ж на месяц возни.

— Можно быстрее.

— Окажите содействие! У таких дамочек наверняка есть левак-протезист, — Сомов подмигнул, — устройте, я за ценой не постою. А то действительно щелкунчик какой-то. Мне ж жениться надо, а с такими зубами ни одна не пойдет.

Кофе хлебал шумно, торопливо и ел деловито, без интереса к тому, что поглощает. Будто дрова в печь подбрасывал.

— А насчет прав моих вы у мужа поинтересуйтесь. Надеюсь, подтвердит.

— А вдруг нет?

— Подтвердит. Этот поселок, и финская баня, и бассейн, и машина, которую мне подают, и главк, в котором работает ваш муж, возникли оттого, что я однажды в тайге вышел на одну сопку.

— Совершенно случайно.

— Да как сказать. Вот мы с вами случайно здесь сидим?

— Надеюсь, что да.

— Не валяйте дурочку, ну, не сегодня бы это случилось, так завтра или послезавтра. Я искал этого случая, а вам все равно и даже немного любопытно. И сопке этой было все равно, а я ее очень искал. На огромном пространстве я искал ее или такую же, как она. И нашел.

— Один?

— Нет. Якут был со мной, проводник, и двое работяг. Не пугайтесь, ударяться в воспоминания не стану. Вот допью коньяк, и пойдем. Так что комплекса неполноценности у меня нет, и того, что незаслуженно на хорошем корте играю, тоже.

— А другие что же, Кузяев, мой муж, они что, плохо искали?

— Хорошо. Только я больше хотел. Я так хотел, что все другое прошляпил: диссертацию, дом, карьеру.

— Ничего, судьба вас вознаградила.

— Да… карьера в карьере. Каламбур.

— А дом?

— Вот с домом сложнее. Но об этом в другой раз. Вас не хватятся?

— Предоставьте об этом беспокоиться мне.

— Не имею права. Вы дама передовая, на предрассудки плюете, к миру искусств отношение имеете, а там ведь все проще, не то, что у нас, трудовых муравьев.

— У вас втихаря принято, чтоб воды не замутить. Не бойтесь, Сомов, мы вернемся врозь. И другого раза не будет, — Светлана встала, — а шоколад отнесите завтра повелительницам птиц. У меня от него аллергия.

— Другой раз будет, — он потянулся через стол, взял плитку, — шоколад отдам Роберту, у его дочери нет аллергии, наверное, не с чего ей быть. Другой раз будет, — встал, подтянул без стеснения брюки, — вот только непонятно, что вы за птица, стрекоза.

На другой день и потом, несколько дней подряд, Светлана сразу после завтрака исчезала из поселка. Придумывала каждый раз новый предлог: какой-то сельский магазин, по верным сведениям, забитый заграничными товарами; или усыпальница знаменитого полководца, которую необходимо посетить; или пустынный, никому не ведомый чудный пляж, расположенный километрах в тридцати.