– Этот был черным, – удивительно точно сообщила Аврора. – Не розовым. И это… Это не руконог.

Это МоБ.

Но вслух я это не сказал.

– Кто же это?

Мы с Авророй дружно пожали плечами.

– У вас ведь приемника в лодке не было?

– Нет, – Деревянский помотал головой, – я как-то не люблю все это… Рации, телефоны, гиперпередатчики… Моя бабушка считала, что от электричества человек тупеет, а от радиоволн вообще глаза лопаются. Я люблю тишину, в ней лучше творится… Поэтому я безо всего путешествовал.

Деревянский вдруг вскочил с энтузиазмом.

– Слушайте! А вдруг это мобильное бешенство?!

Мобильное бешенство у нас, как чахотка в девятнадцатом веке. Популярное заболевание. Ну что ж, он первым начал, никто ему язык не оттягивал.

– Вряд ли, – Аврора пожала плечами. – Я ничего не слышала…

– Может, и МоБ, – поддержал я Деревянского. – Последний случай зафиксирован больше года назад, и недалеко отсюда, между прочим. А МоБ чрезвычайно заразен… Вот однажды мы с классом на Плутон летали, ну, на экскурсию, смотреть на красоты всякие, сувениры от скал откалывать. А на обратном пути на камбузе сальмонелла развелась. Сначала один заболел, а уже через два дня весь корабль из туалетов не вылазил. Я в свое время даже предлагал организовать комическую реконструкцию этого происшествия, название даже предлагал – «Поносный Рейс». Но Магистр отклонил мою заявку…

– Лучше бы он тебя отклонил, – буркнула Аврора.

– Я все это к тому, что бешенство могло уже разлететься по планете. Оно, может быть, уже вокруг, рыщет…

Мы все взглянули на ворота.

– Так… – протянул Деревянский. – Так, значит… МоБ… А где наша любимая Карантинная Служба?

Аврора хихикнула.

– Что?! – насторожился Деревянский.

– Да так, это я о своем. У Карантинной Службы свои проблемы, они раньше чем через три дня не появятся.

– Они вообще не появятся, – заявил я.

– Не слушайте его, – тут же начала Аврора. – Он слишком много болтает. У него в голове гайка.

– Как это? – удивился Деревянский.

Я хотел строго возразить, однако решил послушать, что будет обо мне нагло врать эта персона.

– Его отец любил работать на токарном станке, – выдала Аврора. – Любил вытачивать разные мелкие предметы. И вот однажды он вытачивал гайку, а маленький Аут играл неподалеку…

Нет, все-таки она не совсем безнадежна. Некоторая фантазия есть. Впрочем, это она от меня понабралась. Моя личность излучает слишком мощные энергетические токи, они пронизывают все окружающее пространство, в том числе и Аврору. И изменяют к лучшему.

– И вот гайка выскочила, ударилась в потолок, а затем прямо в голову Аута. Никакого вреда она ему не причинила, но из головы ее извлекать не стали, так до сих пор и болтается. Поэтому и болтливость.

И Аврора ехидно мне подмигнула.

– Это правда? – Деревянский был потрясен.

Нет, все-таки художники странный народ. Кругом разворачиваются на редкость пугающие чудеса, хляби небесные разверзлись, может, через какие-нибудь полтора часа нас тут вообще смоет, и вообще мобильное бешенство, того и гляди зомбаки в дверь начнут ломиться, а живописец Деревянский поражается, что у меня в голове якобы скачет гайка.

– Правда, – сказал я. – Только не гайка, а маховик. Папа тогда маховик для часов вытачивал. Теперь у меня в голове маховик, иногда так и вертится, так и вертится. И точно к языку привязан он. Как маятник.

В подтверждение этой загадочной связи я выставил язык и хаотически им поболтал.

Аврора устало вздохнула.

– В Англии каждые пятнадцать лет человека убивает гайкой, – сказал я. – Это довольно распространенное событие.

– Знаете, а тут ведь какое-то противоречие… – сказал Деревянский.

Он принялся бродить по избушке туда-сюда и чесать голову, видимо, с гигиеной у него были нелады.

– Это на самом деле не противоречие, – промурлыкала Аврора, – у нашего друга Аута в голове маховик…

– Нет, я не про маховик, – махнул рукой Деревянский. – Я про бешенство. Тут ведь явное противоречие…

– Какое противоречие?

– Какое? Какое… На Гогене нет крупных животных со щупальцами…

– Вообще, МоБ темная штука, – перебил я. – Не изученная. Вы слыхали про штамм «Гулливер»?

Деревянский не слыхал.

– «Гулливер» увеличивает размеры, – пояснил я. – А «Эйнштейн» активизирует работу мозга – продуцирует гениев. Знаете Прохорова? Ну, тот, который двигатель третьего уровня просчитал? Он переболел мобильным бешенством и стал гениальным…

– А потом умер, – добавила Аврора.

– Умер, – согласился я. – Потому что надорвался. Пытался обсчитать двигатель, способный обогнать расширение Вселенной. Но зато какой прорыв!

– Да… – грустно вздохнул Деревянский и поглядел на свои руки.