Октябрина вернулась.

– Прощальный поцелуй? – ухмыльнулся я. – Я давно этого ждал, мы остались тет-а-тет…

Октябрина присела возле граммофона, принялась крутить ручку. Поставила иглу на пластинку и ушла. А я остался. Я, Андрэ с родовой энциклопедией и «Марш энтузиастов». А когда пластинка закончилась, я остался совсем один.

С ботами.

Они стояли вокруг меня. Метрах в десяти. Блестящие и молчаливые. Плотным кругом, вся сотня. Ведьмин круг. Не шевелились, Ахлюстин их отключил. Каким-то неведомым мне способом, видимо, в кибертехнике разбирается. Собрал их, велел смотреть на меня и отключил.

И они смотрят. Мертвыми глазами. Одного Андрэ оставил в рабочем состоянии…

Андрэ. Он стоял с книгой под мышкой. И смотрел на меня вопросительно. Мне не хотелось с ним разговаривать. Я даже не знал, чего мне хотелось. Видимо, все эти три дня Андрэ должен был кормить меня, поить и развлекать чтением. А я ведь их тоже чтением развлекал… Книга «Для благочестивых мальчиков и девочек»…

Да, не рой другому котлован, обвалишься в него конкретно – язык древних удивительно ярок и лаконичен.

Что-то щелкнуло над головой. Цепи ослабли, и я смог сесть. Это называется гуманизм. Правда, отойти дальше, чем на метр, от столба у меня все равно не получилось. Оказался на поводке, как Дружок.

Стал думать. История закончилась, но несколько вопросов продолжали оставаться открытыми.

Жук. Сильфида эта. Или сильфид. Не знаю точно. Я так и не понял, как он появился в ружье. Кто подложил? Непонятно…

Бараки в лесу. Так и не проверил. А надо было, кто его знает, что там на самом деле. Местность странная… Вся эта Латинская Америка странная местность, что тут только не происходило…

Загадки. Несколько загадок – это всегда хорошо. Закрытые двери – вещь удивительно скучная, скучнее нее только кирпичные стены. Я вот лично люблю книжки, в которых остаются загадки. Где не совсем ясно, кто убил. Где не до конца ясно, что будет там, за обложкой. Этому и Магистр учил. В любой истории всегда должна быть тайна. Клад Стеньки Разина, источник вечной жизни Кортеса, исчезновение Четвертой марсианской экспедиции. Если знать все разгадки, то жить станет неинтересно.

И я не хотел их знать.

Сидел, отдыхал. Иногда, чтобы не скучать, пытался снять кандалы. Не очень получалось. Просил Андрэ снять кандалы, Андрэ не реагировал, Ахлюстин его тоже подкрутил, и теперь бот не очень хорошо мне подчинялся.

Нет, если мне будет грозить серьезная опасность, Андрэ мне поможет… А так – нет.

Вечером, когда стемнело, мне стало совсем грустно.

– Ладно, – сказал я Андрэ, – не хочешь мне помочь, так давай, почитай мне что-нибудь. Из этой книги. Там наверняка какой-нибудь роман воспитания. Давай, воспитывай меня, поднимай на высокие духовные уровни, я ценю классику.

– Слушаюсь, масса.

– Не называй меня больше так, – велел я. – Реконструкция закончилась. Называй меня просто Антон.

– Хорошо, Антон.

Андрэ совершенно по-человечески послюнявил пальцы и открыл книгу.

– Ну что там?

Бот молчал. Листал страницы и молчал.

– Что такое? – спросил я. – Почему молчишь?

– Здесь нет никаких букв, – ответил бот. – Книга пуста.

– Как пуста?

– Абсолютно пуста. Только бумага. Плотность около ста…

– Постой, – остановил я бота. – Посмотри в других спектрах.

– Конечно.

Бот принялся вращать глазами.

– Нет, ничего, – подтвердил он через минуту. – Во всех спектрах, доступных моей визуальной системе, не наблюдается ничего. Книга пуста.

Я хотел было со злобы приказать боту порвать эту книгу и сжечь, но передумал. Наверняка этот Ахлюстин мне ее неспроста подарил. С каким-то смыслом или подсмыслом, с какой-то непростотой.

– Дай сюда!

Бот протянул мне книгу. Книга как книга, ручной переплет, произведение искусства. Несколько первых страниц выдраны с мясом. Вероятно, Ахлюстин вел дневник. И теперь, вероятно, он хотел, чтобы дневник вел я. Записывал. Чтобы это была летопись моего перевоспитания, роста над самим собой.

А чем мне писать, голубчики? Кровью?

И тут мне пришла в голову прекрасная идея – я понял, что эта книга в будущем сослужит мне прекрасную службу. Я буду писать в ней свои воспоминания. Мемуар. Надо ведь оставить потомкам свидетельства моего героического пути.

И я их оставлю. Запишу с подробностями, с присущим мне юмором, с литературным талантом, с правдивостью и точностью.

А пока мне стоит поспать.

Я взял у бота книжку, положил ее под голову и уснул, убаюканный своими будущими свершениями, и мне снились удивительно приятные сны, в основном про полеты меж звезд.