Зимой 1943 – 44 г., когда от здания НКВД хоронили летчика, нас обязали его проводить в последний путь. Похоронной процессией руководил тот товарищ, который вызывал меня. И только на похоронах мы с одноклассниками разговорились, оказывается, на встрече с ним побывала каждая ученица нашего класса! Но все молчали. Изрезавшего же портрет, видимо, так и не нашли».

28 июля 1943 г. секретарь Горьковского обкома партии по пропаганде И. М. Гурьев, выступая на 14-м пленуме, рассказал: «Чем, как не отсутствием политической работы, можно объяснить такой факт, что в селе Шарапове Гагинского района не ставилось ни одного доклада. В этом селе ходят такие слухи, что Турция объявила войну Советскому Союзу и что в Шарапове скоро будут немцы. Ходят даже такие слухи, что союзники объявили войну Горьковской области, что сначала ввели колхозы, а вот теперь хотят колхозников сделать единоличниками». [365]

Что касается жилищно-коммунального хозяйства, то на него денег всегда не хватает, а в войну положение еще больше усугубилось. Работники водопроводных станций и коллекторов относились ко 2-й категории рабочих, никакой брони им не давали, зарплата была небольшая. Да и украсть в ЖКХ, кроме метелок и гаечных ключей, было нечего. Понятно, что людей в этой сфере катастрофически не хватало, слесари и ремонтники ушли на фронт, дворники нашли более высокооплачиваемую работу. В результате состояние жилого фонда зимой 1941/42 г. стало стремительно ухудшаться.

На заседании исполкома Горьковского облсовета 11 января 1941 г. один из выступавших так охарактеризовал состояние городского ЖКХ: «Бани грязные, мусорные ящики и выгребные ямы переполнены, нечистоты текут по улицам… Водоразборные колонки и отдельные магистрали часто замораживаются и выходят из строя… Основным недостатком в части эксплуатации жилого фонда является совершенно неудовлетворительная подготовка жилищ к зиме, что приводит прямо к катастрофическим последствиям». [366]

В результате полного выхода из строя коммуникаций остались без воды и отопления только в Свердловском районе города четыре многоэтажных дома по набережной им. Жданова (ныне Верхневолжская наб.) и еще три – на улицах Университетской, им. Лядова и им. Дзержинского. В ужасном состоянии оказались и дома в Куйбышевском районе. Например, в доме № 40 по улице Маяковского «все входные двери и окна в коридорах не остеклены, водопровод и канализация вышли из строя, выносной уборной не имеется, во дворе образовались свалки нечистот и помоев, коридоры залиты водой и завалены дровами, на лестничных площадках всюду мусор и нечистоты». Нередко жильцы, как в Средние века, выливали отходы жизнедеятельности прямо на лестницы и в окна. [367]

Жители самостоятельно заготавливали дрова, чтобы обогреть свое жилище

Надо сказать, что центральная канализация в те годы охватывала только меньшую часть жилого фонда. В домах дореволюционной постройки, бараках и щитовых домах, построенных при Сталине, никаких удобств не имелось. Туалеты, как правило, представляли собой деревянные будки с выгребными ямами под ними. Периодически эти места надо было чистить, а накопившиеся нечистоты вывозить. Делали это так называемые ассовозы – конные подводы с бочкой. В народе же этот вид транспорта получил весьма простое и само собой напрашивающееся прозвище. Но в годы войны сотни лошадей были мобилизованы на фронт, кадров на этой весьма непрестижной работе постоянно не хватало, посему и с вывозом нечистот дело обстояло так плохо.

Обслуживание населения электростанциями тоже велось из ряда вон плохо. Из-за нехватки топлива многие из мелких станций просто закрылись, оставшиеся отправляли по проводам ток низкого качества. Напряжение обычно колебалось от 190 до 200В и почти никогда не доходило до положенных 220. Это отрицательно сказывалось на работе предприятий и электроприборов, свет в войну горел не стабильно, а прерывисто – то ярче, то тусклее. При перегрузках сети, особенно зимой, регулярно происходили аварийные отключения. Причем «вырубали» в первую очередь жилой сектор. Во многих сельских районах электричества не стало вовсе.

Дрова на отопление населению тоже приходилось запасать своими силами. Сил и времени ездить в пригородные леса не было, поэтому в дело сначала шли дворовые деревья, потом парки, заборы и скамейки, в общем, все, что горит.

В военное время возникали проблемы и с похоронами умерших, которые тоже входили в компетенцию коммунальных служб. Особенно проблемным в этом отношении, конечно же, был блокадный Ленинград (ныне Санкт-Петербург), где ежедневно умирали от голода тысячи жителей. Окоченевшие трупы возили по городу непокрытые грузовики, а потом сваливали в кучу на кладбищах. Начальник городского управления милиции старший майор Е. Грушко 28 декабря 1941 г. жаловался в облисполком на похоронную площадку на острове Декабристов: «Трупы в нескольких братских могилах не зарыты. На площадке беспорядочно разбросано большое количество трупов в гробах и без гробов. Порядок приема трупов не установлен, у площадки использован сарай под морг для приема трупов, предназначенных захоронению в братских могилах, но лица, наблюдающего за порядком в этом морге, не имеется, и трупы беспорядочно лежат по всему сараю.

Похороны в блокадном Ленинграде

В моем присутствии привезли из морга Смоленского кладбища находившиеся там от 4 до 6 суток трупы на грузовой автомашине № 44–63, – машина не покрыта, трупы стаскивались с автомашины до траншеи за ноги, волоком на расстояние метров 15–20 и беспорядочно сбрасывались в траншею». [368] В итоге директор треста «Похоронное дело» Кошман и начальник управления коммунальных предприятий Карпущенко были арестованы и преданы суду.