Стефан, нервничая, ждал Макса в саду перед фонтаном. Наконец он разглядел в толпе провинциальных щеголей высокую фигуру рыжеволосого тюковщика. Длинные руки Макса казались как-то искусственно прикрепленными к его узким плечам и раскачивались, как маятники.

– Здесь много народу, – сказал Макс – Может, пойдем в рощу?

Стефан взглянул на него с удивлением. Ему показалось, что Макс стряхнул с себя обычную сдержанность и готовится раскрыть свои карты. Они пошли по аллее к сосновой роще. Несколько минут шли не разговаривая. Наконец, измученный молчанием, Стефан проговорил решительно:

– Кажется, ты прав. Фирмы в самом деле готовятся ввести тонгу.

– От кого ты это знаешь? – спокойно спросил Макс.

– От своего брата.

– Он сам тебе сказал?

– Нет. Я прочел об этом в докладе, который он написал. Он очень рассердился, когда заметил, что я его читаю.

– Как же тебе это удалось? – несколько подозрительно спросил тюковщик.

– А так… Нагнулся и прочел несколько строк с риском, что он меня изобьет. Но он только порвал на мне рубашку. Смотри!..

Макс внимательно оглядел ветхую рубашку, которую мать Стефана уже залатала.

– Все понятно, – сказал он. – Они хотят скрыть свои планы.

– Что ты обо всем этом думаешь? – храбро спросил Стефан.

– Думаю, что фирмы заинтересованы во введении тонги.

– Разумеется, – сказал Стефан. – Тонга сокращает расходы на обработку. Но тогда в мертвый сезон рабочие будут голодать вдвое дольше.

Лицо Макса было по-прежнему безучастно.

– Это только на первый взгляд так кажется, – сказал он неожиданно. – Государство готовит закон о страховании безработных. Экспорт наших Табаков в Германию возрастет. Тонга – это более гигиеничная, механизированная обработка. Фирмы будут закупать, обрабатывать и экспортировать больше табаку. Рабочий сезон может удлиниться… Тонга может оказаться полезной и для рабочих. В конце концов, не могут же рабочие восставать против рационализации труда.

– Да, – подтвердил Стефан.

Разговор не привел ни к чему. Макс, довольный, взглянул на покрасневшее от гнева лицо юноши и спокойно закурил сигарету. «Провокатор, – тревожно подумал Стефан. – Этот человек провокатор, агент фирм или полицейский». Но в противовес этому подозрению он сразу же допустил, что Макс, быть может, осторожный и очень опытный товарищ. Его уверенный взгляд и усмешка в глазах подтверждали это предположение. Однако Стефан чувствовал, что он все равно находится в мучительной неизвестности. Все-таки можно было задать Максу еще несколько вопросов. Стефан принялся подготавливать для этого почву.

– Но ты же знаешь, что деньги для страхового фонда государство будет выкачивать опять-таки из карманов рабочих, – сказал он, – тогда как заработная плата не поднимется ни на лев. А пособие – это просто жалкие крохи, которые сейчас отнимают у нас, чтобы подкинуть их нам в голодный сезон. Государством управляют капиталисты, а уж они шагу не ступят, если это хоть на грош уменьшит их прибыли.

– Ты рассуждаешь узко, – возразил Макс.

Их взгляды встретились. Стефан снова увидел в глазах собеседника прежнюю усмешку, смешанную с добродушным лукавством. Но игра становилась утомительной, и Стефан нахмурился. Это, видимо, доставило удовольствие тюковщику.

– Может быть, я сыщик? – усмехнулся Макс.

– Ясно, что нет. Но давай прекратим разведку, ладно?

– Мне кажется, мы уже прекратили, – сказал Макс.

– Тогда будь более искренним.

– А ты говоришь искренне?

– Прости, но я начинаю думать, что ты глуп.

– Ничего, – терпеливо отозвался тюковщик.

– Я тебя сразу раскусил. Ты анархист, который разыгрывает из себя социал-демократа, но это не помешает нам прийти к согласию по некоторым вопросам. Не так ли?

Макс рассмеялся, и, когда рот его открылся, обнаружились плоды подвига антисемитов – дыры на месте выбитых зубов.

– А что ты скажешь о себе? – спросил он.

Серо-синие глаза его вдруг стали серьезными.

– То, что ты, вероятно, уже знаешь, – ответил Стефан. – Я сочувствую коммунистической партии. Работать я начал еще в гимназии. Распространял нелегальную литературу, руководил кружками. Все это обнаружилось, и меня исключили. Впрочем, исключением я обязан отцу. Он учитель латинского языка… Свихнувшийся… косный человек.

– Знаю, – сказал еврей.

– Значит, ты интересовался мной?

– Почему же нет?

– Так ты анархист? – опять спросил Стефан.

– Нет. Продолжай.

– Если ты узколобый фанатик, ты можешь сыграть со мной неприятную шутку, но все равно я буду говорить. Так или иначе, ты по крайней мере не агент фирмы и не полицейский – я так думаю. На прошлой неделе, когда я с тобою встретился у охотничьего домика, я заметил у тебя немецкую книгу. «Ага, – сказал я себе, – человек, который знает немецкий и так разговаривает, не унизился бы до того, чтобы поступить на службу в полицию».