— Идите, товарищ Шатлыгин. Работайте.

Секретаря ЦК Шатлыгин знал давно. Знал как человека, который в трудные для партии дни всегда занимал принципиальную позицию и терпеть не мог двурушников и приспособленцев. И все-таки у него бывали странности. Случалось, будто что-то застило ему глаза. И тогда у некоторых людей он не замечал или не хотел замечать тех недостатков, которые так беспощадно бичевал в других. Так было и со Спишевским.

Шатлыгин познакомился с ним еще в октябрьские дни в Питере, когда решался вопрос о дне и часе восстания. Спишевский тогда примыкал к группе центристов, выступивших против Ленина и выболтавших в меньшевистской газете «Новая жизнь» планы партии. Потом, работая уже в редакции, в секретариате «Правды», он поддерживал Троцкого. Словом, грешков, а точнее грехов, в прошлом у него было достаточно. Все это не прошло для него бесследно, в конце концов Спишевского перевели на низовую работу. И с тех пор его будто подменили.

У Спишевского остались друзья в Москве, занимавшие в аппарате ЦК и ЦКК РКП видное место, он был хорошо проинформирован о политических течениях в партии. И, располагая этой информацией, умело ориентируясь, выступал на партийных активах, солидаризуясь с мнением большинства ЦК.

Это заметили и постепенно снова стали выдвигать его. Выдвижение шло медленно. Каждая ступенька давалась ему с трудом: заведующий наробразом, заведующий отделом окружкома, секретарь городской газеты, секретарь райкома, когда они образовались, и, наконец, третий, а потом и второй секретарь горкома.

В судьбе Шатлыгина все было не так. Не было колебаний в выборе пути. И был стремительный взлет. Второй секретарь республики…

На новом месте ему пришлось работать со Спишевским.

Шло время. Отношения и внешне были вполне корректными. Только после смерти Романова Шатлыгин сорвался, говорил с ним непривычно резко. Да и как было иначе? Шатлыгин ценил Романова, по-мужски любил его. Разве можно было так равнодушно отнестись к судьбе человека? Самоустраниться? Не поговорить с Романовым по-человечески, не подбодрить, не обнадежить? Ведь все можно в жизни исправить. Кроме смерти. Нет, все-таки Спишевский — человек с холодным сердцем, себялюбец.

В истории с Романовым он, конечно, никакой ошибки, с формальной точки зрения, не совершил. Да вообще за все годы совместной работы — никаких ошибок. А что он, Спишевский, делал? Старался ничего не решать. Всем обещал, но не решал. Решать приходилось ему, Шатлыгину, даже те вопросы, которые в компетенции второго секретаря.

Шатлыгин секретарем горкома проработал четыре года.

Как-то ночью Валерия Валентиновича разбудил телефонный звонок. Знакомый тихий голос секретаря ЦК спросил из трубки:

— Как поживаете, товарищ Шатлыгин? Как работается?

— Хорошо, — все еще не придя полностью в себя после сна, ответил Шатлыгин.

Ночью была отличная слышимость. Слышно было даже хрипловатое дыхание человека на том конце провода.

— Ну и хорошо… — после паузы сказал секретарь ЦК и повесил трубку.

Валерий Валентинович не смог заснуть до утра. Звонок взволновал его. За четыре года не было ни одного звонка сверху, ни одного вызова. Будто о нем забыли. Оказывается, нет.

Шатлыгин был из тех людей, которые на любом участке работают во всю свою силу. Но за это время у него бывали очень тяжелые дни, когда сердце его одолевали сомнения и появлялось чувство неуверенности в себе и в своих силах. Ночной звонок придал ему уверенности.

За четыре года, которые он возглавлял городскую партийную организацию, были реконструированы многие заводы. То, что Шатлыгин занимал когда-то крупный пост, помогло ему на новой работе. Его хорошо знали в Москве, в центральных планирующих организациях, в наркоматах. Поэтому ему было легче добывать дефицитное оборудование для промышленных предприятий города. За эти годы на металлургическом заводе построили мощный мартеновский цех, еще один — трубный, обновили литейный и бандажный. Котельный завод приступил к освоению прямоточных котлов, завод «Красный гидропресс» запустил в серийное производство новые прессы. Продукция кожевенных заводов свободно конкурировала на мировом рынке.

Окрепнув экономически, заводы смогли построить на побережье Азовского моря пионерские лагеря и дома отдыха для рабочих. В центре города разбили красивый парк. Все это были результаты большой работы городской партийной организации и конечно же его работы как секретаря. И все же Валерий Валентинович был удивлен, когда в тридцать четвертом году на XVII съезде партии его избрали членом ревизионной комиссии ЦК ВКП(б), а в конце 1935 года последовало новое назначение — второй секретарь крайкома ВКП(б).

На партийном активе, прощаясь с коммунистами города, Шатлыгин сказал, что в городской организации выросли хорошие партийные кадры, и назвал в числе других Михаила Путивцева и Кузьму Хоменко.

— Пять лет назад на металлургическом заводе я встретил молодого коммуниста Хоменко. Он очень хотел стать машинистом пильгерстана. Но с ним случился один казус. Не буду об этом сейчас говорить подробно. Хоменко избрал другую профессию, стал учиться. Поработал в лекторской группе окружкома комсомола. Приобрел опыт общения с людьми. Был инструктором райкома, завотделом, а теперь возглавляет партком такого крупного завода, как металлургический. Судьба Хоменко — типичная судьба молодых работников, которым партия дала крылья…