Многие исследователи терроризма являются представителями западных обществ; они склонны поддерживать те режимы и типы государственного устройства, которые являются объектом деятельности многих террористических групп. Они не способны или не хотят (в силу своих идеологических убеждений) признавать, что эти государства и режимы угнетают и подавляют конкретные сообщества и меньшинства, или поддерживают другие страны, которые это делают. Такая политика угнетения в определенном смысле является формой терроризма, которая зачастую превосходит по масштабам, последствиям и жестокости действия «негосударственных» террористов.

Следует помнить, что терроризм – это комплексное системное и многоуровневое явление и что не все террористы имеют одни и те же мотивации, цели и формы поведения. Такие установки легко приведут к неоправданным обобщениям и к психологическому редукционизму. При анализе проблем мотивации терроризма необходимо обращать особое внимание на идентификацию конкретных индивидов и групп, поведение которых изучается, и ограничивать свои объяснения именно теми контингентами изучаемых лиц и групп, четко выделять обстоятельства и условия, при которых предлагаемые объяснения являются валидными. Изучение возможных выгод от «террористической жизни» дает важную дополнительную перспективу в понимании террористической мотивации. Достижение статуса и комфорта – это привлекательные цели для всех секторов общества на Западе и на Востоке, в развитых странах и в странах третьего мира. Это мощная мотивация террористической активности требует глубокого анализа.

Вполне понятно, что непосредственное изучение психологии террористов проводить трудно, но решать эту задачу очень важно. И там, где возможно, это следует делать. Когда это невозможно, следует обращать внимание на высказывания террористов, которые становятся достоянием гласности (их мемуары, декларации, рациональные объяснения и т. п.).

Хотя терроризм существует на протяжении веков, до последней четверти XX в. он не был предметом психологического исследования. Внимание психологов привлекал не столько терроризм как политическое и социально-психологическое явление, сколько личность террориста и мотивы совершения теракта отдельной личностью. В зависимости от теоретических оснований это объяснялось нарциссической агрессией, социопатией, стремлением к власти, утратой смысла жизни, переживанием собственной беспомощности, фрустрацией и т. д. (Morf, 1970; Pearlstein, 1991; и др.).

Полученные в исследованиях данные позволяют представить симтомокомплекс индивидуально-личностных качеств, характеризующих террориста: агрессивность, депрессивные состояния, чувство вины, приписывание себе и другим недостатка мужественности, эгоцентризм, крайняя экстраверсия, потребность в риске и принадлежности к группе, поиск сильных ощущений.

Большинство исследователей мотивации терроризма на индивидуальном уровне отмечают, что явная психопатология среди террористов – достаточно редкое явление. Вместе с тем можно выделить ряд личностных факторов, которые часто становятся побудительными мотивами вступления индивидов на путь терроризма: сосредоточенность на защите своего Я путем проекции с постоянной агрессивно-оборонительной готовностью; ущербная личностная идентичность, низкие самооценки, элементы расщепления личности; сильная потребность в присоединении к группе, т. е. в групповой идентификации или принадлежности; переживание социальной несправедливости со склонностью проецировать на общество причины своих неудач; социальная изолированность и отчужденность, определение своего места на обочине общества и потеря жизненной перспективы (Психологи о терроризме, 1995).

Нельзя утверждать, что этот набор характеристик является каким-то обобщенным профилем типичного террориста. В ряде случаев важную роль играют политико-идеологические и религиозные мотивы вступления в террористическую группу. Но нельзя исключать, что они могут являться формой рационализации глубинных личностных мотивов – стремления к укреплению личностной идентичности и, что особенно важно, удовлетворения потребности в принадлежности к группе. Принадлежность к террористической группе в психологическом смысле снимает у индивида неполноту и расщепленность его психосоциальной идентичности. Группа становится для террориста стабилизирующим психологическим основанием, позволяющим чувствовать себя полноценной личностью, важным компонентом его самосознания и обретения смысла жизни (неважно, что это будет суррогатным замещением его реальных смыслообразующих ориентаций) и в то же время мощным психологическим механизмом духовной, ценностной и поведенческой стереотипизации.

На уровне внутриличностного психологического анализа основные усилия психологов были направлены на разработку психологических моделей личности террориста с привлечением соответствующих теоретических обоснований и исследований мотивов совершения террористических актов. В исследовательской практике были предложены (с некоторыми вариациями) три модели (см., например: Психологи о терроризме, 1995).

Первая модель – это террорист по идеологическим, политическим и религиозным убеждениям. Террорист такого типа искренне считает, что его действия, независимо от конкретных результатов, полезны для общества и что любые жертвы для достижения «справедливых» целей оправданны. Сфера сознания у террориста такого типа крайне сужена теми или иными идеологическими, религиозными доктринами, им же подчинена его эмоциональная сфера. Он способен совершать все что угодно. В соответствии с политической терминологией, это фанатик – либо идейный сторонник определенных ценностей и мировоззренческих установок, либо психопат.

Вторая модель опирается на теорию человеческой агрессивности: террорист – это просто крайне агрессивный человек по своим личностным особенностям, а его участие в террористической деятельности – один из возможных вариантов проявления природной агрессивности. Для объяснения этой модели привлекается ряд теорий человеческой агрессивности, предложенных мировой психологической наукой (социал-дарвинистская концепция этноцентризма, теория группового нарциссизма и инстинкта смерти З. Фрейда, этологические концепции инстинктивной природы агрессивности человека и т. д.). Хотя эти теории были подвергнуты критике, их объяснительный потенциал позволяет выдвигать гипотезы для изучения поведения террористов. Например, согласно бихевиористской теории фрустрации-агрессии Доллара – Миллера, чувство фрустрации, порожденное невозможностью для человека по каким-то причинам достичь жизненно важных целей, неизбежно порождает у него тенденцию к агрессивным действиям, в том числе – обращение к террористической деятельности. Если не абсолютизировать эту концепцию как единственный и универсальный способ объяснения агрессивного поведения человека, можно признать, что в ряде случаев она применима для понимания склонности человека к террористическим действиям.