Впрочем, к чему вспоминать былые споры? Здесь и сейчас все готово. Корпус собран и тщательно отмыт от отпечатков пальцев в уксусе и, на всякий случай, спирте. Склеены в единую многослойную пластину поражающие элементы. Установлены привезенные из Турции взрыватели. Осталось надеть специальные перчатки и доложить в конструкцию последний брусок превосходного английского тола.

Есть место. Есть план. Время придет.

Вымывая из волос дорожную пыль, я не удержался от декламации подцепленного еще в Риге четверостишия:

Мир - рвался в опытах Кюри

Атомной, лопнувшею бомбой

На электронные струи

Невоплощенной гекатомбой...***

– Это ты про что сейчас?
– вмешалась Александра.

– Так, вспомнилось к слову.

– Скоро уже?

Невинный вопрос, но по голосу сразу понятно - девушку интересуют вовсе не житейские мелочи.

– Думаю об ошибке выживших, - ляпнул я, и в ответ на недоуменный взгляд пояснил: - Из старых зданий остаются только самые красивые и прочные - только потому, что остальные сносят, а не реставрируют. С людьми, впрочем, обычно поступают так же.

Пауза затянулась. Я успел домыться, обтереться, стянуть с веревки постиранную домашнюю косоворотку и натянуть ее на себя. Только после этого Александра созрела на новый вопрос.

– Ты страшный. Видишь будущее... нет, не спорь, мне все стало понятно, когда ты после самоубийства Маяковского страшно накричал на Якова, как будто предупреждал, предупреждал его сотню раз, а он, гад такой, и пальцем не пошевелил ради старого друга.

– Уже объяснял, ну сколько можно?!

– Да разве одно это!

– Никак в толк ни возьму, как все это связано с рассказом про ошибку, - я неловко, по детски приобнял девушку за плечи.
– Всего-то по дороге смотрел на землянки, да вспоминал новостройку по Всехсвятской...

– Знаю, знаю. Там здоровенную домину для совбуров возводят, аж в дюжину этажей, - быстро перебила меня Саша.
– Не то, все не то! Прошу, нет, умоляю, скажи, про всех нас будут помнить потомки?!
– она заглянула мне в глаза.
– Как я боюсь ошибиться!

– Хочешь сказать... историю пишут победители!
– удивленно протянул я.
– Занятное же следствие ты вывела из "ошибки выживших"!

– Так прославят или проклянут?!

– Надеюсь, они про нас вообще не узнают. Герои, знаешь ли, редко живут долго. И вообще, определись уже, чего хочешь? Возмездия или славы? А может покоя?

– Возмездие - жизнь. Слава - смерть. Ты на это намекаешь? Но как быть с нашим убийцей Мирбаха? Или взять хотя бы Савинкова?

– Савинков-то тут вообще при чем?
– я постарался увести разговор в сторону, от скользкой натуры Блюмкина надо держаться как можно дальше.

– Кровавый бомбист и вдруг военный губернатор Петербурга, правая рука Керенского, отец когда-то говорил, без малого диктатор всей России!

– В итоге самоубился в большевистской тюрьме. Или убили, чтоб лишнего не болтал.

– Все равно, потомки его не забудут!

– Плохо ты их знаешь, - проворчал я в ответ.

– Оба они убивали, бомбами, для революции, а потом и для себя; я вчера перечитала "Бледного коня". Все правда, на самом деле правда, жизнь после встречи в поезде мне чудится сном. Будто пришла в этот мир чтобы умереть или убить. Нет, не так. Прервать чью-то жизнь, а затем умереть. Меня отравляет ненависть, понимаешь, я ведь любить... уже не смогу никогда. А раз так... ты прав, верно сам не понимаешь, насколько ты прав: зачем мне слава без смерти? Возмездие? Но ты скажи, можно ли вообще так жить, без прощения и покаяния? Неужели для жизни надо научиться убивать... для себя? Стать как они?

– Постой, постой! Зачем такие крайности?! Достаточно вовремя остановиться!

– Остановиться? Ты серьезно? Нет же, опять лукавишь! Дай подумать... Но не жди, присаживайся, поешь пока. Картошку бери и икру. Она задумываться начала, так я ее перемыла всю, но сегодня обязательно доесть надо!

Как тут спорить? Гибкий ум, неженская логика и тяжелый сумрак достоевщины с его "тварью", наложенный на метания "революсьонных" бомбистов. От Мессии к Дьяволу и обратно, со всеми остановками. Поход не за результатом, не убивать, и даже не умирать. Это путешествие внутрь себя, по прочитанному, услышанному, пережитому, во второй, третий, десятый и сотый раз. Маршрут, на котором потерять разум так же легко, как выпить стакан водки.

Каков все же подлец Блюмкин! Походя залил адский коктейль в механизм поворота истории. Зачем?! Мы прекрасно можем обойтись вдвоем. Но бывшему чекисту наплевать. Он во что бы то ни стало хочет замазать девушку в бадабум, требует хоть малую, но личную лепту. Смешно... как будто следователям, если вдруг до них дойдет, будет какое-то дело до тонкостей.

Мне проще. Страсти давно выгорели. Нет личной ненависти, скорее мной движет то самое нудное злое чувство, с которым приходится чинить сломавшийся в ночи унитаз. Отсутствие эмоций, минимум рисков, максимум - вероятность поражения цели. Просто сделать и забыть. Когда-то я уцепился за эти слова и продолжаю держаться за них как за маяк.