— Ангел, ангел, — зашептал Леонид, — ты пришел! Ты знаешь, ты… я… О нет! Я не хотел! Поверь! Все она! Не я это придумал! Боже!

Зарецкий взвизгнул и рванул к лестнице, я не успела пискнуть, как ученый, словно дьявол, провалился вниз.

— Натуральная палата номер шесть, — прошипел Юра. — Что это Зарецкий нес про ангела?

Я повернулась. Юра стоял лицом ко мне. Он был почти обнаженным: ну, не считать же одеждой ошметки белых трусов, разрисованных разноцветными машинками. Собственно говоря, «боксеры» трансформировались в некое подобие миниюбочки теннисистки. Не забудьте: Шумакова тащило по ступенькам и палубе, тут лопнет любой, даже очень качественный трикотаж. Восходящее солнце било Юре в спину, отчего его фигура казалась словно сотканной из золотисторозового света. Но самое главное! Подушка, остатки которой по сию пору болтались у Юры за спиной, оказалась набита не синтепоном, а натуральным пером. Пару минут назад подул легкий ветер, он медленно и осторожно высвобождал белые комочки из разодранной наволочки, они кружили в воздухе и тихо уплывали в сторону. Смотрелся Шумаков интригующе, лица его было не разобрать, четко вырисовывался лишь силуэт в ореоле из перьев.

— Бедный Леня, — вырвалось у меня, — он испытал сильнейший стресс!

— Очень мило жалеть Зарецкого и плевать на меня, — заревновал Юра. — Отдери от моей спины тряпку!

Я обошла его и дернула за лоскут, болтавшийся у него между лопаток.

— Ой! Осторожнее! — взвыл любимый. — Больно! Что там?

Шумаков еще говорил, а я уже сообразила: на его спину намазана некая субстанция, к ней прилипла наволочка, если дергать за ткань, она отходит вместо с кожей.

— Ты мог упасть на клей? — спросила я.

Юра хмыкнул:

— Шикарное предположение! Но нет, не мог.

— Незаметно, — настаивала я. — Шел, шел, споткнулся, шлепнулся на спину, а до этого там разлили…

— И в бензине я не плавал, — перебил меня Юра. — И керосин не пил, и зубную пасту из тюбика не жевал.

— Тюбик, — ахнула я.

Шумаков обернулся.

— Не понял!

— Все хорошо, — защебетала я. — Побегу в нашу каюту, поправлю постель, а ты туда осторожно двигайся.

— Ладно, — согласился Юра. — У меня до сих пор ноги трясутся, быстро не получится.

Я поспешила в каюту. Кровать лишилась спинки, но не рухнула. Матрас располагался на раскладушке, дерево вокруг нее служило исключительно декоративным украшением. Опасаясь, что Юра передумает и быстро вернется, я начала со скоростью обезьяны, ищущей конфету, рыться в постельном белье. Ведь это я взяла на кухне тюбик со сгущенкой, собираясь полакомиться любимым с детства сладким бутербродом, отвернула крышку… и тут в каюту постучал Юра. Чтобы Шумаков не стал потешаться и обзывать меня первой среди обжор, я быстренько, не подумав о последствиях, сунула тюбик под подушку, причем не свою, а Юрину. И теперь пытаюсь сообразить: завернула я колпачок или забыла? Если упаковка осталась открытой, то содержимое могло вытечь. Но где накидка с кресла, куда я запихнула второй тюбик? Нет ни покрывала, ни сгущенки, пусто.

Я перетрясла одеяла, но ничего не нашла. Внезапно мне стало душно. Дыша, как загнанная собака, я поспешила в коридор, а оттуда на палубу. Даже если я и не закрыла тюбик, то сгущенка не суперклей. Да, при помощи сладкой густой массы можно временно приклеить к себе рубашку или салфетку, но подушка — довольно объемная вещь, вместе со спинкой от кровати она составляет тяжелую конструкцию. Мне пришла в голову очередная глупая идея.

— Эй, — тихо позвал Юра, спускаясь по лестнице. — Можешь объяснить, что происходит?

— Пошли в каюту, — шепнула я. — Зарецкий тебя не узнал, не хочется разбудить когонибудь более сообразительного.

Мы вернулись, я еще раз осмотрела спину Шумакова и рискнула выдвинуть предположение:

— В нашу кровать попал клей.

Шумаков зевнул.

— Есть объяснение, как такое могло случиться?

Я пожала плечами.

— Единственное, что приходит в голову: мебель на теплоходе не самого лучшего качества, она сделана не из массива, а склепана из опилок, спрессованных с какимто вязким материалом. Клеящая субстанция просочилась на кровать, сначала спинка прилипла к подушке, затем подушка — к твоему телу.

— Звучит глупо, — подвел черту Юра, — но за неимением достойной версии придется принять идиотскую. Следующая проблема. У меня между лопатками мотается кусок наволочки. Как его убрать? Хочу предупредить: дергать нельзя, мне очень больно.

— Сейчас схожу в местную кладовку, — предложила я, — поищу там растворитель, на корабле он непременно есть, здесь полно крашеных деталей.

— Угу, — пробормотал Юра и плюхнулся на матрас, — возьму пока твою подушку.

Я, уже в который раз за эту беспокойную ночь, вышла в коридор и на цыпочках отправилась в ту часть теплохода, где располагались на нижнем уровне спальни команды. Помню, официант Антон выходил из двери в самом конце узкого коридора с бутылкой чистящего средства для серебра в руках.

Темнокоричневые полированные двери закончились, красивая синяя дорожка с рисунком, завернув за угол, сменилась дешевым ковровым покрытием экономичного серого цвета. Я остановилась около створки и, не колеблясь, дернула ее, ожидая увидеть небольшую каморку с вениками, швабрами, ведрами и бытовой химией. Но перед глазами возникла небольшая кровать, привинченная к стене, и подобие крохотной тумбочки.

— Пожалуйста, — умоляюще сказал тонкий голосок. — Я не виновата! Она сама все придумала! Я ничего не знала! Поверьте!