– Если бы ты знал, как мне хорошо с тобой! – она прижималась к нему, обвивая его шею тонкими руками.

– Знаю! – Он крепче прижал ее к груди. – И я испытываю тоже самое!

Они танцевали, почти не двигаясь, лишь слегка качаясь. Кончилась мелодия и он повел ее не к столу, а к окну. И, отойдя чуть в сторону, обхватил ее и стал целовать порывисто, признаваясь:

– Я больше не могу! Жутко хочу тебя! Уйдем поскорее!

От крепкого объятия захрустели ее косточки.

– Сумасшедший! Раздавишь меня, – она пыталась высвободиться. – И я хочу, но зачем же душить меня, как Дездемону?

– Пошли. Здесь шикарные номера в гостинице, – предложил он.

– С тобой – хоть на край света. Но… мы только что пришли, – кокетливо покосилась Рита на накрытый стол, подле которого стояли. – Наберемся пара… – шутливо напомнила она.

– Тогда еще по бокалу и – все!

Они поднялись по дощатым ступенькам двухэтажного коттеджа. Вошли внутрь комнаты. Он включил свет. «Фу!» – выдохнула она, не взглянув на дорогостоящий гостиничный люкс. Легла на широкую кровать и, распростерев руки, сбросила с ног туфли.

– Полежи, пока приму душ, – Дима на ходу расстегивал рубашку.

– И меня возьми с собой, а то – усну.

– Айда, моя крошка, – он взял ее на руки и унес в ванную.

Снял с нее платье и повесил на вешалку. Перехватив в огромном зеркале отображение ее красивого обнаженного тела, он порывисто повернул ее к себе.

– До чего же ты аппетитна! – он хищно впился губами в ее упругие груди с острыми сосками. – М-м… сладенькая моя.

– Ну, Дима, – жеманно сопротивлялась Рита. – Душ, а потом – я вся твоя…

Она сладко визжала под душем, когда он направлял сильные струи воды в чувствительные места ее тела, замурлыкала от удовольствия, когда он стал нежно обтирать ее махровым банным полотенцем.

Дима унес ее и уложил на широкую кровать и, разглядывая ее порозовевшее тело, восторженно воскликнул:

– Неужели все это мое? Настоящий клад! Ошалеть можно!

Он был в ударе. Рите казалось, что от ее вздохов и стонов сбегутся гостиничные клиенты и работники, но не могла сдерживать себя от его сладострастных проникновений. Кровать мало-помалу превратилась в борцовский мат.

Сидя в машине, Рита продолжала жить страстными минутами.

– Ты окончательно меня покорил, разбил, уничтожил, – призналась она. – Боже! Как можно лишать себя такого удовольствия?! – вспомнила и о своей подруге.

– Бес в меня вселился. Ты зажигаешь так, что можешь спалить! – он смотрел на Риту, разомлевшую на сидении рядом, точно намеревался снова наброситься.

– Ты – настоящий хищник! – и она глянула на него с очарованием. – Тигр! Тело будто не мое…

– Отныне я буду купать тебя – так возбуждает!

– Ты всегда будешь таким?

– У меня к тебе бесконечное половое влечение! – Дима отпустил руль, чтобы привлечь к себе Риту. – Никогда ты мне не наскучишь!

– С ума сошел! – запротестовала она. – Смотри на дорогу…

– Иди ко мне, садись на колени…

– Перестань! Мы разобьемся…

– Мы еще не занимались любовью в такой позе. В движении… Такой это будет кайф! В одном американском фильме показывали. Меня это очень заинтересовало. Непременно надо попробовать. Ко мне лицом повернись, – усаживал он ее удобнее. – Вот так, мое сокровище. А теперь помоги мне.

– Какой ты ненасытный, – она полезла ему в ширинку. – Просто, настоящий тигр…

Из-за угла неожиданно показался нос такси.

Дима надавил на тормоз, но было поздно. Раздался треск…

После пьянящего поцелуя зыбкая задумка напрочь выветрилась из головы Кати, и, похоже, она уже не принадлежала себе. Спартак доливал ей коварный напиток, который поначалу казался безобидным, а она смелела и охотнее отпивала, не думая о последствиях. В итоге раскраснелась, как клуша, щеки горели и ее в жар бросало. Шампанское, которым увлеклась, исподволь делало свое черное дело, и внезапно придало ей шальную решимость. Она пересилила неловкость и переместилась на подлокотник кресла, на котором сидел Спартак.

Она уже не та малышка с косичками и белым бантиком, которую он прежде знал и наставлял. Она выросла из короткой юбки и готова доказать свои окрепшие с годами к нему чувства. Вот только нужно переступить ей последний барьер нерешительности. Однако и он мог бы взять на себя инициативу, разве не видит, не чувствует, как она тает в его объятиях?!

– Честно говоря, Москва – настоящий дурдом, – как будто не к месту возобновил Спартак разговор о столице, но чуть позже прояснилось. – Все куда – то спешат. В метро, как в муравейнике. Особенно на станциях, где вокзалы, и съезжается масса людей с периферий. Вечно что-то тащат. Какие-то неподъемные баулы. Толпа теснит, давит. На эскалаторе спотыкаются, переступая…