Несколько часов спустя рыбакам оставалось лишь вынуть на поверхность сосуды для того, чтобы получить желаемую добычу. И по сей день рыболовство такого типа пользуется большой популярнстью.

Ошеломляющей, но в то же время эффективной может показаться мудрость Метиды в истории, описанной Плутархом.

Он повествует о древнем городе Милете, которому пришлось столкнуться со странным и ужасным явлением: молодые и красивые девушки кончали жизнь самоубийством, словно сподвигнутые на это некой темной силой. Кто-то бросался с обрыва, кто-то вешался или пронзал сердце кинжалом: казалось, что ядовитый воздух подталкивал молодых женщин города на действия, направленные против самих себя. Ни к чему не привели уговоры семей и речи совета мудрецов: «эпидемии» самоубийств не было конца. Тогда правительство города попросило совета у старого мудреца, который жил в уединении на холмах. Он указал им удивительный путь: «Издайте указ, в котором сообщите, что тело каждой женщины-самоубийцы будет выставлено в обнаженном виде на рыночной площади, пока не сгниет». Самоубийства сразу же прекратились – стратагема принесла успех.

Перенос внимания девушек, стремящихся покончить с собой, с желания умереть на образ собственного тела, выставленного публично до момента гниения, привел к «магическому» эффекту, предотвращая нездоровый импульс.

Искусство Метиды являлось формой прикладного знания, свободного от какой-либо фидеистической или идеологической предвзятости: практичная мудрость, синтез творческой искры и конкретных способностей. Неслучайно два героя, наилучшим образом представляющие данную традицию – Одиссей и Александр Македонский, – были доблестными воинами и в то же время пытливыми исследователями. Первый – в прямом смысле потерялся из-за своей жажды знаний после того, как перешел Геркулесовы столбы, то есть покинул надежные границы Средиземного моря для того, чтобы познать безграничность океана.

Второй – непобедимый полководец, способный изобретать непредсказуемые стратегии, а также завоеватель, который углубленно изучал традиции присоединенных к своему царству народов, усваивая из них все лучшее. В его библиотеке были собраны десятки тысяч пергаментов, которые собирали, сохраняли и делали доступными для использования специально уполномоченные Александром ученые. В этих пергаментах хранились литературные памятники самых разных культур и традиций. Библиотека Александра Македонского была настоящей сокровищницей синкретических знаний: его стремление к познанию не ограничивалось строгими догмами, а вызывалось желанием объединить все лучшее из различных сфер человеческого опыта.

К сожалению, искусство Метиды, которое продолжало процветать в качестве прагматической философии до возникновения Римской Империи, было вытеснено «абсолютной истиной» платоновской философии, в которой религия и наука накладываются друг на друга, а мудрость приносится в жертву догме. Богатая библиотека в египетской Александрии, символизирующая предыдущую традицию знаний, была сожжена христианами, которые считали ее святотатством. Впрочем, стратегический ум и мудрость не могут быть рабами абсолютной власти, поскольку такие узы лишили бы их жизненной силы, заключающейся в полной свободе мысли, воображения и выбора.

Неслучайно понятие «ересь», которым монотеистические религии и исходящая от них власть клеймили и проклинали всех тех, кто не придерживался «абсолютной истины», этимологически означает «разномыслие». Мудрый эллинский герой является в высшей степени еретиком, вольным, жаждущим знаний и способным на невероятные поступки. Его гениальная способность находить выход из самых сложных ситуаций заключается именно в умении мыслить и действовать, переступая за рамки обыденного. Спустя несколько тысячелетий Уильям Джеймс, один из основателей современной психологии, утверждал: «Гениальность – это не что иное, как способность наблюдать за реальностью с неординарных точек зрения».

На вопрос журналиста о разнице между гениальностью и обычным разумом, Альберт Эйнштейн ответил: «В то время как умный человек останавливается, удовлетворенный находкой иглы в стоге сена, гений продолжает поиски второй, третьей, может быть, и четвертой иглы».

Рассказывают, что в Средневековье один военный китайский стратег гостил у европейского принца. Ему довелось поучаствовать в рыцарских турнирах в качестве почетного гостя. Эти состязания не являлись простым времяпрепровождением, поскольку благодаря им часто удавалось избежать серьезных конфликтов, устраивались браки молодых принцесс и судьбы дворянских вдов. Они значили больше, чем просто рыцарские турниры.

Мудрый китайский стратег спросил у своего друга-принца, в чем заключаются «правила сражения». Тогда тот разъяснил ему простое правило: каждый принц выставлял на состязания трех своих лучших бойцов; команда, которая одерживала большее количество побед в турнире, становилась победительницей.

Китайский знаток задумался на несколько мгновений и потом сказал принцу: «Дорогой друг, позволь дать тебе совет: пусть твой третий по силе чемпион сразится с их первым, твой первый с их вторым и твой второй с их третьим. Ты проиграешь первый поединок, но выиграешь последующие два». Так и случилось.

Этот пример наглядно демонстрирует китайскую философию стратагем, которая явно менее героична, чем греческая. Но именно из-за своей меньшей эффектности она в некоторых случаях становится еще более эффективной. Как иллюстрирует в своих работах Франсуа Жюльен, один их блистательных китаистов, наиболее существенное различие между греческой и китайской традициями искусства боевой хитрости заключается именно в том, что в китайской культуре тактика должна быть как можно менее явной, а производимые с ее помощью эффекты должны казаться естественными. Образ китайского мудреца далек от греческого героя, он скрыт за самим действием, его стратегии всегда завуалированы, как «движения дракона, сливающиеся с облаками». Таков его метафорический образ.