Юная дама выдержала длинную паузу. Она обмахнулась сначала сегодняшней розой, потом листком со стихами, сегодня особенно галантными и очень ей льстящими. Затем она перебрала стопку нот, поставила наконец что-то перед собой на наклонный пюпитр в форме гитары и опять заиграла. Это была небольшая грациозная пьеса Моцарта.

Исполненные изящества музыкальные фразы с блеском и уверенной элегантностью выстраивались одна за другой, следуя плавно, без резких перепадов, в немалом удивлении от собственного благозвучия. В особенности от басов, которые иной раз, казалось, забывали о том, что должны сопровождать мелодию, и, радостно взликовав, низким голосом повторяли основную тему, как повторяет движения юных танцоров наблюдающий за ними развеселившийся старец.

Однако во время игры дама склоняла иногда прелестную светлую головку набок и думала с тихим благоговением о поэте. Она так ясно представляла себе, как он сидит на полукруглой скамье под каштанами и смотрит задумчивыми глазами в ночное небо, залитое лунным светом. И как с легким вздохом время от времени поворачивает темную голову в сторону садового домика и жадно внимает долетающим до него звукам музыки. Он бледен, и его лицо, такое гордое и неподвижное, выражает скрытую, немного беспомощную и трогательную детскость.

Внезапно музыка оборвалась. Тишина ночи сомкнулась, подобно темным водам озера, над поглощенной мраком незавершенной мелодией.

Прекрасная юная дама, оставив свою шляпу лежать, тихо покинула садовый домик, решив вернуться во дворец. Но посреди благоухающего цветами сада, где четыре широкие дорожки сходились у круглой розовой клумбы, она остановилась. Ее посетила одна фантазия. Повернувшись, она медленно пошла по дорожке к ступеням у входа в парк. Медленно, подняв голову, она пробралась между кустами, миновав, также медленно, четыре широкие ступени, и оказалась в полутемной ротонде, где, она это знала, сидел, скрываясь в глухой тени каштанов, поэт.

Нарушив границу тени, она сделала несколько шагов и ступила в светлый овал лунного пятна, скрестила на затылке руки и откинула голову, застыв неподвижно и мечтательно, как прекрасная фея из сада, купающаяся в лунном свете. Она сделала глубокий вдох. Ее красота блистала сиянием в темном обрамлении старых величественных деревьев. А рядом во мраке беззвучно внимал ей поэт, дрожа от возбуждения. Бесценный миг!

Через некоторое время дама повернулась и исчезла, с шорохом быстрых шагов по садовым дорожкам.

Из души поэта, подавшегося вперед и не сводившего с нее горящих глаз, исторглось стихотворение, полное неизбывной тоски и томления.

Именно о таком мечтала прекрасная дама в опочивальне и радовалась завтрашнему вечеру, с нетерпением ожидая эти стихи. Насладившись еще раз всем блаженством блестящих минут в ротонде, она заснула с нежной, тихо подрагивающей на губах детской улыбкой.

1900

ПОЭТ

Книга страстей

Где та долина? Далеко, далеко под золотой звездой.

Искал я долго, искал без устали, искал до изнеможения.

Я шел на север, я шел на юг —

Но той долины найти не смог.

Ханс Бетге

Одинокие

(Вместо предисловия)

Есть такие последователи новейшей философии, кто, сойдясь большим числом в праздных домах, вечера напролет предаются радости, сознавая общность своих воззрений, и все вместе приветствуют, дружно поднявшись восторженной гурьбой на вершину горы, восходящее солнце, наполняющее их энергией. Есть такие общины, где крестьяне, сапожники и батраки живут вместе, чтобы в гнетуще тесных и жалких лачугах ради духовного наслаждения сообща читать Библию и внимать толкованиям иудейских пророков. И есть утонченные эстеты благородного воспитания, проводящие совместно дни и вечера коленопреклоненными перед прекрасным — в залах, где стены украшены блеклыми, изысканно аристократическими гобеленами и где звучат чистые рифмы совершенных стихов и такты неземной музыки.

И все они — философы новой волны, пиетисты, эстеты — возносятся над буднями жизни, исповедуют единение с вечным и умеют сверять судьбы внешнего мира с великой идеей, ставшей их собственной.

Но наряду с ними и всей толпой, что исповедуют прозу будней, есть еще немало отдельных людей, живущих поврозь, — скрытное, молчаливое братство тех одиноких, кто лишь изредка даст о себе знать криком возвысившей голос необычной души. Основу их жизни составляют неудовлетворенность, тоска по родине и покорность судьбе. Зыбкая темная почва лишает все формы их жизни резкости отчетливых очертаний, блеска и сочности красок, подлинности решительных действий, но вместо них придает всему магию неопределенности, туманную синеву дали, приглушенную музыку светотени и чудесную глубину томительного настроения.