…

Чёрт, только бы это была не кровь!..

4.

Запрыгнув в трамвай и избавив себя от необходимости переставлять ноги, Юра наконец решил, что ему необходимо всё обмозговать. Он горбился на сидении, изучая облезлые поручни. В чём различие между преподавателем истории и стайкой воробьёв? Только стайка воробьёв может позволить себе испугаться вороньего силуэта в небе и рассыпаться по укрытиям. Интересно, боялся ли По, который Эдгар Алан, своих произведений так же как Говард Филипс Лавкрафт? Признавались ли они ему по ночам в любви или, наоборот, посылали проклятия?

– Вы верите в предсказания? В знаки судьбы? – спросил он подошедшего кондуктора, сухую, высокую женщину с глубоко запавшими глазами.

– Только в гадания по грязи на полу вагона хмурым октябрьским вечером, – сказала она и отошла, не взяв деньги.

– Как тебе вариант, что у мальчика поехала крыша? – спросил Хорь себя вслух. – Нравится?

Нравится-то нравится, но как быть с искрой, сизым всполохом, что проскочил между их головами в тот момент, когда Павел Савельев сказал: «Вам всё равно было бы не до меня». Юра готов был поклясться, что чувствовал запах горелого волоса. Возможно, только погода помешала непомерно разросшейся учительской шевелюре вспыхнуть.

В фальшивости этих ощущений Юра и надеялся себя убедить, спеша домой. Он не стал звонить жене на сотовый – отчего-то это казалось неправильным, – но с трудом удержался от того, чтобы, не вызвать к дому скорую помощь, спасателей, даже ангелов с крыльями, вознеся к небесам неумелую молитву. Сказанное мальчишкой обрастало в голове новыми, мрачными деталями и подробностями, и вот уже Юра совсем уверился, что должно случиться нечто ужасное. Нужная остановка причалила к дверям трамвая за считанные секунды до того, как он, потеряв голову, почти не набрал на телефоне «112».

На часах не было ещё и пяти. Алёна должна быть на работе, но Хорь совсем не удивился, увидев у порога её туфли. Жена оказалась в прихожей быстрее, чем он успел снять и повесить на вешалку хлюпающее под мышками пальто, быстрее, чем успел чихнуть. Схватила его руку в свои, легонько, но с чувством сжала. Юра почувствовал, как по его внутренностям разливается лава, как она заполняет все полости и трубки сердечной мышцы.

– У тебя всё нормально? – спросил он. – Как дела на работе?

– К чертям работу! – Алёна едва ощутимо дрожала. – У него теперь там ещё и малыш!

Оставляя мокрые следы, Юра прошёл на кухню, заглянул в комнату, включил соляную лампу, которая по идее через энное количество лет должна избавить его от хронического насморка, и только после этого позволил себе вздохнуть с облегчением: дома всё в порядке.

Алёна следовала за ним по пятам. «Малыш» в её устах означало тотальную пристрастность. Вздёрнутые брови, следы обкусанной кожи на губах, красный подбородок, всё это говорило, нет, буквально кричало ему: «Я в панике!» Хорь избегал рассказывать ей о младших своих учениках. Тому были причины. Алёна не могла быть равнодушной к детям. Было дело, что он брал её в охапку и буквально оттаскивал от людей с колясками или с детьми на руках: такое случалось, когда она была свидетелем несправедливого или неподобающего по её мнению отношения к маленьким живым комочкам. Или напротив, могла вдруг стать донельзя агрессивной, не пропуская мамаш с детьми и сумками в очередях. Детский плач способен превратить её в оборотня, в волчицу со стоящим дыбом загривком и капающей из пасти слюной.

При всём при этом разговоры о собственных детях всегда были для супругов табу. «Я люблю этих маленьких какуш, но дай мне побыть с ними наедине хотя бы полчаса, и мы друг друга возненавидим. Каждый ребёнок – звезда, но я тоже ещё не избавилась от своей космической болезни. Я всё ещё стремлюсь куда-то сквозь бесконечное пространство. Знаешь, что происходит, когда два космических тела оказываются рядом непозволительно близко?» – сказала она однажды и больше не желала возвращаться к этой теме.

– Какой ещё малыш?

– Он появился из… нет, ты же всё равно не поверишь. Послушай, я думаю, Валентин больной на всю голову.

Критическим взглядом окинув повядшие цветы на окне, Юрий сказал:

– Слава богу, он не наш родственник, правда?

Девушка всплеснула руками, села на табурет, не озаботившись убрать с него решебник по русскому языку за восьмой класс. Юра обнял её за плечи, легонько привлёк к себе. Почувствовал, что твёрдые косточки ключицы, форму которых он выучил наизусть, не похожи сами на себя. Они напоминали дугу лука, на который наложена стрела, и мужчина непроизвольно напряг живот, будто боясь, что эта стрела выпустит из его желудка весь обед.

– Всё это уже не новости, да? – мягко сказал Хорь. – Два года прошло. Могло случиться всё что угодно.

Лицо её дёрнулось. Она отстранилась так резко, что едва не упала. Юра подумал, не включает ли избирательное Пашкино предвидение в себя глупые несчастные случаи.

– Вся сегодняшняя ночь… пусть я ни разу не сомкну глаз, но узнаю, что с ними стало, – сказала Алёна. – Милый мой мальчик, у нас есть кофе? Ты потерпишь, если я буду курить? Там младенец без рук и ног, представляешь? В жизни не читала такого кошмара. А если представить, что это всё на самом деле…