Мир летел сквозь космическую ночь, вращаясь вокруг огненного шара солнца. Сквозь измазанное жирным вулканическим пеплом жаропрочное стекло отсветы кипящей далеко внизу, под замком, лавы рисовали тенями и оранжевым образы и картины, казавшиеся бредом обычным людям. Зеленокожие и клыкастые тхади, служившие Замку по древнему договору, смотрели в жерло вулкана, чтобы приобщиться мудрости предков и ощутить подобие опьянения. Но только истинный владелец твердыни мог прозревать немного дальше и больше, впитывая знания и силу, щедро даруемую самой землёй. Далеко на юго-западе, всего в неделе или двух пути до Великого Отца, бились в болезненной серой паутине два мотылька, два огня жизни. Тёмный, цвета старой бронзы, и почти прозрачный.

"Змея Лаитан и юный вождь Долины, - подумал он, не мигая.
– Осколки прежних времён, которым не сплавиться воедино. Но они хотя бы попытаются".

Стекло, осевший на нем пепел, сам Замок, привычно обнимающий своим горячим каменным телом - все медленно отодвигалось в сторону, теряя важность, а, значит, и реальность. И все ярче рисовалась картина скрытого в каменистых ущельях тайного города Старых Рас, трёхъязыкого и напоминавшего при взгляде сверху, из глаз пролетавшего случайно дракона, трилистник клевера. В прежде сверкавшем драгоценными камнями и плетением секторе Элратана царила непривычная взгляду темнота и запустение. Многие здания казались умершими. Внезапно дворец Вечного Короля окутался вспышкой атакующего заклинания, от которой дракон на мгновение ослеп.

"Кто посмел атаковать дворец Элратана в самом сердце Трёхгорья?
– внутри шевельнулось любопытство. Пожалуй, стоит сказать тхади, чтобы готовились к походу.
– Кто вообще посмел отнимать у меня моё право?"

Ладонь, привычным жестом прервавшая линию взгляда, на миг показалась чуждой и незнакомой. Глубокие расселины линий, выпуклые мозоли от меча, звёздочка шрама от зачарованной стрелы в середине линии жизни... Человеческая плоть. Непривычно.

Он мигнул, и пошатнулся. Постояв секунду, мужчина встряхнул головой, как вылезший из воды пёс, и отвернулся от окна в жерло ярящегося вулкана. Критически осмотрев себя, и оставшись слегка недовольным увиденным - тёмный свободный костюм, усеянный небольшими заклёпками в форме черепов, как требовала традиция, уже припорошил порошкообразный пепел, проникавший через любые стены и запоры - он быстро, но плавно вернулся к столу, и ещё раз перечёл текст. Подумав, человек снова взял тяжёлое перо и проставил несколько знаков, датирующих запись. Потом усмехнулся, прошептав: "как же я не люблю официоз, если бы вы только знали...", и поставил подпись.

"Гравейн Морстен. Тёмный Властелин".

В Трёхъязычье

Лаитан шла спокойно. Достоинство Медноликой матери матерей, исходящее от неё, заставляло остальных молчаливо подчиняться. Слуги элементала, Лорда Лордов умирающего народа, не смели даже подняться с колен или разогнуть спины, когда мимо шла госпожа Империи Семи Рек.

Когда-то давно, на заре объединения государств и царств, Империя действительно стояла на плато, рядом с которым и по которому текли семь рек. Три полноводные и четыре мелкие реки давали жизнь и силу той местности. Люди разрозненных земель учились общаться с духами, управляться с природой и объединять её силы во имя чего-то большего. Земля, вода, воздух и огонь сошлись, образовав союз, когда на трон взошла первая мать погибшего юного царя, умерщвлённого в колыбели завистницей. И с тех пор четыре стихии получили пятую - металл. Чёрная сталь изогнутых клинков, выкованная мастерами-оружейниками, оборвала жизни всех заговорщиков, а Империя начала своё шествие войн и насильственного объединения соседних царств. Так гласили хроники, чьи страницы желтоватого пергамента хранили почти стершиеся буквы под обложками из тонкой кожи в огромной библиотеке дворца Империи Маракаш.

Времена не пощадили эту местность. Четыре мелкие реки оставили после себя систему озёр и небольшую речушку, а из трёх полноводных рек сейчас текли две, наполовину высохшие, мутные и не дающие достаточно жизни для полей и некогда плодородных земель. Плодородные земли истощались и выветривались, деревья и кустарники уступали место колючкам и низкорослым растениям с крупными мясистыми листьями, способными накапливать влагу и ждать очередного сезона дождей. Пустыня расползалась, почва превращалась в бурый песок, обнажая соляные залежи и высушивая трупы под палящим солнцем до состояния мумий.

Такова была плата первой госпожи за то, чтобы объединить народы и положить конец извечному противостоянию магов-стихийников.

Металл в крови Лаитан тянулся к магнитным железнякам горных пород. Вода очищала её суть, огонь в крови давал ей жизнь, а земля, из которой она вышла и в которую должна была однажды вернуться, была её Империей. И только воздух, исчезающий из души с каждым годом, заставлял госпожу задыхаться.

Она знала, что ей предстоит увидеть падение Империи. Это было предсказано давно, первыми жрицами. И едва мать понесла, как они же, потомки первых воительниц-звездочётов, указали ей имя на звёздном небе - Лаитан. Лаитан - начало и конец, свет и смерть. Та, кому суждено было увидеть закат Империи и положить начало новому тысячелетнему циклу жизни. Но об этом хроники молчали, и узнать такое предстояло только самой матери матерей, остававшейся для всех остальных только вечной и несокрушимой, бессмертной Медноликой змеей, лишь меняющей имя каждые несколько сотен лет.

Госпожа шла, и её шаги эхом раздавались в замерших залах дворца элементала. Эрлан шёл немного впереди, указывая путь, но было видно, что Лаитан его гостья по своей воле, а не пленница в замке. Где-то позади тяжело ступал варвар из Долины и его Безымянные. Киоми и её воинов видно не было. Тени - последнее доступное искусство имперцев, открывшееся им на рубеже тысячелетий. Но когда-то, и госпожа знала это из рассказов нянек, были времена, когда, кроме четырех стихий и металла, существовали ещё две - мрак и свет. Мастера теней могли тогда исчезать на века и возвращаться с обретённой мудростью в нужное время, стесывая душу и тело в кровавом танце на рубеже тьмы и света. Мастерам были подвластны кузницы времени и пространства, свет стоял на границе жемчужины самого большого царства - Империи, а отброшенные им тени пугали врагов насмерть ещё на границах царства.

Теперь почти ничего не осталось, и Лаитан думала о том, что ей предстоит сделать в будущем. Великий Отец давно не проявлял себя, и получить от него ответ можно было только при большой удаче. Это был шанс, пусть и малый, справиться с новой бедой, изгнать подальше дракона и повелителя жизни после смерти. И в то же время, Лаитан не верила Ветрису. Она смотрела на него, как на прозрачную воду, в которой не отражалось ничего, даже её лицо. Он шёл за ней, он смотрел ей в спину, и его взгляд жёг больше, чем яд на кончике стрелы повелителя посмертия.