— Будешь молчать — дольше проживешь, — тяжело дыша, проговорил он, двигаясь внутри нее, — представь, что я твой любимый мужчина, ну… Расслабься, а то мне придется тебя ударить…

Она зажмурилась и изо всех сил вонзилась зубами ему в плечо…

Она не помнила, сколько прошло времени. В ушах стоял гул. Это ее мучитель снова играл на виолончели. В комнате было жарко от пылающей газовой печи. Она лежала на постели уже без одеяла. Руки ее были привязаны к каретке, а ноги, слегка раздвинутые, стягивали ремни, намертво прикрученные к нижней планке кровати. Она знала, что пройдет какое-то время и он, закончив играть, развяжет ей ноги только для того, чтобы снова совершить этот скотский акт. А потом опять привяжет ее к кровати.

— Тебе нравится, как я играю?

Она отвернулась к стене, чувствуя, что теперь никогда занятие сексом не принесет ей радости и удовольствия. Этот урод все сделал для того, чтобы она больше не подпустила к себе ни одного мужчину. Но самое ужасное было, когда он подходил к ней, возбужденный своими собственными фантазиями и тем зрелищем, которое сам себе устроил, и, не отвязывая ни ее рук, ни ног, заставлял ее делать еще более чудовищные вещи.

— Видишь, как удобно, так тебе не понадобятся ни руки, ни ноги. Только не ленись и делай то, что говорят.

И снова звучала музыка… Наступила ночь. Он унес виолончель из комнаты. Вернулся, развязал женщину и, убедившись в том, что она мертва, завернул ее в одеяло вместе с одеждой, вынес из дому, погрузил в машину и повез в город. За несколько километров до поста ГАИ, притормозив возле железнодорожного переезда, вышел из машины, достал свой страшный груз из багажника и положил его на обочину дороги. Затем вернулся, выкурил сигарету и поехал навстречу сверкающему огнями ночному городу.

Дверь ей открыл мужчина лет сорока с красными воспаленными глазами. Он был одет в наспех накинутый шелковый халат, между полами которого виднелась полосатая пижама. Его идеальной формы голову покрывали густые, коротко стриженные седые волосы.

— Кто вы и что вам надо? — спросил мужчина тоном, который мог принадлежать человеку, всю ночь не спавшему и вздрагивавшему от любого шороха и стука, звонка и звука шагов — всего того, что могло свидетельствовать о возвращении человека, исчезнувшего внезапно и дорогого настолько, насколько может быть дорога любимая жена. Это был Глеб Передреев, муж Нины Лискиной, не пожелавшей после свадьбы взять фамилию мужа, но вот уже семь лет жившей общей с ним жизнью.

— Меня зовут Наташа. Я — бывшая учительница музыки вашего племянника, Антона Лискина. Дело в том, что ваша жена вместе с Антоном попала в аварию… Антон с небольшой травмой лежит в больнице, а вот вашей жены, Нины, нигде нет. Ну я и подумала, что она, быть может, уже дома?

— Авария? — Она заметила, как он побледнел. — Где это случилось и когда?

— Приблизительно в полночь или чуть позже. Я точно не знаю.

— Они с Антоном поехали в гости к одним нашим знакомым… Вы проходите, я сейчас оденусь и отправлюсь немедленно… Хотя куда? Куда я могу сейчас поехать? — Он в нервном движении сцепил кисти рук.

— Я была уже в ГАИ. Легче застрелиться, чем что-нибудь у них узнать. Но они сказали, что на месте происшествия обнаружили только мальчика. Вы не знаете, где еще может быть ваша жена?

— Ума не приложу. Нина ни за что на свете не останется ночевать у чужих людей. И если ее сейчас нет дома, значит, она просто не в состоянии добраться сюда… — Мужчина беззвучно и без слез плакал, надевая пальто и дрожащими руками обматывая шарфом шею. — Насколько серьезна авария, вы не знаете? — Он уже обувался, с трудом попадая в ботинки.

— Я ничего не могу сказать вам. Вы уже решили, где будете ее искать?

— Нет…

В это время раздался телефонный звонок. Муж Нины кинулся к телефону:

— Да, это я… — Он, закрыв глаза, довольно долго кого-то слушал.

— Что случилось? — спросила Наталия, уже догадываясь о том, что произошло что-то очень страшное и непоправимое.

— Позвонил мой давнишний друг, помощник прокурора. Он сказал, что мне необходимо немедленно приехать на опознание женщины, которую нашли на обочине дороги в нескольких метрах от железнодорожного переезда. Но он-то знает Нину, утверждает, что это она… — Передреев говорил так, словно каждое произнесенное им слово приносило ему нечеловеческие страдания. Казалось, еще несколько мгновений и язык откажется повиноваться ему.

— Я отвезу вас. — Скользнув взглядом по большим напольным часам, которые хорошо просматривались из прихожей, Наталия отметила про себя, что уже через пару часов начнутся занятия, а она по уши увязла в этом криминальном деле. От всего пережитого и усталости ее подташнивало.

— Куда надо ехать? — спросила она Передреева уже в машине.

— В центральный морг, — сказал он высоким фальцетом, словно его голос, равно и как его самого, застали врасплох.

Наталия шла за ним по гулким, выложенным кафелем коридорам, и ей казалось, что их шаги совпадают с ударами сердец. При входе их встретил человек в белом халате.