— Нет. Она опозорила семью, — постановил глава семейства, глядя на семейные портреты, висящие над камином.

— А чем она опозорила? — поинтересовалась я. — Тем, что случайно подвернулась под руку магу? Тем, что провела в заточении неделю? Тем, что выжила вопреки всему?

— Лучше бы она умерла, — сурово процедил глава семейства. Я отчетливо видела, как у его супруги дрожат губы. — Если бы ее лучше воспитывали, с ней бы такого не произошло. Вся вина лежит на матери. Мать должна была объяснить все дочери, что бывает с теми, кто…

— С теми, кто что? Оказался не в том месте, не в то время и был похищен возле крыльца собственного дома? Чем девочка провинилась? Почему вы ее обвиняете? Потому, что общество обвинило вас? И вместо того, чтобы защитить ее, вы вычеркнули ее из своей жизни в угоду обществу? Маньяк никого не насиловал. Он даже пальцем не прикасался к жертвам! Он пугал их до полусмерти и использовал их страх для эксперимента, — вспылила я, глядя как рано поседевшая мать девочки встает и отворачивается, заламывая себе руки.

— А как ваша семья отреагировала на ваше похищение? — спросил глава семейства, сжимая ручки кресла. — Ваша семья приняла вас с распростертыми объятиями?

— Мне, в отличие от вашей дочери, повезло. Единственный член моей семьи был просто рад тому, что я выжила, — вздохнула я, глядя в глаза бессовестного отца. Мать стояла, отвернувшись, и рыдала, перебирая в руках цепочку медальона. Глава семейства встал с кресла, подошел к ней, вырвал медальон и швырнул его в камин.

— У нас нет больше дочери! Зря вы сюда пришли. Прощайте, — отрезал отец жертвы, шагая к двери и открывая ее для меня, намекая на то, что мне уже пора. Стоило двери за мной закрыться, в комнате раздались глухие рыдания.

Семья второй «пострадавшей» демонстративно закрыла дверь перед моим носом, стоило мне только сказать, по какому поводу я пришла. «Оставьте в покое нашу семью!»- рявкнул ее отец, испепеляя меня взглядом, словно я пришла позлорадствовать.

Третья семья сделала вид, что не понимает, о чем я, при этом оглядываясь по сторонам. Я вернулась домой, схватила ручку и села писать. Я знала, как закончить статью.

«Сидя в камере на холодном полу, я думала о том, что выживу, не смотря ни на что, потому, что мне есть куда возвращаться. Магу нужна была не девичья честь, о чем так любят посудачить злые языки, а страх и отчаяние. Страх, который вы внушаете своим дочерям, рассказывая о том, что если вдруг с ними что-то случится, семья откажется от них, ради спасения «семейной чести».

А вы, уважаемые дамы и господа, жадно впивающиеся глазами в подробности чужого горя, примеряя его на себя и отгоняя мысли об этом, как назойливую муху, уверяя себя в том, что с вами такого не случится? Что скажете вы? Вы скажете, что с вами такого никогда не произойдёт. Вы приведете тысячу причин «почему», которые в один прекрасный день разобьются о суровую правду жизни. От такого никто не застрахован. Я знаю, что скрывается под маской показной жалости и осуждения. Страх. И этот страх порождает настоящих чудовищ, до которых маньяку далеко.

А.Э.»

Я молча свернула письмо и отправила его «цензору». Ответ заставил меня закатить глаза. «Сойдет. Отправляй редактору»

Я легла спать пораньше, но проснулась от того, что мне снова выбили стекло. Камень, влетевший в комнату, упал на стол. Утром я обнаружила кучу надписей на моем доме крайне оскорбительного содержания, сломанный забор и поваленный почтовый ящик. Через час ко мне пришла целая делегация прилично одетых поборников морали, толстых и, надо сказать, очень метких троллей — вандалов под конвоем инквизиции вставлять стекла, чинить забор и красить фасад. «Мальчишки и девчонки, а так же их родители, ремонт за счет вандалов, увидеть, не хотите ли?»

К концу дня ремонтные работы силами «доброжелателей» увенчались успехом. Выкрашенный фасад, идеальный заборчик, вставленные стекла (даже те, которые я никогда не видела целыми) и приведенная в порядок крыша, радовали даже привередливый глаз. «Сэкономили. Молодцы!» — вздохнул демон. — «Сойдет!»

До вечера не появилось ни одной надписи. Я уже пила чай вприкуску с бутербродом, когда в мою дверь постучали. Сердце сладко екнуло, ангел растекся лужицей перьев, демон хмыкнул: «Ты сначала интересуйся, кто, а потом уже открывай!». Я высунулась из окна и увидела Томаса Линдера и Джеральда Двейна. В руках Линдера были цветы, которые он постоянно поправлял. Двейн прыскал в кулак, глядя на то, как Том одергивается так, словно пришел делать мне предложение. «Умерит брачные амбиции, жаркий костер инквизиции!» — на всякий случай напомнил мне демон. — «И сверлящим взглядом, он убил обоих!». «Ой! А цветочки — нам?» — наивно спросил ангел. — «Как мило! Они будут так красиво смотреться». «На могилке!» — подытожил демон.

Я спустилась вниз, открыла дверь, запуская компанию к себе.

— Это тебе! — буркнул Томас, смущенно вручая мне скромный букетик. — Мы за тебя очень переживали. Прости, но меня только восстановили в должности преподавателя, поэтому с деньгами пока… нуты понимаешь…

Мы сидели в одной из комнат моего "особняка" на старых, скрипучих стульях за старым столом. Судя по интерьеру, раньше здесь была столовая. Я на скорую руку сделала бутерброды, глядя как голодный студент уплетает их за обе щеки.