Шрифт:
========== Часть 24 ==========
Заснуть Малфой даже не пытался. Знал - не получится. Не после встречи с Грейнджер, которая продолжала упорно владеть его мыслями и через несколько часов. Буквально спустя пару минут после того, как Гермиона ушла, он пожалел, что выпустил ее. Даже подумывал заявиться к ней в комнату и закончить начатое. Может, хоть так удалось бы вытравить ее из мыслей? Раньше ведь всегда помогало: если Малфою нравился кто-то, необходимо было просто устроить одну-две встречи, и наваждение пропадало без следа. Это было почти всегда легко: редко кто отказывался. Они велись на фамилию или тоже искали приятного времяпровождения - не суть важно. Факт оставался фактом - прилагать большие усилия, чтобы соблазнить девушку, Драко не привык. Встречались, конечно, и строптивые - этакие святоши и праведницы - но это была видимость. Их тоже было несложно сломать, подавить волю: да вот так же, как он попытался сделать это с Грейнджер. Просто лишить их права выбора, подарить иллюзию, будто они боролись до конца и просто не имели никакого выхода, чтобы сохранить свою “драгоценную” честь. Но это была театральная пьеса, сценка под названием “завоевание” - в ней были известны роли и сценарий. А вот с Грейнджер… Она не притворялась, когда билась в его руках. Не кокетничала, когда просила отпустить. И именно из-за этого Драко оставил ее в покое, поймав себя на странной мысли, что ему неприятно принуждать Гермиону. Да, он хотел ее - как бы ни было отвратительно это желание. Но еще хотел, чтобы она отдалась добровольно - не ревела, не сопротивлялась. И вот это смущало Драко сильнее всего: Мерлин, разве его должны волновать желания грязнокровной девчонки? Неужели заточение в собственном доме подействовало настолько сильно, что он помешался на Грейнджер? Более того, стал беспокоиться о ней на свой странный манер?
Конечно, она была сама виновата в произошедшем. Разве можно быть такой легкомысленной? “Доверяет” она ему, видите ли. Такая умная, начитанная всезнайка, а в жизни ничего не понимает. В книгах ведь не пишут, как вести себя в ситуации, когда приходится жить под одной крышей с врагами. И если ей не объяснил этого ни старик Дамблдор, ни ее лучший друг Поттер, не удивительно, что эту миссию пришлось выполнить Драко. Да, жестоко и подло, но разве есть другой способ, чтобы убедить упрямую дурочку прекратить наконец-то выискивать в Пожирателях Смерти проблески человечности. Даже если выискивать их она намеревалась в нем. Малфой и сам был не прав: проявил слабость, да еще и при Гермионе, позволил ей увидеть его страхи и боль. Что бы сказал отец, узнай об этом? Люциус ведь готовил его к такому будущему, к служению Темному Лорду, и велел никогда, ни при каких обстоятельствах не сомневаться. А Драко уже нарушил этот приказ, потому что все чаще думал о том, что вся эта война - глупость. И что ему жутко не хочется умирать из-за того, что Волдеморт отчаянно жаждет власти.
В итоге, чтобы остыть и немного привести мысли в порядок, Малфой встал под холодный душ. Ледяные струи воды больно жалили разгоряченную кожу, но так хотя бы образ Гермионы размывался немного. Хотя вряд ли наваждение пропало надолго - в последнее время Грейнджер преследовала Драко постоянно: в мыслях, во снах. Мерлин, и как же это раздражало! Словно увлечься уродцем из бродячего цирка - нелепо и отвратительно. Но одно дело, если увлечение это угасает быстро, сменившись брезгливостью, и совсем другое - когда оно видоизменяется в манию, в острую болезненную зависимость. А ведь так и произошло, и даже грязная дурная кровь в жилах девчонки не останавливала, не остужала желания. Если бы она была хотя бы полукровкой… Мерзко, конечно, но все же не настолько. А так… Слишком уж это противоречило всем принципам, которые в Драко воспитали. Был, конечно, способ переступить через эти принципы и получить желанную разрядку - трахнуть ее там, на полу, беспомощную и заплаканную. Зажать рот ладонью, глуша крики, сломать отчаянное сопротивление - и взять таки желаемое. Так поступали многие Пожиратели, насилуя магглов и грязнокровных “волшебниц” - никто за это не упрекал. Наоборот, это считалось изысканным развлечением, действенным способом показать этим выскочкам их законное место. Но Драко не смог. Не захотел. Потому что не получал никакого удовольствия, потому что эти тихие мольбы и затравленный взгляд Грейнджер задевали что-то очень потаенное и глубокое в нем, пробуждая к жизни никому не нужное, позорное сострадание. Пора было признать - Малфой беспокоился о ней. Не из-за того, что ему велели охранять ее, не потому, что он хотел ее, а просто потому, что она не заслуживала смерти. Грязнокровка, подружка Поттера, девушка ущербного Уизли, всезнайка, выскочка, Гермиона Грейнджер - должна была прожить длинную и счастливую жизнь. Он хотел этого для нее, и вот это уж точно было настоящим предательством ценностей его семьи.
Малфой закрыл воду, устало понурил голову. Что уж тут поделаешь? Он оказался гораздо слабее, чем думал, позволив Грейнджер узнать его с другой стороны, с той, которую он безуспешно пытался вытравить из себя с тех пор, как принял метку. И теперь необходимо было исправить свою ошибку любой ценой. Первый шаг он уже сделал сегодня, стоило придерживаться избранного курса: быть грубым, отталкивающим, даже жестоким. Пусть она верит, пусть боится и тем самым сохранит стабильность в их жизнях, избегая любых контактов. Будет хорошо, если она запрется в своей комнате и просидит там до самого Рождества, освобождая Драко от необходимости следовать за ней хвостом. Это даст ему возможность сосредоточиться на другом - на попытке узнать правду, не вмешивая в рискованное предприятие саму Грейнджер. Если повезет, то, возможно, им даже удастся выжить - и ему, и Гермионе.
В комнате Драко пришлось еще раз осадить себя, титаническим усилием воли перебаривая желание все-таки проверить, как там Грейнджер. Мало ли, вздернется еще на люстре или как там эти примитивные магглы поступают в стрессовых ситуациях? А ему потом отвечай… Впрочем, Малфой знал, что эти опасения - глупость. Гриффиндорцы, будто сорняки у дороги, - нужно исколоть все руки и попотеть, чтобы вырвать их с корнем. Она, конечно, ревет, но, в конце-то концов, разве от слез умирают? Ничего, ей даже полезно. В следующий раз будет умнее.
Драко тяжело вздохнул, рассеяно осматривая спальню. Несмотря на поздний час, спать совершенно не хотелось, и Малфой уже подумывал спуститься в библиотеку и взять книгу. Он не был уверен, что сегодня его отвлечет от мыслей о Грейнджер даже самый замысловатый сюжет, но попробовать стоило. Всяко лучше, чем сидеть без дела, воспроизводя произошедшее снова и снова. Но до двери Драко не дошел: наступил на что-то и, опустив взгляд, потрясенно признал в находке письмо Дамблдора.
Кое-как расправив его, Малфой бегло пробежал строки глазами. Ничего важного написано не было: наоборот, создавалось впечатление, что старик просто-напросто давал понять, что пешку под именем “Гермиона Грейнджер” никак не должны интересовать комбинации более важных фигур. И, конечно, ей было трудно с этим смириться. Она, дурочка, искала какое-то объяснение, миссию в своем пребывании здесь. И не хотела верить, что добрый волшебник Альбус Дамблдор может сделать что-либо ей во вред. А вот Драко точно знал, что за добрыми глазами и чудаковатостью скрывается еще тот манипулятор. Иначе и быть не могло! Невозможно быть сильным волшебником, директором Школы Чародейства и Волшебства, одним из немногих реальных противников Темного Лорда и одновременно недалеким простаком. Этот образ - сказочка для грязнокровок, полукровок и нищего чистокровного сброда наподобие семейства Уизли. Но Драко был Малфоем, и всегда знал, что никакая власть не приобретается чистыми руками. Ни-ког-да! Дамблдор, конечно, был добрым волшебником и хотел победы для Гарри Поттера. Но он видел глобальную цель, боролся за благополучный итог войны. И был готов проигрывать битвы, теряя в них верных преданных бойцов - таких, как Грейнджер. У него тоже были пешки - и разменивал их он запросто. Возможно, директор и чувствовал угрызения совести, но вряд ли они были уж очень сильны.
Теперь Драко сомневался, планировалось ли вообще возвращение в школу Гермионы. Или же… Разозлить Поттера, дав ему еще один повод для мести, убрать девчонку - любопытную, упрямую - со своего пути, а заодно и скомпрометировать самого Малфоя - сколько зайцев можно было убить одним-единственным выстрелом. В случае, если Грейнджер не доживет до Рождества.
***
Драко не видел Гермиону уже трое суток. Каждый раз, проходя мимо ее комнаты - а делать это приходилось десятки раз на дню - он замирал напротив двери, поднимал руку, чтобы постучать, и отшатывался, злясь на собственное слабоволие. Сам же хотел, чтобы она не выходила! Да и домовые эльфы старательно докладывали о гостье: “спит, читает, смотрит в окно, читает, ест, спит”. Отчеты были однообразны, впрочем, неудивительно. Что можно делать в четырех стенах спальни? Даже книги из библиотеки она попросила принести эльфа, хотя раньше могла часами с благоговением ходить между огромных, от пола до потолка, книжных полок, набирая себе такую стопку, за которой и головы ее не было видно.
Сегодня утром Нарцисса спросила, все ли хорошо с “мисс Грейнджер” и смотрела на Драко так пристально, что тому стало неловко. Не хватало ему проблем, так еще мама в последнее время горячо интересовалась судьбой их гостьи, которую еще совсем недавно упорно не замечала. Удалось отшутиться, но все же ситуация накалялась, раз даже обычно хладнокровная Нарцисса начала интересоваться окружающим.
– Сегодня на ужин придут Паркинсоны, - сменила тему мама, чопорно складывая руки на коленях.