Обеспеченные алкоголики могут заказать для себя в целях воспитательных бесед опытного психотерапевта из местного кооператива. Беседа вместе с сеансом гипноза стоит недорого, всего три рубля. Ну а тот, кто побогаче, может в день выписки вшить под кожу ампулу, якобы на три года вызывающую отвращение к алкоголю.

Колька бедным был. Поэтому он лечился тем, чем и всех лечили. Каждый день после обеда ему давали с ложки выпить водку, затем сестра делала укол, и минут через пять его начинала сотрясать страшная рвота. От нестерпимой боли в кишках он падал на пол и кричал, выпуская пену и пищу изо рта, что есть мочи обещая и врачам и медсестрам больше никогда не пить. И он действительно перестал пить. Иногда, правда, срывался, особенно когда попадал в компанию выпивох. Однако на работу всегда приходил трезвым.

Целую неделю кололи аминазин и балерине. И если больные после инъекции грустнели, она, наоборот, по-прежнему была веселой, шутила с больными и танцевала. Ее тоненькая и легкая, как пушинка, фигура будоражила Кольку. Больничный халат она мастерски перешила, и он стал походить на платье. Чтобы пары аминазина меньше проникали в палату, Колька принес замазки и попросил балерину замазать все щели между стенами и полами. Целый день она провозилась и, к удивлению Кольки, законопатила все.

В одно из воскресных ночных дежурств она вдруг как-то незаметно, со спины подошла к нему и, взяв его за руку прошептала:

— Возьмешь меня? Возьмешь?.. — И добавила: — Неужели я тебе не нравлюсь…

И хотя он ей сказал: «Тебе спать пора…» — но с волнением все равно не мог справиться. «Неужели мысли она мои подслушала? До этого ходила, виду не показывала. А тут вдруг взяла и представилась…»

— Надоело мне одной быть, понимаешь, надоело… — она жадно смотрела на него. — Я умею хорошо готовить и стирать.

Она тоже волновалась. Грудь вздрагивала. И дышала Лиана торопливо-испуганно. Сумерки ее не старят. Она по-прежнему выглядит молодой. Он не знал, повезло ему или нет. Первый раз в жизни женщина сама навязывалась ему.

— Хозяйкой, говоришь, хочешь быть… — улыбнулся он.

Ее откровенность тронула. Да и день был сегодня каким-то скучным и хмурым, и Колька не против был поболтать. Он знал, что на таких больных никто никогда не женится. Мало того, он вдруг вспомнил тот день, когда ее, не в меру взбесившуюся, пришлось вязать простынями в приемном покое.

— Тебе со мной повезет… — торопливо говорит она, не спуская с него глаз.

Он стоит перед ней чуть ссутулившись и не понимая, то ли она серьезно говорит, то ли шутит. А может, просто разыгрывает. Делать ведь ей нечего. Целый день по палате без толку ходит. Вот и разгулялась.

— Что это на ум тебе взбрело?.. — усмехнулся он. — Ты у нас не заброшенная вечница, через недельку выписывают тебя, а на воле мужиков, сама знаешь, хоть пруд пруди…

Сказал и испугался своих слов, боясь вспугнуть ее. В палате было по-прежнему тихо. Все больные крепко спали. Редко когда бывает такая умиротворенная обстановка. «Случайно, не подстроила она все это?.. — подумал он. — От нее ведь что угодно можно ожидать. Больные могут не спать, а лишь всего-навсего притворяться спящими. Стоит крикнуть балерине, и вновь начнется такая катавасия, не расхлебать». Он открыл дверь в коридор. Тишина была прежней — ни шорохов, ни звуков. Не было слышно и голосов больных из дальней палаты, мучающихся годами бессонницей.

Она вдруг нахмурилась, и страшно дикий взгляд поразил его. И тогда Колька понял, что она не шутит. Он быстро подошел к сигнальной кнопке и стал к вызывному щитку так, чтобы в любой момент сделать вызов. Это на случай, если возбудится вся палата.

Оглянувшись, она пристально осмотрела палатный сумрак. И, осмотрев, с беззаботностью произнесла:

— Ты самый молодой здесь, поэтому я и навязываюсь…

Этой фразой она точно пнула его. На какой-то миг он забыл, что перед ним больная.

Плечи ее шевельнулись. В каком-то испуге она поправила на груди халат.

— Мамочка родная!.. — Губы ее задрожали, и она заплакала. — Если ты меня не возьмешь, я удавлюсь… Пойми, я не навязываюсь…

Он еще больше удивился ее просьбе. И если раньше его клонило ко сну, то теперь даже и мысли не было. Вдруг с какой-то виноватостью Лиана подошла к нему и, исхудалыми пальцами вытирая слезы с глаз, прошептала:

— У тебя есть закурить?

Он молча дал ей сигарету и прикурил.

— Спасибо… — она жадно затянулась раз, другой. А затем, когда вышли в коридор, сказала: — Ты уж прости меня, дурью башку… Я пошутила. Развезло меня от скуки, вот я и напала на тебя…

И, усмехнувшись, она нежно поправила ворот его халата. Морща лоб, он достал сигарету и прикурил от ее огонька.

— Ты не пугайся меня… — сказала она. — Я сигаретку докурю и в палату уйду…

Щетинистый подбородок Кольки в ярком коридорном свете поблескивал. И она вдруг, как-то запросто потрогав Кольку, спросила:

— Сам-то женатый?.. А то я, может быть, поторопилась с навязыванием.

Забыв, что она больная, он ответил:

— Я один…

— Значит, я не ошиблась… — улыбнулась она и от волнения покачнулась. Затем, коснувшись его руки, спросила: — Всю жизнь один?