— Да-да? — Долорес Амбридж смотрела на него, растянув в ухмылке жабий рот.

— Ваше перо испорчено, — плаксиво сказал Бонд. — Оно колется и меня режет.

— Ну, это для того, чтобы смысл лучше впечатался, — со смешинкой в голосе ответила профессор. — Продолжайте, пожалуйста.

— Не буду. — Бонд демонстративно отложил перо. — Мне почему-то кажется, что эта черта на пергаменте написана моей кровью. А я недавно цитировал очень интересную книгу, которая рассказывает, что можно сделать с кровью волшебника, и какие интересные эффекты с её помощью можно достичь. Собрав мою кровь на этот пергамент, вы получите власть над моей душой и телом, а устав «Хогвартса» прямо запрещает наказания, разрушающие личность ученика.

Лицо профессора приобрело неописуемое выражение. Словно жабой запустили в стеклянную стену.

— Вы отказываетесь принимать назначенное вам наказание? Вы понимаете, мистер Поттер, что следующий шаг — исключение вас из школы?

— Только в том случае, если его утвердит директор, — быстро ответил Джеймс. — Как по-вашему, не сочтёт ли Дамблдор, на которого Министерство вылило столько грязи за это лето, любое назначенное мне представителем Министерства наказание слишком жестоким? Даже если бы это было самое обычное перо, я уверен, он бы что-нибудь придумал, — Бонд снова взял перо. — Интересный артефакт, мэм. Это из вашей частной коллекции?

Долорес Амбридж разевала и захлопывала рот, будто вытащенная из воды рыба.

— Я назначила вам наказание! — наконец, закричала она тоненьким, визгливым голоском. — Будьте добры выполнить его в точности, иначе вы вылетите из школы ещё до того, как произнесёте «Дамблдор»!

— Никаких проблем, мэм, — Бонд тонко улыбнулся, — той самой улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего. Его рука, находящаяся вне поля зрения Розовой Жабы, скользнула в карман мантии. — Вы хотите, чтобы я писал строчки? Я буду писать строчки.

— Так пишите, чего же вы ждёте, — улыбнулась Амбридж, пригубляя чашечку чая. — Пишите строчки, или вылетайте из школы, Поттер. Выбор за вами.

Бонд, вздохнув, взял в руки хищное чёрное перо и поставил его на пергамент. Сквозь шипение и болезненные охи послышался скрип пера по тонко выделанной коже. Долорес Амбридж широко улыбнулась и погрузилась в чтение конспектов лекций и домашних работ.

За окном стемнело, небрежно брошенное заклинание профессора заставило зажечься лампы, установленные попарно на каждом столе. Бонд, по-прежнему шипя и шумно втягивая в себя воздух от боли, корпел над строчками. Проходил час за часом. Перо поскрипывало. Долорес Амбридж читала студенческие работы, время от времени делая в них пометки.

Наконец, фонарь, закреплённый над крыльцом школы, погас, — наступила полночь. Долорес, закончив проверку внушительной стопки пергаментов, потянулась и взглянула на часы.

— Похоже, на первый вечер достаточно, мистер Поттер. Давайте вашу работу сюда.

Бонд, отложив перо в сторону, встал и потёр пальцами одной руки запястье второй. Рука невыносимо болела, и суперагент начал растирать и разминать её.

— Пожалуйста, мэм, — на секунду оторвавшись от своего занятия, Бонд протянул свиток пергамента.

Амбридж взяла свиток — в неярком свете ламп строчки казались почти чёрными — и, убедившись, что слова «Я не должен лгать» покрывают убористой вязью обе его стороны, отбросила пергамент на второй стол.

— Можно мне взглянуть на вашу руку? — елейным голосом попросила она.

— Я не думаю, что в этом есть необходимость, — смущённо улыбнулся Бонд. — Знаете, моя рука сейчас не в таком виде, чтобы оскорблять её видом столь высокопоставленную особу.

Губы Амбридж презрительно сжались.

— Как вам будет угодно, мистер Поттер. Идите, и помните, что завтра в пять мы продолжим.

Бонд торопливо попрощался, по-прежнему растирая руку, и вышел из кабинета. Он медленно двинулся по коридору, но, повернув за угол и зная, что отсюда она уже не услышит шагов, бросился бежать. Откуда-то из-за его спины раздался полный ярости вой. Суперагент, вздрогнув, припустил быстрее.

Долорес Амбридж держала безнадёжно испорченное Кровавое Перо. Стальной наконечник был изувечен, — похоже, его поставили на твёрдую столешницу и давили, пока половинки острого когтя не разъехались в стороны и не изогнулись под немыслимыми углами. Затем варвар нажал на хвостовик, удерживающий наконечник пера в креплении, и отломил его, разломав пишущую часть пера на три куска. После этого Поттер снял серебряный держатель для наконечника со стержня пера и подсунул его под ножку стула; семь часов ёрзания на стуле превратили цилиндрический зачарованный держатель в тонкую и безжизненную металлическую полоску. В довершение разрушений, Поттер сломал стержень пера, расщепил и обломил его так, чтобы тот образовал остриё. Это остриё Поттер обмакивал в самые обычные чернила, очевидно, из притороченной к поясу чернильницы, которую Амбридж и не подумала отобрать. Подлец выводил строчки ими! А рука у него, видимо, просто занемела после стольких часов сжимания тонкого стержня пера.

Минус один крайне полезный артефакт, и никакой крови Поттера для ритуалов. Паршивец даже оборвал край пергамента с единственной каплей его собственной крови — и унёс его с собой.

Долорес Амбридж запрокинула голову к потолку и издала ещё один потрясающе злобный вой.

Огромный манор, выстроенный в неоготическом стиле, изо всех сил старался показаться злобным, страшным и угрожающим. Не то чтобы у него это получалось. Розовые кусты на клумбах были чуть более яркими, чем следовало, плющ, обвивавший южную стену, чуть более зелёным, а белый камень крыльца словно насыщал осенний вечер собственным сиянием. Мужественные атланты, стоящие на контрфорсах и подставившие крутые плечи под балконы, щеголяли широкими дебильными улыбками, которые совершенно не сочетались с тяжеловесностью каменных конструкций, опирающихся на их спины. Сами тяжёлые опорные конструкции балконов тоже совершенно не подходили к лёгкой, ажурной каменной паутине перил. Сочетание милых мускулистых здоровяков под балконами и уродливых горгулий на крыше было просто чудовищным. В общем и в целом, манор производил впечатление трогательного пушистого котёнка, вообразившего, что он злобный, жуткий и крайне опасный тигр.