Я провела отличный, очень насыщенный день — выпила очередную банку кофе на кухне и, зачадив всю квартиру, спалила в пепельнице целую пачку ментоловых сигарет, ведь после прогулки с Люком даже от незажженной папиросы, засунутой в рот, меня выворачивало наизнанку.

В квартире стояла грустная пустота, ничего не могло нарушить ее: ни стук соседей сверху, ни смутные голоса, доносившиеся из-за стены. Я вслушивалась в тишину и ждала шагов. Сумерки затопляли комнату, холод пробирался под одежду, студил покрывало на постели. А потом вдруг полились слезы. В один момент, такие же горькие, как мой страх. Мне казалось, что в груди образовалась большая рана, и она не давала дышать. Прикусив губу, чтобы не завыть в голос, я всхлипывала, уткнувшись в подушку, и не могла остановить проклятую боль, заставить ее исчезнуть хотя бы на мгновение. Я не боялась его, я боялась, что Люк больше никогда не придет.

От долгих слез меня накрыл густой черный сон, где бесконечная бездна разверзлась под ногами, утягивая все дальше вниз. Дернувшись, я открыла глаза.

Темнота скрыла предметы, только горели зеленоватые огни цифр на электронном будильнике. Люкка сидел в кресле, сложив руки на груди, и, не отрываясь, следил за мной. Неожиданно к горлу подскочил ком, меня затрясло. Я боялась произнести хотя бы слово, чтобы не спугнуть ночное наваждение.

Люк заговорил тихо, и его голос звучал чужим и холодным:

— Я тот самый плохой парень из твоего романа, от которого нужно держаться как можно дальше. Я живу в мире гораздо больше жестоком, нежели твой. Кто-то там считает меня злом.

Я настороженно села, уставившись на него, и не узнавала его лица.

— Я убивал, если ты хочешь спросить об этом, — снова заговорил он. — И мне наплевать. Я ценю только свою жизнь, если ты хочешь узнать это.

— Я не верю тебе, — прошептали мои губы помимо моей воли.

— Ты слишком молода и невинна, чтобы понять мой мир.

— Тогда покажи мне его, — к собственному ужасу я услышала в своих словах жалкую попытку быть великодушной, и от этого стало противно.

Люк встал, кресло тихо скрипнуло. Он возвышался посреди моей комнатки и действительно выглядел пришельцем с другого света. Когда он скрылся в прихожей, то я заторопилась за ним.

— Накинь чтонибудь теплое, там холодно. — Ровным голосом посоветовал Люк и вышел в подъезд.

Не включая света, я натянула на ноги летние балетки, сорвала с вешалки куртку, и выскочила в подъезд. Люк стоял у дверей гудящего лифта и даже не оглянулся, когда я трясущимися руками пыталась провернуть в заедающем замке ключ.

Мы спускались вниз в тесной сумрачной кабине так близко друг к другу, что я ощущала запах его одеколона и боялась поднять голову, чтобы не пересечься с безразличным взглядом. Сердце обливалось кровью, а на глаза снова навернулись слезы. Не удержавшись, я шмыгнула носом и незаметно вытерла соленую каплю, пробежавшую по щеке. Казалось, Люк ничего не замечал, а может, не хотел видеть.

У железной входной двери он, молча, взял меня за руку, крепко сжав ладонь. Его пальцы были холоднее льда, как у мертвого.

— Не боишься? — Насмешливо поинтересовался он.

Я судорожно замотала головой, рассматривая пыльные плитки пола.

— Ну, хорошо.

Он толкнул дверь, и сделал шаг вперед. Показалось, словно легкие раздирают на тысячи частей. Воздух превратился в густой кисель, засасывающий тело и не позволявший двигаться. От ужаса я зажмурилась, чувствуя только ледяную ладонь Люка. Потом он с силой потянул меня за собой, помогая выбраться из невидимой топи, и в лицо мне неожиданно пахнуло ароматом поздней осени, дождем и мокрыми листьями.

Я стояла во тьме в дверях полуразрушенного дома. Недалеко, на обочине разбитой дороги, темнел силуэт знакомого автомобиля Люка. Ночное небо давило на голову, а крупные звезды светились так близко, что, казалось, их можно достать рукой. Вдалеке, под обрывом, блестел миллиардами светляков город, выглядевший лишь неровной кляксой, плеснувшей на черный лесной массив.

Люк отпустил меня и отошел подальше, словно не хотел больше прикасаться ко мне. Он остановился почти у пропасти и разглядывал невидимую точку на горизонте, спрятав руки в карманы.

Здесь уже наступила середина осени. Даже в куртке холодный ветер пробирал до косточек, трепал длинные волосы. Ноги в летних туфельках превратились в ледышки, меня хорошенько затрясло. Люк же, одетый в тонкий черный свитер, похоже, не чувствовал холода. Стояла необыкновенная тишина.

— Как тебе мой мир? — Его голос по-прежнему звучал безразлично, отчего у меня болезненно сжалось сердце. Я промолчала, позволяя ему высказаться.

— Как видишь, в нем холодно. Поверь мне на слово, здесь очень редки солнечные дни, вокруг одни леса и толпы одиноких потерянных людей.