Десятки мелких неясностей, пустяковых недоразумений, неубедительных объяснений вдруг разом вспомнились, нанизались на эти три слова и загорелись, как высвеченный кусок текста на экране компьютера. И внезапные отлучки, и постоянная печаль, и поздравительные открытки без подписи, летевшие в огонь камина, и таинственная тетя Кларенс, которую он видел всего один раз, в ресторане, и которая почему-то никогда не звала племянницу к себе вместе с ним, ее мужем, у которой, при всей ее бедности, был замок в горах.

Жена-5 встретила его в кухне тревожным – слышал или нет? – взглядом, и теперь ему ясен был и этот взгляд, и ее рассеянность, и подгоревший на сковородке бекон. Он ждал и не удивился, когда она заявила, что в субботу ей придется съездить к заболевшей тете Кларенс, но что она обязательно вернется в тот же вечер.

Три слова, выбранных для него Горемыкалом, пришлись точнехонько, как код к замку сейфа, – тяжелая дверца открылась, и там, в темноте, лежала свернувшись простая, миллионами других мужей когда-то открытая, но каждый раз заново невероятная истина: у нее есть кто-то другой.

Козулин возник на пороге палаты, обвешанный подарками, как Санта-Клаус. Рональду достался костюм для подводного плавания, Линь Чжан – золотой будильник, Пабло-Педро – радиоприемник, Антону – фотокамера с микрокомпьютером, все решающим за дурака-фотографа. Рассыльный из ресторана внес бутылку шампанского, корзину фруктов, блюдо креветок. Козулин подходил к каждому, молча обнимал. Двигал вверх-вниз своим зазубренным профилем, показывал, что у него нет, нет, нет слов.

Пузырьки понеслись к поверхности внутри бокалов, как спасенные души утопающих.

– За мужество, – сказал Козулин. – За стойкость. За верность. За выносливость. За удачу. За преданность друг другу. За вас, друзья мои.

– И за «Завтрак мурлыки», – нашелся Рональд. Козулин слушал их рассказы со слезами на глазах.

Он выпытывал подробности. Он стучал себя кулаком по лбу, когда узнал, что на «Вавилонии» не было запасного радиопередатчика. (Как будто пираты не утащили бы и его.) Он хохотал над историей о том, как Линь Чжан пыталась привлечь внимание пролетавшего реактивного лайнера солнечным зайчиком. В заключение он сказал:

– Друзья мои! Вы прошли через ад. Вы побывали на грани жизни и смерти. Вы заслужили отдых. Но я не могу отказаться от своего замысла. Есть обстоятельства, не позволяющие мне дальше откладывать его. Поэтому я должен прежде всего узнать: есть у вас силы и решимость продолжать плавание? «Вавилонию» вчера отбуксировали в лиссабонский док, ремонт уже начался. Поставщики наперебой предлагают нам новые приборы, двигатели, паруса, надувные лодки, любое оборудование. И все – с огромными скидками или даже бесплатно, за одно лишь право упомянуть в рекламе, что их продукция установлена на знаменитой «Вавилонии». Как гласит русская поговорка: «Несчастье – лучший помощник счастья». Мне обещали закончить ремонт за неделю. К этому времени вы окрепнете телом. Но душой?

Козулин взял со столика бинокль и начал по очереди наводить его на их лица.

– Я готов удвоить вашу зарплату на оставшиеся недели плавания. Готов выслушать и по возможности удовлетворить любые пожелания. Я ничуть не рассержусь, если вы скажете, что сыты по горло. Но в этом случае мне придется набирать новую команду. И я не уверен, что найду такой же надежный, спаянный экипаж. Мне очень хотелось бы, чтобы вы согласились. Итак… С кого начнем? Рональд – как вы?

Рональд помусолил палец, потер подозрительное пятнышко на коже предплечья. Откинул голову за спинку шезлонга. Улыбнулся в потолок. Замер, словно заслушавшись бурлящей музыкой жизненных токов в собственном теле, потом начал считать на пальцах:

– …Два, три, четыре… Мне нужно еще четыре дня. И я буду в полном порядке. Можете рассчитывать на меня. Ведь Голда все еще в плену – правда? Так о чем тут говорить. Я мог бы еще добавить, что за недели плавания влюбился в «Вавилонию» окончательно. Но боюсь, что тогда вы забудете свое обещание удвоить зарплату.

Козулин подошел к нему, забрал его ладонь в обе руки и прочувствованно потряс.

– Спасибо. Не забуду, нет. С сегодняшнего дня. Лично позвоню в бухгалтерию. Кто следующий? Линь Чжаи? Что скажете вы?

– Я – как Пабло-Педро. Должна быть с ним. До конца срока. Потом получу гражданство. И свободу. Но еще «морской подкидыш». Не могу с ним расстаться. Он неповторимый. Узнаёт меня и смеется. Как его назвать? Можно мне его усыновить? Пусть будет имя Вавилонец. Хорошо?

– Мальчик очаровательный. О нем позаботимся. Сдадим в лучший приют до вашего возвращения, подготовим все бумаги. Значит, дело за Пабло-Педро. За нашим бортрадистом, за нашим бортстрелком, за морским Вильгельмом Теллем. Что скажете вы, беглый каторжник, откованный от радиоядра?