Письмо № 8 от 21 июня 1902 года (№ 585)

Господин главный редактор «Гатине»!

Хочу вам сказать, что мои товарищи-земледельцы и я не смогли побеседовать как хотели. Мы работаем до седьмого пота на сенокосе и на прополке свеклы, так что все тело болит и кости ломит. Если бы хоть стояла хорошая погода. Но, видно, Господь Бог отвернулся от нас и буквально заливает дождями. Притом до такой степени, что здесь, на глиноземах, я проваливаюсь в грязь по колено и не могу вытащить ноги.

В жалком состоянии и некоторые дороги. Не буду снова повторять сказанное о дороге около Нанто в департаменте Сены и Марны [5] . На этот раз речь пойдет о другой дороге, расположенной недалеко от первой, но уже в нашем департаменте Луаре. Она вряд ли заслуживает названия «большой», как ее именует управление мостов и дорог. Эта дорога связывает Сермез с Малербом, она проходит через Менвилье и по проселку на Рапри.

Ну так вот! Здесь на каждом шагу выбоины, ухабы, кочки, и по такой-то отвратительной дороге управление мостов и дорог заставляет нас ездить. От этой езды не только трещат кости и скрипят рессоры, но и калечатся лошади, попусту теряется время. Черт возьми! Люди жалуются, бранятся, сердятся и спрашивают: кто виноват? Управление мостов и дорог твердит: «Все дело в том, что здесь слишком интенсивная езда». А люди говорят, что виновато управление, которое пытается сэкономить на булыжнике.

Я, как человек с понятием, считаю, что правы последние. Думаю и даже уверен: дороги строятся, чтобы по ним ездили. Этой лавочке — управлению мостов и дорог — не следовало бы скупиться на булыжник. К тому же ведь платит не оно. «Так-то оно так, — утверждает управление, — но при всем нашем желании как следует замостить дороги — у нас нет денег. Обращайтесь в генеральный совет департамента» [6] . А генеральный совет, хоть и иного рода заведение, повторяет тот же припев: «У нас нет денег… Нет денег… Нет денег, чтобы купить много булыжника!..»

У кого же есть деньги? Ответьте, вы, шайка нечистых на руку пройдох, которым наплевать на народ. Ведь мы платим достаточно налогов, чтобы могли ездить по делам, возить свой урожай, приезжать на рынок. Короче говоря, нормально ездить по дорогам, содержание и персонал которых мы оплачиваем — от дорожного рабочего до министра общественных работ! Еще нам говорят: «Дороги портятся от перевозки свеклы…» Я прекрасно это знаю. И тем не менее не могу переправлять свеклу на вокзал и на завод на воздушном шаре. Для этого и существуют дороги… Вы слышите? Дороги проложены для того, чтобы налогоплательщики по ним ездили. Или, может быть, их следует упаковать в коробки либо обложить ватой?

В конечном счете все кивают друг на друга, дороги портятся всеми, и… никто не виноват. Ну что ж! Я скажу без обиняков, чья вина, если управление дорог и мостов плюет на нас, если генеральный совет морочит нам голову, если у нас дороги как у дураков. В этом повинны все мы: вы, я, крестьяне, налогоплательщики, трудящиеся. Да, мы, и только мы; нас вечно одурачивают, с нас дерут по две, по три шкуры, нас всегда облапошивают наши представители.

Как же так? Ведь мы — избиратели, у нас в руках избирательные бюллетени, которые решают нашу судьбу, а голосуем мы так, словно сами себе являемся злейшими врагами. Право, надо быть глупцом из глупцов, чтобы избирать в генеральные советники этих важных господ, которые хотят заполучить звание депутата, чтобы быть на виду, красоваться, иметь честь представлять округ — и ничего более. Да, черт возьми! Мы просто болваны, если выбираем в департаментскую ассамблею кичливых аристократов, толстопузых буржуа и ничего не стоящих политиканов!

Боже милостивый! Да изберем же, наконец, нескольких хитроумных крестьян; ведь их так много у нас, в нашей провинции Бос, выберем деревенских умельцев, знающих сельское хозяйство как свои пять пальцев, и они заткнут за пояс всех этих господ в сюртуках и цилиндрах.

Послушайте, товарищи! Не нужно разевать рты при виде внешней импозантности префекта и атрибутов деревенского мэра. Составить и обсудить бюджет департамента не сложнее, чем бюджет коммуны. Когда имеешь дело с числами — большие они или маленькие, — разница не велика. Муниципальные советники наших сельских коммун прекрасно умеют определять, обсуждать и уравновешивать свои доходы и расходы. Их небольшие бюджеты просчитаны до сантима, они сбалансированы лучше многих крупных бюджетов.

Ну так вот! Наших представителей надо выбирать именно здесь, из числа простых тружеников. Хороший сельский муниципальный советник вполне может стать хорошим генеральным советником. И тогда и финансовые дела улучшатся, и дороги тоже.

В письме № 9 сообщается фантастическая новость (настолько невероятная, что она граничит с розыгрышем). Девин только что узнал, что в своей парижской квартире, в особняке на авеню Иены, Кошри поместил купленную им корову, чтобы научиться ее доить! По его распоряжению корова окружена трогательной заботой: «ее вымя моют туалетной водой в серебряном тазу» и вытирают «шелковыми платками». Бывшего председателя совета министров Мелина, приехавшего посмотреть на его корову, Кошри просит назначить его в следующий раз министром сельского хозяйства (он уже был его министром финансов)… Кошри берется даже подоить корову перед всем Национальным собранием! В постскриптуме прямо говорится о личности автора писем. Поэтому стоит воспроизвести его целиком.

Выдержка из письма № 9 от 15 июля 1902 года (№ 587)

Немало людей желает узнать, кто я такой, чем занимаюсь и какова моя настоящая фамилия. Они ломают голову, пытаясь угадать, найти, что-то доказать, и ошибаются. Но, Бог свидетель, я ничего не скрываю, мне нечего скрывать, и у нас в округе все меня хорошо знают.

Во время следующего сбора винограда мне исполнится 46 лет, военную службу проходил в 7-м драгунском полку, где так и не смог получить звания выше кавалериста второго класса. Мне дважды делали прививки. Мое занятие — земледелец, а не миллионер. Мне трудно живется, как и многим другим людям, и я работаю насколько хватает сил. В настоящее время я состою мастером на заводе в Ружмоне, выпускающем паровые мельницы. Зимой, во время мертвого сезона, делаю дома мельничные жернова для завода.