Шрифт:
– Мы не должны сдаваться, к тому же в любом случае мне нравится делать попытки, – сказал он, игриво подмигнув.
Элис следовало улыбнуться, но выражение ее лица было серьезным.
– Сирил, нравится тебе или нет, но мы женаты уже пятнадцать лет, так что пора взглянуть правде в глаза. У нас никогда не будет собственных детей.
Он стиснул губы.
– Да, может, ты и права, однако не переживай, милая. Мы все еще есть друг у друга.
– Я знаю, но, как уже говорила, я присматривала за Арчи и Джеймсом и очень полюбила их. Я… Я подумала, может, мы сможем взять их к себе.
– Взять их к себе! В каком смысле? Ты ведь не имеешь в виду усыновление?
– Ну, не сразу, но, может, позже, если они приживутся у нас.
– Нет! – категорически отрезал он. – Я не собираюсь брать к себе детей какого-то мужика.
– Пожалуйста, Сирил!
– Нет, и точка!
Увидев его настрой, она изобразила отчаянье.
– Элис, не смотри на меня так. Ты ведь не думаешь, что я возьму к себе щенков Тома?
– Они не щенки! – заплакала Элис, вскочив на ноги. – Они милые маленькие мальчики, нуждающиеся в любви, заботе и крыше над головой. И мы можем дать им это!
Голос Сирила стал жестче:
– Прекращай, Элис. То, что ты бесишься, ничем тебе не поможет. Я сказал нет, значит, нет.
Элис упала на стул и, закрыв лицо фартуком, горько разрыдалась, тряся плечами.
Она знала, что он не согласится, однако спустя несколько минут ее плеча коснулась рука.
– Ну же, не принимай все настолько близко к сердцу. Это ведь не значит так много для тебя?
– О Сирил, ты даже не представляешь, как долго я мечтала о ребеночке, как хотела держать нашего сына или доченьку на руках. Этого никогда не случится, но, присматривая за мальчиками, я правда полюбила их. Арчи – маленькая обезьянка и больше всего на свете любит обниматься. Раньше он ни на шаг не отходил от Дика, однако теперь парнишка работает, и он привык ко мне. А Джеймс хитрый, но в хорошем смысле, и он красивый, светловолосый, с серыми глазами.
– Дик? Работает? Впервые слышу.
Элис вытерла глаза.
– Ему исполнилось пятнадцать в марте, и он нашел работу на рынке, устроился в киоск к Чарли Роперу.
– И справляется? Что ж, думаю, он поладит с Чарли, между тем парню не помешало бы обучиться торговле.
– Да, может, и так, но он ученик и ему оплачивают труд арахисом, однако, хотя он не зарабатывает много в ларьке, для них это стало находкой. Они бы не справились без него.
Сирил, опершись на спинку стула, задумался о чем-то. Элис знала, что в этот момент лучше помолчать. Она тихонько сидела и смотрела на его лицо, задержав дыхание и скрестив пальцы под столом.
Наконец он вздохнул, и их взгляды встретились.
– Ну ладно, Элис. Если это так много для тебя значит, пускай будет по-твоему. Но учти, не планируй ничего раньше времени. Я не думаю, что Том захочет просто так отдать их.
Она снова вскочила на ноги, поцеловав Сирила в щеку.
– Паб еще закрыт, так что он, скорее всего, дома. Пойду поговорю с ним прямо сейчас.
– Поговори, только я сказал, не планируй раньше…
Но дверь хлопнула, и Элис, не дослушав мужа, побежала наверх.
Том терпеть не мог шум, поэтому выставил детей за дверь. Наконец в комнате воцарилась тишина. Осталась лишь Эмма, она сидела на низком деревянном стуле и сосредоточенно пыталась пришить заплатки к паре штанов. Он, взглянув на нее, с новой силой ощутил боль потери. Господи, до чего же она похожа на мать, те же золотистые волосы, те же ясно-синие глаза. Будто почувствовав его изучающий взгляд, Эмма подняла голову и, встретившись с ним глазами, скривила губы в отвращении. Он вскипел от ярости. Она должна выказывать хоть какое-то чертово уважение, но вместо этого едва говорила с ним, а ее ненависть, будто живая, наполнила комнату и отравила воздух.
Том отвернулся от Эммы, борясь с желанием выпороть ее, но он понимал, что от этого станет лишь хуже. Она больше не ребенок, ей уже семнадцать, и, если вынесет это за пределы комнаты, он окажется не в лучшем положении. Боже, ему необходимо срочно убираться отсюда – нужно выпить, но с оставшимися грошами он мог позволить себе лишь пинту. Мужчина откинулся в кресле, коря свою жизнь и размышляя обо всем.
Когда-то они были счастливы, он и Майра, но тогда началась война и его призвали. Здравый смысл взял верх, и Том покачал головой, не желая вспоминать былое, несмотря на то что мысли назойливо лезли в голову. Он не хотел вспоминать те ужасные вещи, которые видел и делал. Тем не менее, хотя Том изо всех сил старался забыть, его главный ужас вернулся к нему. Он находился на десантном судне, они уже давно плыли к суше, и нервы были на пределе. Молодого парня рядом с ним, с широко открытыми от страха глазами, как и Тома, била дрожь. Они разговорились, так, пустая болтовня, лишь для того, чтобы снять напряжение.
Когда судно пристало к берегу, прозвучал приказ разгружать корабль, и, взгромоздив на себя мешки, мужчины поспешили вперед. Том не знал, как долго они бежали, когда парень рядом внезапно упал, скорчив гримасу ужаса. До этого момента Том не осознавал, до чего же хрупкое человеческое тело, но теперь он увидел это: солдат ухватился за живот, придерживая вываливающиеся кишки, его крики слились со звуками взрывов и стрельбы. Том содрогнулся, вспомнив, как его парализовало от шока, как он не мог пошевельнуться и с ужасом смотрел на последние секунды жизни парня.