— Да, — сказала я. — Какая захватывающая и неожиданная возможность для него.

Кэс засмеялся. На плакате под заголовком «Темпл-Стерлинг гордится своим лучшим игроком Америки» была написана еще одна строчка: «Захватывающая и неожиданная возможность для ученика нашей школы Эзры Линли».

Последовала пауза, во время которой, я уверена, Кэс сунул в рот еще картошку фри, потом он спросил:

— Как твой новый брат?

— Не называй его так.

— Но ведь так и есть.

— Плохо, что я не хочу подходить к нему в школе? В смысле, я все время вижу его дома, но делает ли это меня, ну, плохой?

— Почему это делает тебя плохой?

— Не знаю. — Конечно, я знала. — Его только что бросила мать.

— Да? Джо Перри тоже бросила мама, а когда я в последний раз проверял, ты говорила, что он самый отвратительный в мире.

— Я не...

— Так и было, два раза. А дважды — это как «отвратительный» в квадрате.

— Это, наверное, самая ботанская вещь, которую ты когда-либо говорил.

— Не меняй тему. Ты ненавидишь брошенных детей.

— Я никого не ненавижу! — Я знала, что он меня дразнит, но я всегда подыгрывала ему. — И мама Джо уехала, когда он был во втором классе. Это другое.

— Неважно, как давно это было, брошенный ребенок есть брошенный ребенок.

— Перестань говорить «брошенный ребенок»!

— Ты тоже это сказала. — Я слышала усмешку в голосе Кэса. — Эй, из-за этого разговора где-то бросили ребенка.

— Не говори так.

— Не запрещай мне! Я имею право на свободу слова, которое не может быть нарушено!

— Заткнись, — сказала я, смеясь. — Ты съедешь с дороги.

— Я уже почти дома.

— И будет большой трагедией умереть в одном квартале от дома, а?

— И это говорит девушка, которая не хочет произносить «брошенный ребенок».

— На самом деле Фостера не бросали, — сказала я. Улыбка сползла с моего лица. — Его просто типа... отослали.

— От этого не легче, верно?

— Может, и легче. Она вернется за ним.

— М-да, — ровно сказал Кэс, и я не была уверена, насколько каждый из нас в это поверил.

2

По моему мнению, уроки физкультуры — зло.

Берут кучку подростков, заставляют их раздеваться друг перед другом в раздевалке, велят надевать ужасную одинаковую форму, а затем определяют их способности на основании умения бросать мяч в сетку, в кольцо или друг другу. Это зло.

На третьем уроке я притащилась в раздевалку, бросила спортивную сумку на пол и постаралась не обращать внимания ни на чьи взгляды. Честно говоря, некоторые девочки меня по-настоящему пугали.

Когда я училась в девятом классе, я носила брекеты и у меня было угрей больше, чем я могла сосчитать. Я не красилась. Я не носила короткие шорты. Я никогда не пробовала спиртное и уж конечно не знала, как или зачем людям приходит в голову курить хоть что-то.

На этом уроке я чувствовала себя, как типичный старикашка из дешевых фильмов, который сидит с костылем перед продуктовым магазином и повторяет: «В мое время...» Газировка стоила пять центов. Дети уважали старших. Девятиклассницы не оголяли декольте. И не носили тонги. И — я вытаращила глаза, но держала рот на замке — не загорали так, чтобы на ягодицах осталась надпись «укуси меня».

Мне не с кем было разделить недоумение, так что я держала свое мнение при себе, мысленно сделав заметку, что, возможно, мне стоит поступить так, как сказано в заявлении в Ридинг, и написать об этом в рассказе о моей жизни. Глава первая. О том, что в раздевалке девятиклассниц Темпл-Стерлинга больше бюстгальтеров пуш-ап, чем на распродаже в Victoria’s Secret.

Большинство парней тоже были не лучше. Они вели себя, как подростки из сериалов, прихорашивались и рисовались. Насколько близки были выпускники к колледжу, настолько недалеко эти мальчишки ушли от средней школы. Звать их девятиклассниками просто смешно. Они скорее походили на пятиклассников.

Если мне придется провести с этими детьми два семестра, мне бы хотелось окружить себя более спокойными, теми, которые выглядели и вели себя соответственно возрасту. Обыкновенными. Но таких было очень мало. Думаю, нормальными считаются эти девицы и мальчишки.

Что касается Фостера, то он и близко не подходил под определение нормального. К сожалению, на этом уроке я была его единственной знакомой.

— Эй, Девон! Дев!

Он запрыгал, размахивая руками, когда я вышла из раздевалки. Я глубоко вдохнула и направилась к нему.

На нем была та же физкультурная форма Темпл-Стерлинга, как и на остальных, но даже она сидела не так, как надо. Все мальчики заказали себе шорты побольше, чтобы они закрывали колени или были еще ниже. Шорты Фостера были гораздо выше колен, а он еще и футболку в них заправил, к тому же неровно. Его носки были натянуты как можно выше, а шнурки на кроссовках, на покупке которых настояла моя мама, были завязаны большими бантиками.

Я поняла — какой-то школьной интуицией, чутьем ученицы выпускного класса — поняла, что никто не будет третировать Фостера. Никто не станет бросать его учебники на землю после уроков. Никто не будет выдергивать из-под него стул в столовой.