– А если...

– Подожди, я договорю. От тебя никто не требует непосильной жертвы. У тебя есть деньги на няню, на двух нянь и даже на трех. На съемную квартиру, если они будут тебе мешать. И это никак тебя не отяготит. Ты сможешь по-прежнему в свое удовольствие возиться со своей... как ее там... Пирожочек или что...

– С Булочкой.

– Мужики! Этой груде металлолома он дал имя, а мне не дождаться ничего ласковее, чем «ну мам».

– Ну мам!

– Вот!

– Ладно, я подумаю.

Они с Хендриксом немного прошлись. Снег таял, обнажая прошлогоднее собачье дерьмо, черные мокрые ветви проступали сквозь туман, как в зачарованном лесу. Над городом сгущались сиреневые сумерки.

На детской площадке копошилось двое малышей. Видимо, больше никто не решился выползти из дома в такую сырость. Саша не разбирался в детском возрасте. Сколько им могло быть, если они только-только научились ходить? Мамочки следовали за ними по пятам, обреченно глядя, как те вдохновенно плюхают лопатками по лужам. Угвазданные с ног до головы. Один увидел Хендрикса и побежал. Неуклюже, как Чарли Чаплин. Но споткнулся о собственную лопатку и шлепнулся. Глаза удивленно распахнулись, нижняя губа задрожала, и раздался оглушающий плач. Мама ястребом кинулась к нему, подхватила на руки, не обращая внимания, как по светлой куртке стекает грязь от маленьких сапог, и зашептала что-то утешительное.

Саша вдруг вспомнил, как они с Варей ехали из ветеринарки, и она держала Хендрикса. Если она с такой отвагой кинулась спасать его собаку, то неужели оставила бы детей? И разве сам он был малодушным слабаком, чтобы остаться в стороне? В голове всплыл образ, нарисованный мамой: малыш один в незнакомом месте. Тетки вроде той генеральши из опеки. Никого, кто взял бы на руки и пожалел. Самсонов машинально сунул руку в карман и нащупал список документов. Надо только попросить Штайна, чтобы он опять прикрыл на работе.

Вечером позвонила мать.

– Сань, ты подумал, о чем мы с тобой говорили?

– Да. Завтра начну собирать документы на патронат.

– Слушай, я ходила к тете Вале из семьдесят второй. Ну, знаешь, мама Коли Старостина, он с тобой в параллельном классе учился. Ну, рыжий такой. Они еще тогда дверь ставили на лестничной клетке и всю стену испортили, потому что у Бори руки растут из ...

– Я помню тетю Валю. И что она?

– Так она ж в детском доме медсестрой двадцать лет проработала. На Писарева.

– Ты уже всем доложила?

– Нет, я просто спросить ходила. Как бы невзначай. Я давно у нее формочки для печенья брала. Она говорит, что одинокому мужчине детей вряд ли дадут. И уж тем более девочку.

– Тебе бы в разведку. Тетя Валя в жизни не догадается, что за одинокий мужчина.

– Саша, перестань! Я серьезно! Никто тебе одному опеку не даст. Тем более, сейчас. Кругом одни скандалы с извращенцами.

– И что ты предлагаешь? У меня нет вариантов. Жениться я не успею.

– Мы с отцом подумали... Давай, мы на себя патронат оформим?

Саша не знал, что ответить.

– А что?
– продолжала мама.
– Я не работаю, у нас квартира хорошая. Мне шестидесяти нет, выгляжу я вообще молодо. И для органов будет логично: младший сын умер, стало одиноко. Я могу наплести про дальних родственников, чтобы объяснить, почему нам именно эти дети нужны. А, Сань?

– Мам, я не знаю... У вас и без того забот полно... Я совершенно не собирался их на вас вешать. Просто звонил посоветоваться.

– Ну и что? А я вот подумала: чем мне еще заняться? Сидеть с твоим отцом целыми днями и друг на друга смотреть? А так бы что-то полезное сделала. Хорошее. Чтобы потом умереть со спокойной совестью.

– Мама! Не начинай!

– И все же. Ты продиктуй мне, что надо сделать, какие документы, а потом я приеду, и ты отвезешь меня к ним. У тебя работы по горло. Хочешь, могу с ними у тебя пожить, хочешь к нам в Питер заберу. Но дети хоть будут дома, в семье, сыты и под присмотром.

Некоторое время Саша озадаченно молчал, но мамины доводы взяли верх.

– Пожалуй, ты права. Сейчас отправлю тебе на телефон список. Как будет готово, пришлю тебе билет на Сапсан. Если надо будет с чем-то помочь - тут же звони. Я пока подготовлю квартиру. Побудете у меня.

В конце концов, никто бы не прошел бюрократические дебри столь же стремительно, как Елена Эдуардовна Самсонова, бывший работник паспортного стола.

Варя позвонила через неделю. На сей раз с утра. Городской телефон стал для него условным сигналом, и едва услышав заветную трель, он выскочил из душа, в чем мать родила и с зубной щеткой во рту, и кинулся к трубке, поскальзываясь и оставляя за собой лужицы.