И вот этот случай с кольцом... Гонория кое-как вырвалась и спряталась в келье. А чтобы кольцо не отобрали, Августа под висевшим на стене большим распятием выдолбила ямку и положила в неё кольцо, а ямку тщательно замазала глиной.

Через некоторое время в келью ворвались служанки, среди которых была и служанка Гонории, подаренная ей в Иерусалиме Евдокией вместо исчезнувшей Джамны и отобранная настоятельницей. Они перевернули ложе, заглянули в ночной горшок, перерыли одежду, обыскали Гонорию. Её служанка, глядя на бывшую госпожу, чуть не плакала; Августа видела на её глазах слёзы и жалела её...

Не найдя, служанки удалились. А вскоре нагрянула сама игуменья.

— Где кольцо?! — взревела она низким голосом.

— Я его выбросила в море, — твёрдо заявила Гонория.

— Врёшь, негодница! Но смотри у меня... — И настоятельница, громко хлопнув дверью, выскочила, словно ужаленная, в монастырский двор.

Туча всё-таки прошла остров стороной. Но колокол не утих, наоборот, зачастил, и ему тут же ответили другие; трезвон далеко и грустно, тревожа души, разнёсся над морским простором и палубой корабля, причалившего к берегу.

Этот трезвон был вызван печальным сообщением с корабля о смерти Феодосия II.

Потом Гонория увидела, как с палубы сошёл человек, и она узнала в нём Приска. Августа, подобрав полы чёрной длинной монашеской одежды, быстро стала спускаться вниз. С ходу налетела на входившего в монастырские ворота бывшего секретаря императора и повисла у него на шее.

— Юста Грата Гонория, теперь ты свободна! — объявил Приск, радостно пожимая ладонями её руки.

Он отнял Августу от себя и узрел, как из глаз её неудержимым потоком полились слёзы.

Приск подал настоятельнице письмо, в котором говорилось, что отныне Гонория будет снова жить во дворце. Со смертью брата Пульхерия решила сделать двоюродной сестре послабление, чтобы показать, что не она, а якобы Феодосий был причиной гонений римской Августы. Хитрая бестия!.. И когда Гонория прощалась с инокинями, то и настоятельница была подчёркнуто вежлива. А Августе хотелось изругать её и избить, но, сдерживая себя, подумала:

«Ведь она такая же подневольная, как и служанки... Да, надо свою-то забрать. Не оставлять же её в монастыре!»

— Приведите мою служанку, — повелительным голосом сказала Гонория, и все поняли, что годы, проведённые в монастыре, не сломили её воли и не истребили её властности.

Привели служанку, и она предстала перед госпожой не такой замарашкой, какой видела её Гонория в последний раз, а в новенькой одежде и чистом белом переднике.

Феодосий всегда относился к Гонории (и это она хорошо знала) благосклонно, и поэтому, взойдя на борт корабля, спросила Приска:

— А отчего умер василевс?

— На охоте упал с коня, а на следующий день, 27 июля, скончался от полученного ушиба.

— Жалко мне его... Феодосий был куда милосерднее своей родной сестры... — Гонория показала Приску кольцо, которое она забрала из хранилища под медным распятием в келье. — Самое последнее моё унижение я претерпела из-за этого кольца, когда надела его, идя на молитву... Игуменья чуть не оторвала его вместе с пальцем... А ведь она действовала во всём по указке Пульхерии, хотя последняя это старается скрыть... Но, слава Богу, всё позади... — Августа перекрестилась на удаляющиеся золотые купола монастырской церкви.

Гонория наивно думала, что «всё позади»): во дворце её поместили в гинекей в одну из комнат с двумя колоннами, ночным ложем и медной скамьёй: два окна, выходящие в узкий переход, ведущий во внутренний двор, не открывались и были выложены цветной мозаикой, через которую ничего нельзя увидеть, — та же монастырская келья, да ещё у входа стояли два стража, коим приказано пускать к римской Августе определённых лиц.

Находясь среди стен, расписанных на сюжеты из Библии, скучая и злясь, Гонория часто вспоминала Евдокию. Где она? Что поделывает? Знает ли, что умер её муж?..

Иногда мысли уносились в равеннский дворец. Плацидия... «Ведь она моя мать... Сколько времени будет ещё мучить меня?.. Ладно, Плацидия — развратная из развратнейших женщин, а Пульхерия?.. Эта жадная до власти девственница, пожалуй что, грешнее своей римской тётки: Пульхерия каждый день отдаёт приказы о смертной казни, она так задавила налогами всех в империи, что даже у людей некогда блистательного состояния побоями вымогают золото. Так рассказывал Приск; и люди, издавна богатые, дошли до того, что выставляют на продажу уборы жён и свои пожитки. Многие уморили себя голодом или прекратили свою жизнь, надев петлю на шею... А уж о бедных крестьянах или горожанах и говорить ничего: они бросают землю, дома и либо разбойничают, либо, покинув пределы державы, вливаются в ряды гуннов».