— Мы знаем не все степени свободы нашей Вселенной. Насколько нам известно, и она может участвовать в своеобразном движении «вкось» в некоторых измерениях, но под иным углом, чем Призрак. Это могло бы в какой-то степени объяснить, почему раз от разу так меняется продолжительность его пребывания в нашем пространственно-временном континууме.

Толфрин покачал головой:

— Любые теоретические построения, относящиеся к этой системе, всегда были выше моего понимания. Да что говорить, мне непонятна и твоя способность чувствовать ее приближение. Слышал, что при соответствующей подготовке космовидцам удается локализовать планеты и даже объекты меньшего размера в обычном пространственно-временном континууме, но для меня непостижимо, как они могут ощущать объекты за его пределами, извне, в других измерениях — где угодно!

— Обычно и не могут, — сказал Ринарк, — но многие из тех, кто зондировал примыкающее к нашей галактике пространство, иногда чувствовали — там находится нечто не подчиняющееся ни одному из известных законов природы. У других появлялось иллюзорное ощущение солнц и миров в нашей галактике, там, где не может быть ни тех, ни других! Отсюда и возникла теория мультиверсума — многомерного универсума, многомерной Вселенной, что содержит десятки различных универсумов, отделенных друг от друга неизвестными измерениями...

Он замолк. Да разве можно бесстрастно и логично выразить не покидавшее его чувство обособленности, отчуждения? Как описать этот шок, это потрясение, противоречащее всему прежнему опыту чувственного восприятия, этот удар по его «я», по его эмоциям — да по всему его существу?

Он шевелил губами, пытаясь подобрать слова, и не находил их. Лучше всего он мог бы выразить свои чувства, дав волю сдерживаемому воплю предсмертного ужаса, но не в его это было характере.

И замолчал окончательно. Мерил шагами кабину, машинально трогал гашетку мощной антинейтронной пушки, которую еще никогда не пускал в ход. Страшное оружие; Ринарк надеялся, что к пушке никогда и не придется прибегать.

Ему становилось не по себе при мысли о любом ядерном оружии. Таинственное его шестое чувство было столь же восприимчиво к распаду атомов, как и к существованию их в естественном, стабильном виде. Ощущение ядерного взрыва ввергало его в состояние, близкое к агонии, а антинейтронная пушка, излучающая частицы вещества, была для него еще более страшным испытанием.

Когда-то, еще ребенком, он оказался поблизости от района взрыва многомегатонной бомбы, — и тотчас его сознание было парализовано. Год над ним бились врачи, устраняя последствия. Теперь он стал сильнее, лучше владел собой — и все же космический полет был для него далеко не удовольствием.

Он испытывал отвращение и к насилию. Да, часто оно кажется легким выходом из положения, но, в сущности, как чуть не все «легкие выходы», — вообще не выход, а лишь продолжение порочного круга. И посему при малейшей возможности Ринарк избегал насилия.

И все же теперь он был готов прибегнуть к нему на Призраке — против всего, что попыталось бы ему помешать достичь задуманного...

Уже давно эта цель, и только она, подчиняла себе все действия Ринарка. Он, собственно, уже двигался к ней — ничто и никто не могли остановить его. Неважно, избранник ли он или фанатик, Ринарк твердо решил довести дело до конца, если это возможно, — а если невозможно, положить жизнь за то, чтобы это стало возможным.

Скоро, нет, уже очень скоро в их континуум может войти Призрак, к которому он стремится. Для него Призрак — единственный во всей Вселенной шанс получить столь необходимую информацию.

Он оглянулся на Толфрина; тот все еще изучал уравнение на экране.

— Понял что-нибудь?

Толфрин усмехнулся:

— Я еще могу понять, что Призрак движется по орбите в пока неизвестных нам измерениях, так же как мы двигаемся во времени и пространстве, но не в состоянии оценить смысл и последствия этого. Просто зашел в тупик, я ведь не физик.

— Я тоже, — напомнил Ринарк. — Будь я физиком, меня не так ошеломлял бы Призрак. Скажем, любая система, состоящая из двойной звезды галактического типа и одиннадцати равноудаленных от нее планет, представляется весьма необычной, чуть не искусственной. А если она искусственная, откуда ей взяться?

— Можно ведь подойти и по-другому, — неуверенно предложил Толфрин. — Допустим, равноудаленность планет от «родительских» солнц не только свидетельствует о необычности системы; этот небывалый каприз природы — планеты — как раз и обуславливает орбиту Призрака?..

Ринарк кивнул и на секунду задумался:

— Если допустить в соответствии со всеми известными законами Вселенной, что время циклично — хотя, как тебе известно, мои эксперименты, по-видимому, доказывают, что в нашей Вселенной время не инвариантно, — так вот, если допустить это, мы можем считать цикличность всеобщим законом.

Он подошел к креслу, взял ручку и блокнот и стал набрасывать схему.

— Вот орбита Призрака, — он нарисовал кружок, — а вот наша траектория, — появился лежащий в горизонтальной плоскости полукруг, пересекающий первый кружок.