–  Очень просто! Раз передадим вам власть, значит, будете ее иметь. Безупречное рассуждение! Итак, повесите Торбу, но предварительно надо доказать его вину. Какие преступления за ним числите?

–  Многие, диктатор.

–  Я бы хотел конкретней…

–  Я же объяснил - многие. Расшифровываю: очень многие! А точный список его вин установит суд. Судей мы выберем квалифицированных.

–  Вообразите себе такую ситуацию, Понсий Марквард. Вилькомир Торба на суде разнесет в щепы все возведенные на него обвинения.

–  И воображать не буду. Ненавижу воображение. Мы реальные политики. Если Торбу найдут, его повесят. Вам придется с этим примириться.

–  Что же, если уж придется… Никто не хочет задать вопросы вождю оптиматов Понсию Маркварду?

Вопросы хотел задать я. Понсию Маркварду пришлось повернуться ко мне. Он сделал поворот с вызывающим недовольством.

–  Где вы были, Марквард, когда Торба изменил нам, а Ваксель победным маршем продвигался по Патине?

–  Меня допрашивают? Я думал, мы как равнозначные политики…

–  Все же я хотел бы получить ясный ответ.

Марквард возмущенно обернулся к Гамову. Гамов ласково сказал:

–  Понсий, у нас задают любые вопросы и получают точные ответы.

Марквард с усилием сдерживал негодование.

–  Семипалов, вы и сами понимаете, где я мог быть. Скрывался от ищеек Торбы и военных шпионов Вакселя.

–  Зачем вы это делали, Марквард?

–  И это вы знаете не хуже меня. Чтобы меня не схватили!

–  Вы так боялись Торбы и солдат Вакселя?

–  Солдат Вакселя вы тоже боялись и отступали перед ними.

–  Зато потом разбили их. Сейчас свободно ходим по вашей стране.

–  Я тоже свободно хожу по своей стране, генерал!

–  Да, выползли из норы, где бесславно прятались.

Милошевская закричала:

–  Протестую, диктатор! Генерал Семипалов переходит все границы!

–  Согласен и с вами, как раньше соглашался с вашим другом Понсием, что обсуждение становится недопустимым, - вежливо произнес Гамов. Если бы Милошевская лучше знала Гамова, она бы испугалась его грозной вежливости.
– Разрешите задать и вам тот же вопрос, Людмила: и вы хотите повесить Вилькомира Торбу, если он попадет вам в руки?

–  Раньше надо его поймать, диктатор. Пока же ваша прославленная разведка…

–  Отвечайте прямо! Допустим, случилось так, что Торба у вас в руках. Повесите вы его своими руками?

–  Почему своими? Я пианистка, мои руки играют на клавишах рояля, а не свивают петли… Но за смертный приговор проголосую. Надо же решить в конце концов эту проклятую проблему, которая называется вождем максималистов Вилькомиром…

Гамов опять прервал ее:

–  С вами ясно. Полковник Прищепа, у вас все в порядке?

–  Конечно! Нажмите правую крайнюю кнопку на втором пульте.

Гамов поискал глазами нужную кнопку и нажал ее. В зал вошли два конвоира, между ними двигался Вилькомир Торба. Я часто видел портреты президента Патины. У меня в памяти отложился образ импозантного, невысокого мужчины средних лет - холеное лицо, безукоризненный костюм, обаятельные манеры, хорошо поставленный - с шепелявинкой и грассинкой - голос. В общем, президент отлично исполненного образца. А в зал вошел бродяга - небритый, исхудавший, в грязной одежде… Гамов приподнялся и вежливо проговорил:

–  Приветствую вас, президент! Как вы чувствуете себя?

Вилькомир Торба дико озирался. Гамова он, похоже, узнал сразу - по портретам, естественно, - на меня и Прищепу поглядел с недоумением, а при взгляде на Маркварда и Милошевскую глаза его вспыхнули. Проигнорировав Гамова, он обратился прямо к ним:

–  И вы здесь, голубчики? Думаете, что на коне? Далеко не ускачете, не дадут. А дадут, сами свалитесь в грязь. Вы, глупцы, не понимаете: ваше счастье всегда было в том, что вам не давали власти.
– Только после такого выпада против своих политических противников он счел возможным обратить внимание на нас: - Вы, вижу, Гамов - победитель кортезов и диктатор Латании? А свита на той стороне стола - ваши помощники? Отвечаю на ваш вопрос: чувствую себя отвратительно. Какие еще вопросы? Задавайте скорей, пока не потерял сознания - третий день ничего не ем, второй день ничего не пью.

–  В таком случае, вам надо подкрепиться, Торба, - участливо сказал Гамов.
– Не хотите ли чаю и печенья?

–  А также пива и колбасы, если не поскупитесь кормить узника.

Исиро что-то сказал одному из солдат, солдат ушел. Исиро пододвинул президенту стул около Милошевской, Торба с громким вздохом облегчения опустился на него и вытянул ноги. Милошевская с возмущением отвернулась. Тот же солдат вошел с подносом, на подносе стояла бутылка пива, колбаса, чай и печенье. Торба жадно осушил стакан пива и накинулся на колбасу. Мы молча смотрели, с какой энергией он поглощает еду. Павел с улыбкой прошептал мне: