–  Можно поинтересоваться - для каких надобностей?
– Он спрашивал осторожно, но это не маскировало наглости вопроса. Видимо, то был прием - начинать с наглости, авось сойдет, и откроется что-то важное.

–  Нельзя. Вы для меня, а не я для вас. Я борюсь с Гамовым для блага Латании, а не против нее.

–  А можно спросить о борьбе с диктатором?

–  Можно.

–  Вам не кажется, что вы проигрываете эту борьбу? Референдум очень укрепил власть Гамова. Мы, - он сделал ударение на «мы» - тонкое, чтобы его не сочли за наглость, и достаточное, чтобы я понял его значение, - вывели вас из зоны неприемлемости для коалиции… В «Декларации о мире» упомянули только Гамова, Гонсалеса, Вудворта… Каждый мог понять - с вами коалиция поведет переговоры… А результат?

–  Результат в пользу Гамова. К сожалению, «Декларацию» составляли люди, не сведующие ни в истории, ни в психологии латанов. Ограниченность этих людей равнозначна глупости. Даже многие недоброжелатели Гамова проголосовали за него, он в ореоле лидера сопротивления, защитника чести родины. Я сам проголосовал за него. Что же говорить о других?

–  Вы разрешите мне передать эти ваши высказывания?
– Войтюк даже не старался скрыть иронии.
– Подразумеваю, глупость авторов «Декларации», их невежество в вопросах истории и психологии…

–  А для чего я вас вызвал? Передайте и не стесняйтесь в выражениях. Один древний дипломат, человек тонкий, сказал послу вражеской державы: «Ваши пушки внушают ужас, ваша дипломатия - смех!». Это тоже передайте. И не как историческую цитату, а как мои слова.

–  Слушаюсь. А если я добавлю, что «Декларация о мире» не облегчила вам путь к власти, а затруднила?

–  Вот так и передавайте.

–  И что в результате просчетов заокеанских политиков вы отказываетесь от борьбы за власть?

–  А вот это - нет! Именно потому, что популярность Гамова так возросла, нужно активней бороться с ним. Он способен своими экстравагантными действиями - он называет их неклассическими - привести Латанию к поражению. Я приведу ее к процветанию.

Войтюк осторожно нащупывал тропку к нужной информации.

–  Что, по-вашему, нужно сделать, чтобы подорвать авторитет Гамова? Подразумеваю действия, вредящие лично ему, а не Латании…

–  Отвечаю. Нужно, чтобы за океаном точно уяснили себе планы Гамова - те планы, против которых я восстаю.

–  Вы считаете, что за океаном не видят этих планов? Либо не способны их понять в силу… скажем, интеллектуальной ограниченности?

–  Точная причина! Не поняли стратегии Гамова, и сами способствуют ее успеху. Гамов поворачивает на юг и восток, там государства послабей.

–  А зачем ему поворачивать на юг и восток?

–  Поглядите на карту. Фронт продвигается в глубь Латании, одну область за другой захватывает противник. Вакселя надо остановить, ибо мы можем потерять всю промышленность центра, а Гамов строит запасные помещения в тылу - принимать эвакуированные заводы. Наши поля затопляются, урожая не собрать. Разве это политика? Гамов скоро завоюет и Торбаш, и Лепинь, и Собрану… Пример - Кондук. Для захвата этой несчастной страны Гамов не побоялся показать, что мы построили воздушный флот - и весь, до последнего исправного водолета, бросил в бой. Я протестовал против авантюры с Кондуком, он отверг мои протесты. Он сказал: Ваксель губит наш урожай, мы конфискуем урожай у его союзников, там огромные продовольственные ресурсы. Но разве это разумная политика? Ввергнуть собственную страну в страдания - и лечить их ценой страданий других народов. Никогда с этим не примирюсь!

Войтюк слушал меня с таким напряжением, что перестал дышать. А во мне нарастало странное состояние. Я честно выполнял свою задачу - снабжал врага информацией, полезной нам, а не ему. Но я не лгал, я обманывал врага тем, что не обманывал его. Я вдруг ощутил, что и вправду, будь я на месте Гамова, принудил бы историю шагать по другой дорожке.

Я помолчал, стараясь разобраться в самом себе - не порчу ли игру? Войтюк заговорил сам:

–  Вы считаете, что коалиция сама способствует успеху Гамова?

Я сказал с горечью - и удивился, горечь была актерским ходом, я ее не должен был испытывать, но что-то похожее на горечь испытал:

–  А у вас сомнения? Аментола перетянул наших бывших союзников на свою сторону, прихватил и колеблющихся нейтралов. Но ограничился незначительной помощью им. А что получилось на деле? Кондук завоеван, к концу лета мы завоюем Торбаш, Собрану и Лепинь, все ресурсы этих стран, все их продовольственные запасы будут в нашем распоряжении. Тогда всей мощью на запад - и горе Вакселю!

–  Вы говорите так, словно поддерживаете Гамова в его политике завоевания соседних стран.

–  Нет, я против завоевания стран, изменивших союзу с нами. Они должны поплатиться за измену. Тут я с Гамовым. Но я и против того, чтобы победа достигалась ценой страданий моих соплеменников. Будь я у власти, я бы этого не допустил.

–  Но пока допускаете?

Я сделал вид, что впадаю в раздражение.

–  Войтюк, вы не понимаете главного: Гамов - диктатор, а Аментола - только президент. Аментола встречает не только критику, но и сопротивление. Гамов не допустит организованного противоборства у себя, но с радостью стимулирует любую оппозицию Аментоле.