После обеда часа полтора спит. И молодой был – тоже спал.

Дважды в день пользовался услугами парикмахера: утром брился, если надо, и стригся, а после дневного отдыха – укладка волос, с такой шевелюрой – процедура на час, не меньше.

Около шести у секретаря раздается два звонка – мне: конец рабочего дня. Генеральный кивает на стол, я беру в левую руку портфель и папку, разворачиваюсь обратно и через приемную, коридор, через личный вход захожу в комнату отдыха, помогаю Леониду Ильичу одеться.

Когда был молод, мог работать и до девяти-десяти вечера.

Усталый, он примерно за километр выходил из машины и, заложив руки за спину, молча шел до дачи пешком. Один охранник впереди, другой – сзади, а «прикрепленный» – рядом с ним, чуть поотстав. Людей на этом участке встречалось мало, никакой опасности возникнуть не могло.

Это пешее возвращение продолжалось до последних лет, пока он совсем не ослаб.

На даче, внизу, я помогаю Леониду Ильичу раздеться, свое пальто бросаю на вешалку, и мимо столовой, где в это время Виктория Петровна обычно смотрит телевизор, мы поднимаемся на второй этаж, в спальню. Кладу папку на стол, рядом – портфель и ухожу к себе в служебный домик. Докладываю по телефону оперативному дежурному: «Мы на месте».

Один из охраны заступает на пост у главного дома, остальные готовятся к ночному дежурству.

В 20.30 звонят официантки: «Владимир Тимофеевич, вас приглашают на ужин». Леонид Ильич сидит за столом, ждет меня. За все время ни разу без меня не поужинал, до меня обычно даже стол не накрывали.

Брежнев и в молодости, когда был стройным красавцем, строго следил за своим весом, а с возрастом и болезнями борьба с весом стала маниакальной, приобрела род недуга. Он следил за каждой ложкой, чтобы не переесть, отказался от хлеба. На ужин – капуста и чай, все. Или творог и чай. В лучшем случае мог позволить себе пару сырников. Поскольку сам ел мало, считал, что и другим достаточно. Поужинаем, спрашивает у меня:

– Ну, как?

– С такого ужина, Леонид Ильич, и ног таскать не будешь…

– Да ну? – искренне удивляется. – А ты что, голодный уходишь?

– Конечно.

– Витя, – просит жену, – принеси ему колбасы.

– Аня! Катя! – кричит Виктория Петровна в столовую. Иногда сама идет к холодильнику, достает ветчину. Иногда из столовой приносят пару сосисок. Леонид Ильич с интересом наблюдает, осведомляется:

– Ну и что теперь?

– Приду к себе в дежурку, наверну еще колбасы с хлебом, это дело.

В принципе он очень любил украинский борщ, а Виктория Петровна – легкий рыбный суп, повара из лучших чувств приготовят что-нибудь сытное, вкусное, но, оказывается, у Леонида Ильича прибавился вес на 500 граммов, и все меню меняется.

– На пятьсот граммов? – он нервничал, раздражался. – Этого не может быть, я же мало ем.

Он приказывал поменять весы. Мы меняли, он снова взвешивался.

Опять 500 граммов…

– Это не те весы… Поменять.

Весы всех видов и марок – отечественные и лучших зарубежных – стояли и на даче в Заречье, и в охотничьем Завидове, и в кремлевском кабинете. С утра дома встал – сразу на весы, приехал на работу, с порога – на весы, перед сном – снова взвешивается. Члены Политбюро успокаивали его:

– Вес, это ничего, Леонид Ильич. Вес – это даже хорошо, это энергия.

– Нет. Мне сказали – на сердце нагрузка.

Иногда с утра взвесится – все в порядке, вес в норме, даже поменьше, он совершенно счастлив:

– Вот видишь! – улыбается. – Буду еще меньше есть и больше гулять.

Весь день у него радостное настроение, и окружающие – дома и на работе – тоже все довольны. Потом встает на весы – опять эти лишние 500 граммов!.. Опять меняем весы.

Тут еще провоцировали его верные соратники. Встретятся, он жалуется на полноту, а они дружно успокаивают:

– Да что вы, Леонид Ильич, вы прекрасно выглядите, подтянуто, свежо.

– Да вес же, вес…

– Нет-нет, все в порядке. У вас весы врут.

И, конечно, советы: побольше двигаться, гулять. Леонид Ильич спросит кого-нибудь:

– Ты чего на завтрак ешь?

– Одно яйцо и чай.

Он, может быть, с утра десять яиц ест, но разве скажет. «Одно…»

На другое утро повара спрашивают, что приготовить на завтрак. Леонид Ильич отвечает:

– Одно яйцо и чай.

Все весы, а их было десятки, надо было держать на контроле, не дай Бог – разнобой.

Раньше в Завидове в дни охоты стол ломился от закусок, и сам Генсек был молод и ел с аппетитом, и окружение тоже было далеко не малоежки – помощники, егеря, охрана, врачи. Официанты (все – из КГБ, из «девятки») вовсю старались угодить. Когда же с середины семидесятых Брежнев стал бороться с весом и перешел на творог, капусту, свеклу, он и всех прочих перевел на подобное меню.

Прелюдией к новому рациону стал один случай. Директор охотхозяйства как-то увлекся за столом черной икрой, ел ее ложками. Леонид Ильич молча наблюдал за ним и, когда тот закончил трапезу, сказал: