Бывший вор и аферист с некоторым недоумением припомнил о жутких россказнях прочих рабов, сидящих с ними в одном трюме, про порядки на просторах этой пиратской страны и явно не поверил:

– Как же так? Пираты воруют детей в других государствах, устраивают беспредел на морских просторах, значит и у себя дома они будут вести себя как им заблагорассудится. Разве не так?

– Конечно не так, – возразил Цай, основательно и удобно усаживаясь на козлы. – Это в море пираты могут творить, что им заблагорассудится, а внутри страны действуют законы защищающие в первую очередь знать, дворянство, их близких, родственников и их дворовых. Попробовали бы пирату заняться грабежом на собственном берегу – их бы вырезали даже не жалуясь королю.

– Ничего не понял, – растерялся Уракбай. – Откуда тогда такие страхи про разбойников и кого они в таком случае грабят?

Возница обернулся и со всей серьезностью всмотрелся в лицо молодого ордынца. Словно проверяя, можно ли с ним откровенничать. Скорей всего увиденное его не разочаровало, потому что стал терпеливо объяснять, как младшему брату:

– Дело в том, Уракбай, что некоторые в нашей стране сильно завидуют купеческому сословию. Те не принадлежат ни к знати, ни к дворянам, ни к Садовникам и даже не к Хозяевам Долины Развлечений. Но так получилось, что обслуживают купцы всех и всем. Через них уходят чудодейственные фрукты из Поднебесного Сада в Большой мир, они поставляют рабов для пополнения гладиаторских когорт, и они же занимаются поставкой продуктов, тканей, оружия и всего, всего, всего. У них в руках сосредоточена огромная масса денежных средств и они для собственной защиты порой нанимают целые армии, но именно поэтому разбойный люд и мечтает поживиться за их счет. Тогда как слуги и даже рабы местных господ для любого татя – неприкосновенны. Понял?

– Слова то я понял, а вот суть осознать не могу до сих пор, – признался ордынец. – Так у вас тут чуть ли благословенная Менсалония получается? Никто никого не грабит и не убивает? И ваше дворянство бессмертно?

– О! Еще как смертно! – развеселился непонятно отчего Цай. – Но вот убивать их могут только им подобные. Так что порой бароны или князья между собой такую резню устраивают, что получаются внушительные сражения. Да и целые семейные кланы в это дело втягиваются. Но! Король никогда в эти свары не вмешивается. А дело таких рабов как ты, и таких возниц как я, потом вывозить трупы павших с поля боя и торжественно хоронить на фамильных кладбищах. Ну и само собой стараться не попасть под крутую раздачу во время непосредственных стычек.

И опять Уракбай не мог поверить до конца в такое счастье:

– Выходит рабы могут жить до глубокой старости в благости и покое? Откуда же тогда берутся рассказы про диких зверей на арене и прочие жуткие напасти?

Казалось, что вознице уже надоели такие настырные расспросы и он бы давно тронулся в любимую дорогу, но делать все равно было нечего, приходилось хоть как-то скрашивать ожидание. И он, покрутивши головой во все стороны ответил:

– Конечно, и арены еще в некоторых местах есть, и звери дикие, кровожадные, но для того чтобы туда попасть надо так провиниться, что действительно наказание поделом будет.

– Ну это взрослые рабы, а вот что с детьми? Почему их стараются скупить по всему миру?

– Потому что в глабиаторы годятся только девяти, максимум десятилетние дети. Более старшие непригодны. Поэтому в Менсалонии детям главное – пережить этот опасный возрастной период, а дальше жизнь становится размеренной и предсказуемой.

– Однако… – ордынец задумался и тяжело вздохнул: – У нас на родине тоже много чего случалось, но такого откровенного рабства не было.

– Как же! – презрительно скривился Цай. – Ваш самозванец обещал каждому ордынцу по двадцать рабов после завоевания всего мира. Или это неправда?

– Правда. Но именно поэтому его никто и не поддержал в самый последний, решительный момент. Рабство – это плохо.

Теперь в откровенности ордынца засомневался возница:

– Все вы так говорите, когда сами рабский ошейник на шее носить начинаете.

Дальнейший разговор прервало появление бегущего Ранека, который еще не добежав до повозки скомандовал:

– Трогай, Цай! – ловко подпрыгнув, он с помощью левитации преодолел последние два метра и залихватски грохнулся на козлы. – Давай, давай, шевели вожжами!

Возница с болью взглянул на деревянную лавку под сидением и с укором мотнул головой. Мол, нельзя же так относиться к имуществу, но похасы уже тронулись, сразу переходя на довольно быстрый аллюр.

Сразу за воротами располагалась развилка, но пытавшемуся свернуть направо Цаю, колдун приказным жестом указал налево:

– Поворачивай туда. Отправляемся прямиком к Поднебесным Садам, а выступления будем проводить по городкам вдоль королевского тракта.

Королевский тракт пересекал наискосок всю Менсалонию и почти ровной стрелой соединял крупнейший порт Ассарию, через Гонгат со столицей Граданой. Видимо раньше намечался немного иной путь, потому что возница после короткого молчания поинтересовался:

– Чем озеро Любви не понравилось?

– Да там и денег ни у кого нет, и скука зеленая, – беззаботно отмахнулся покровитель и владелец передвижного театра. Лицо его при этом сразу стало мечтательным: – А вот если мы вдоль тракта пару удачных выступлений сделаем, то нас обязательно Садовники к себе позовут. Вот там то мы точно заработаем!

– Ага, – буркнул возница себе под нос. – И фруктов волшебных поедим.

– Почему бы и нет? – прекрасно его расслышал колдун. – Мне уже пару раз повезло в этом деле, так потом три ночи подряд Сонный мир снился. Красота! Есть что вспомнить! – он резко повернулся в сторону рабов: – А ты, коллега, едал волшебные плоды из Поднебесного сада?