Продолжай идти, — поторопила мысль внутри его головы. Пошатываясь, он двинулся дальше.

Поднялись воспоминания. Окруженный арбитраторами Роакс указывает на него. Человек, которого он считал своим отцом и который принял его, когда он сбежал из сиротского приюта Министорума подальше от побоев спятившего аббата, сдал его, чтобы уберечь собственную шкуру. От воспоминания о предательстве он замедлил ход, а усталость стала вдвое сильнее.

Не обращай внимания, — велела мысль. Оно с тобой играет.

Возникло еще одно воспоминание, фрагментарное и инстинктивное. Горячий котелок с питательным бульоном для страдающего от голода желудка. Потрепанное одеяло. Теплая улыбка. Мягкий поцелуй в разбитый лоб. Лицо матери, которую, как ему казалось, он забыл навсегда.

Он запнулся и остановился, всхлипывая. Мысль не унималась, обращаясь к нему:

Оно пытается заставить тебя остановиться. Пытается тебя схватить. Ты должен его выгнать и идти дальше.

— Я один, — сказал Скелл, борясь со слезами. — Я не могу идти дальше. Смысла нет.

Ты никогда не бываешь один, Мика Скелл. Отец Пустоты всегда с тобой.

— Я не понимаю.

Поймешь. Иди.

Скелл вытер слезы с лица, покрытого коркой грязи, и заставил себя двигаться вперед.

«Белая пасть» была готова к бою. Ударный крейсер содрогался от едва сдерживаемой мощи. В воздухе висел треск статических разрядов пустотных щитов и пульсация заряженных лэнс-батарей. Капитан Теко поднялся на командирский трон мостика, который окружало марево голо-полей и выводимых данных. Защитные заслонки наблюдательного зала были опущены, и находившийся снаружи космос теперь отображался на мониторах и дисплеях оккулуса, занимавшего центр тускло освещенного мостика.

Шарр наблюдал за экипажем корабля. Кархародоны редко вообще замечали своих обращенных в рабство слуг, а еще реже обращали внимание на то, чем те занимаются. Разумеется, ударные командиры, которые собрались позади Шарра, игнорировали изможденных людей, торопившихся туда-сюда вокруг них. Команда мостика «Белой пасти» являлась наиболее привилегированной из всех сотен тысяч рабов, прислуживавших на Кочевом Хищническом Флоте. Благодаря своему опыту и мастерству они получали лучшие пайки и жилые помещения. И все же даже они были измученными и слабыми. Серо-белые одеяния ордена мешком висели на изможденных телах, а лица осунулись. Они являлись бледной копией своих хозяев — у всех были выбриты головы, а некоторые заостряли себе зубы. Шарр глядел, как они трудятся у вокс-блоков и панелей авгуров, следят за показаниями мониторов и готовят огневые координаты — все в мертвенной тишине. Даже приложив усилия, магистр роты обнаружил, что не в состоянии различать их: старых и молодых, мужчин и женщин. Они представляли собой движимое имущество ордена. Их рабство было предначертано волей Отца Пустоты и разрешалось Эдиктами Изгнания.

— Первый Жнец, — произнес Теко, заставив Шарра перевести взгляд на огромный коралловый блок, выполнявший роль командирского трона мостика.

— Мы приближаемся к тюремному кораблю, — продолжил капитан. — Идентификационное сканирование и килевая метка подтверждают, что это транспорт для заключенных «Имперская истина». Каковы ваши распоряжения?

— Вы ее вызывали?

— Так точно. Она не отвечает. Ближнее слежение авгурами выявило лишь минимальные признаки жизни. Примерно десять минут назад ее покинул челнок, направлявшийся к поверхности Зартака. Мы перестали видеть его курс у дальнего края корабля.

— Убийцы уже позабавились, — произнес Каху. — Там окажется мертвецкая и больше ничего.

— Это так, — сказал Шарр. — Но, если на борту еще есть узники, уничтожать корабль издалека будет расточительно. Возможно, они смогут предоставить нам информацию до высадки на планету.

— Изменники бы их сломали, — равнодушно ответил Каху. — Абордаж будет тратой времени.

Шарр посмотрел на экраны. Теперь «Имперскую истину» можно было отчетливо различить даже без пикт-увеличителей. Ее уродливую прямоугольную громаду обрамлял вращающийся зелено-белый шар Зартака. Что стало с экипажем? Что теперь гнило на борту, в захватившей палубы и трюмы тьме?

— Абордаж — не трата времени, если он даст нам первых пленников для Подати, — сказал Шарр. — Мы здесь именно за этим.

— Ты и впрямь жаждешь первой крови, — догадался Каху. — В тебе силен дух Акиа, магистр роты.

— И я ее получу, Каху, — произнес Шарр, оставляя колкое сравнение без внимания. — Либо на борту этого корабля, либо на планете внизу. Готовьте Третье и Четвертое отделения, а также Поглотителей. И зарядите «медвежьи когти».

«Медвежьи когти» представляли собой ужасающее оружие. На «Белой пасти» их имелось два, с возможностью запуска как с левого, так и с правого борта. Оба были выполнены в виде колоссальных гарпунов размером почти что с корабли сопровождения флагманского звездолета. Когда «Белая пасть» вышла на параллельный курс с «Имперской истиной», откинулись адамантиевые заслонки. Шарр отдал приказ, и громадные остроги стартовали, полыхая плазменными ускорителями, расположенными под остриями. Они беззвучно описывали дугу в пустоте, высвобождая звено за звеном и стремясь к добыче.

Попадания пришлись «Имперской истине» перед машинными отсеками правого борта и возле основных грузовых трюмов, ближе к корме. Адамантиевые острия двух огромных пик погрузились во внешнюю оболочку корабля. Плазменные двигатели пылали, вгоняя «медвежьи когти» сквозь слои усиленных переборок, технические коридоры и служебные шахты. Когда острия вошли, наружу выскочили зацепы — крючья размером со сверхтяжелый боевой танк, которые впились во внутренности корабля и засели там, сверкая магнитной сцепкой. Какую-то секунду пронзенная и беспомощная «Имперская истина» содрогалась. А затем «медвежьи когти» начали тянуть.