За урожай (сборник)

Аннотация

Литературно-художественный сборник

 

ЗА УРОЖАЙ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙСБОРНИК ЧЕЛЯБИНСКОЕ ОБЛАСТНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1952 Редколлегия: Вохменцев Я. Т., Супрун Н. В., Якимов И. Д. Т. ТЮРИЧЕВ НАША ВЕСНА Над Уралом любимым моим Первый ветер весны пролетает. Белый пар, подымаясь, как дым, В синеве розовеющей тает. Оживают поля и леса, Рвутся стебли упрямые к свету. Это ранняя наша весна Всенародной заботой согрета. И от края до края земли, На широком и светлом просторе, Трактора, как в бою корабли, Бороздят неподвижное море. Ранний сев начинает колхоз — Золотые работают руки. Нам не страшен весенний мороз Потому, что мы дружим с наукой. Закалили свои семена, Много влаги в земле задержали. И получит с гектара страна Полтораста пудов урожая... Это воля ее сыновей В каждом сердце взволнованном бьется. И становится в мире теплей От работы горячей, как солнце. А. ЛОЗНЕВОЙ ОТЧИЗНА РОДНАЯ Где вольно гуляли ветра-суховеи — Дубы да березы в степях зеленеют. Дубы да березы, прохлада лесная. И все это — наша Отчизна родная. Где не было влаги — там реки струятся. В недавних пустынях поля колосятся. Пруды, водоемы, каналы без края. И все это — наша Отчизна родная. На полном ходу автоматы-заводы. Со скоростью звука летят самолеты. Челябинский трактор пары поднимает. И все это — наша Отчизна родная. Сияют повсюду огни новостроек, И наши советские люди-герои Идут в наступленье, везде побеждая. И все это — наша Отчизна родная. На реках встают великаны-плотины, И реки в моря превращаются ныне, Свои направления, русла меняя. И все это — наша Отчизна родная. Сбываются давние думы народа. По сталинским планам нам служит природа. В труде нас не сдержит преграда любая. И все это — наша Отчизна родная. Д. БЕЛОУСОВ ТРАКТОРИСТ Пришла на пашню и на луг Певучая весна. Вот-вот покажется вокруг Зеленая трава. Тугую почку разорвать Готов уж первый лист. На зорьке выехал пахать Веселый тракторист. Чуть-чуть он не пустился в пляс, Когда мотор завел: Ведь парень в жизни первый раз Машину сам повел. Над целиной мотор поет, Поет душа без слов. Широкой лентою плывет Земля из-под плугов. Минует только год один, Придет еще весна, И в землю, вспаханную им, Посеют семена. Стеной пшеница встанет тут, И новый урожай Прославит тракториста труд На весь советский край. Я. ВОХМЕНЦЕВ ДЕНЬ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ КОЛХОЗА Пусть погода завернула круто, Этой вьюге Лосев даже рад: Вынес он еще из института На погоду свой особый взгляд. Как не радоваться, в самом деле, Если многоснежная зима. Чем сильней свирепствуют метели, Тем полнее будут закрома. Вдруг погоду подменили, что ли — Стихло все. И даль ясным ясна. Председатель выезжает в поле, Валенки затиснул в стремена. В полчаса успел пушистый иней Облепить деревья и кусты. В белой, ослепительной пучине Утонули тонкие щиты. Едет всадник, натянув поводья, Смотрит зорко вдаль из-под руки. Будут нынче полем плодородья Даже эти скромные пески (Новый тезис для его доклада — У него доклад давно готов). Посмотрел, как лыжная бригада Расставляет новый строй щитов. Повернул обратно. Он доволен. Видит он весну в своих мечтах. Провода гудят над снежным полем, И трещат сороки на кустах. ...Есть площадка около селенья: Служит свалкой сорок лет подряд, Но теперь, с научной точки зренья, Решено, что это просто клад. Мы уже решили: всем бригадам — Этот клад пустить немедля в ход. И сегодня в поле с этим кладом Пошагают восемь пар быков. — Только зря намучаем скотину, Подождать бы лучше день-другой. — Дышит лошадь прямо парню в спину. За спиной у парня верховой. — Кто же нам с тобой промнет дорогу? Трактор завтра лишь придет сюда. В первый рейс берите понемногу, Тут не очень дальняя езда. — Он отвел в конюшню вороного. — Как дела, Степаныч? — Ничего. Тут вот слабо держится подкова. Не забудь перековать его. — Он идет, обветренный и строгий. Видит все его хозяйский взгляд. Вожаку колхоза нет дороги Мимо занятых трудом бригад. В кузне горн пылает белым жаром. Там теперь ведут ремонт борон. В женском окруженье пред амбаром Источает золото «Клейтон». Во дворе к двум бочко-агрегатам Подступила целая гора. Перегноем и суперфосфатом Там уже заняли полдвора. — Как дела? — Дела идут по плану. Кончим все задолго до весны. Председатель взял щепотку гранул, Смял в горсти — достаточно ль прочны? Через две минуты отвечал он В трубку на вопрос издалека: — Да, сегодня. В шесть часов начало. Грейдер? Что-то не видать пока. Лично?.. Что ж, дорога Вам знакома. Ждем! — И Лосев звякнул рычажком. — Это первый секретарь райкома. Обещал приехать вечерком. ...Вечер. Сорок градусов мороза. Брызги замерзают на лету. Но по клубу нашего колхоза Печи разливают теплоту. Провода натянуты, как струны, Иней толстым слоем на окне. Но рука докладчика с трибуны Энергично тянется к весне. Покоренный смелостью доклада, Затаил дыхание народ. — Есть у нас в колхозе все, что надо, Чтоб дружнее двинуться вперед. ...А когда закончилось собранье И мороз рванулся в клубный зал, Секретарь райкома на прощанье Крепко руку Лосеву пожал. Оба знают: участь урожая, В основном, зимой предрешена. Лосев дома. Комната большая В полночь, словно днем, освещена. Закурил. Повисла пленка дыма. Дома — тоже думы о весне. Книгу взял. Ему необходимо С Вильямсом побыть наедине. НА НАШЕМ ПОЛЕ Средь перелесков и полей Лежит оно, огромное. И славится землей своей — Хорошей, черноземною. Тут взгорье. Склоны с трех сторон И прочие неровности. Бывает рано каждый склон В предпосевной готовности. Весною только прозевай, Хоть пашня плодородная, Почти что весь твой урожай Пожнет река холодная. И вот — весна. Звенит вода, Воркует, сердце радуя. А мы с лопатами сюда Явились всей бригадою. Кладем валок, другой кладем — Пусть в них потоки ломятся. Пришел в бригаду агроном С работой ознакомиться. Взглянул на наш лопатный труд, Прошел валком-дорожкою. — Ну, что лопатой делать тут? Как море черпать ложкою. — И мы, смахнув горячий пот, Застыли, удивленные. — Да здесь же трактор не пройдет. — А снегопахи конные? Меж тем вода своим путем Течет без промедления... И бригадир сказал: — Учтем Такое предложение. Я сам для пробы запрягу И попашу-поплаваю. ...След снегопаха на снегу Остался лентой ржавою. По краю поля борозда Прошла дугой спиральною. В той борозде прервет вода Свою дорогу дальнюю. Лежат валки — куда с добром! — Готовы к испытанию. И мы в деревню шестером Шагаем по заданию, Чтоб снегопахов привести Сюда еще полдюжины. ...Теперь лопаты не в чести — Без них ручьи запружены. Осевший снег давно промок, Уже не снег, а кашица. Идешь — и брызги из-под ног, А все ж неплохо пашется. Прорвется где-нибудь поток, Пойдет дорогой прежнею, Но, пробежав шагов пяток, Плотину встретит снежную. Задержим воду, чтоб вода Наш урожай повысила; Чтоб щедрость поля никогда От неба не зависела. ВЕРНЫЕ ПРИМЕТЫ Солнце в полдень так пригрело Южный склон холма, Что смутилась, присмирела Старая зима. Не взбивать буран ей более, Не шуметь пургой. Снегопахи всюду с поля Едут на покой. Бесконечные сугробы На полях видны. Потрудились хлеборобы Для родной страны. Хоть мороз мешал работе И метель мела, Но зима, в конечном счете, Жаркою была. Нынче горы удобрений Вывезли в поля. Все, что надо для растений, Выдаст им земля. Высших, редкостных кондиций Наши семена. Залюбуешься пшеницей — Хороша она! А овес? Найдешь едва ли Хоть соринку в нем. И не зря его назвали «Золотым дождем». Снег, размякший у обочин, Сыростью пропах. Инвентарь сосредоточен На исходных рубежах. Трактора в шеренги встали, Свежих сил полны. Все готово на Урале, Только ждем весны. Если пахарь на машине — Закрома с зерном! Ведь любой колхозник ныне — Полуагроном. Коммунизм широким светом Озарил наш край. Будет здесь по всем приметан Щедрый урожай. М. ГРОССМАН В КОЛХОЗНОЙ ЛАБОРАТОРИИ Замысловат узор морозный. Свистит поземка за окном. В лаборатории колхозной Сидит колхозный агроном. Обветренный и темнолицый, Он часто трет в раздумье лоб. В литое зернышко пшеницы Его нацелен микроскоп. Он верит юношеской верой, Что станет, станет знаменит Вот этот крупный, желто-серый, Уральской выделки гибрид. Что он послужит для народа И, ставши гордостью полей, Поможет жить нам год от года Все лучше, краше и светлей. Он хочет, с трудностями споря, Чтоб многолетний труд его Сливался, словно речка с морем, С трудом Отечества всего. Ему сквозь линзы микроскопа Не просто зернышко видно, А хлеб, которым пол-Европы Засеять, может, суждено. Чем больше труд, тем пользы больше, — Зерно, что нынче на столе, Быть может, Венгрии и Польше Как раз придется по земле. ...Обветренный и темнолицый, Мечтает он, чтоб снять в страду Сто пятьдесят пудов пшеницы С гектара в нынешнем году, А там бороться и за двести, За триста, звать людей вперед, Наступит год — с народом вместе Идти на бой и за шестьсот. Недаром он боролся годы, Недосыпал порой ночей... Сидят в молчанье полеводы В лаборатории своей. В. КУЗНЕЦОВ ПОСЕВНАЯ Пробежали ручьи, отшумели, Широко развернулись поля. Светит ласково солнце в апреле, Полно дышит родная земля. Ни души у колхозной конторы. Посевная — горячие дни! Даже ночью рокочут моторы, Бродят парами в поле огни. Сев начался и ранний и быстрый. На упитанный, вздобренный пар Высевается светлая «Искра» По двенадцать пудов на гектар. Нынче в поле подъем небывалый, В поле вахта весны — успевай! И по-сталински люди Урала Вдохновенно творят урожай. Пусть из зернышек «Искры», как пламя, Забушует пшеница вокруг. Пусть страна богатеет плодами Дерзновенных и творческих рук. В. ВДОВИН В ПОЛЕ Со школьником-сыном отец подошел К высокой колхозной пшенице. — Смотри, это наша пшеница, сынок, На щедрой земле колосится. А время настанет — созреет зерно, Сожнут, обмолотят пшеницу. И снова герои колхозных полей С отчетом поедут в столицу. И, выслушав рапорт о славных делах, Взволнованно Сталин пройдется И скажет сердечно: «Спасибо, друзья!» И, руки пожав, улыбнется. Согретые доброй улыбкой вождя, Вернутся обратно герои, Вернутся к работе, чтоб в новом году Свои урожаи утроить... Сын долго задумчивым взглядом смотрел На море созревшей пшеницы. — Я школу закончу и буду, отец, На агронома учиться. Вл. НАУМОВ НА ЗАСЕЯННОМ ПОЛЕ Заглушив свою машину, Вытер пот с лица рукой, Взглядом ласково окинул Клин пшеницы яровой — На четыреста гектаров Вкрест засеянный простор. Потрудился здесь недаром Тракторист Ильин Егор. И прилежными руками Обрабатывал поля, Под стальными лемехами Рассыпалася земля. Этот парень на работе Лето целое горел, И «ДТ» на низкой ноте Круглосуточно гудел. Ярким солнцем обогреты Здесь заплещут зеленя, А потом к исходу лета Нивы густо зазвенят. И, колосьями кивая, Заволнуется простор. Здесь добился урожая Тракторист Ильин Егор. В. САВИН НА МОСТУ У ГЛУХОЙ ПАДИ На крыльце послышались чьи-то торопливые шаги. Вбежал, прихрамывая, председатель колхоза Веденей Варганов. — Товарищ Горшенин, несчастье! — Какое? — встрепенулся парторг колхоза Гурьян Горшенин. — Сережка Серебряков угробил трактор. — Где? Как? — Они с Тагильцевым поехали на станцию за семенами. В Глухой пади сережкина машина свалилась под мост. Трактор лежит в речке, и дорога на станцию отрезана... — Провалился мост? — Ну, да. Только, говорит, заехал на мост, он качнулся и рухнул вместе с машиной. — А Сережка? — Счастливо отделался, перепугался да искупался в ледяной воде. Что теперь делать? Как доставлять семена? Других дорог и объездов нет. Надо же такому несчастью свалиться на нашу голову! — Будем строить мост и доставать машину. Тагильцев где? — На берегу стоит, перед Глухой падью. — Давайте поднимать людей. Через два часа надо выйти. Людей поведу я, — заторопился Гурьян, — пусть кладовщик Федосеев приготовит пилы, топоры, гвозди, ломы, лопаты и трос... большой трос. — Но кто понесет трос? Нужна лошадь, а на лошади не проедешь туда. — Унесем на руках. — Он очень тяжелый. — Пушки были еще тяжелее, а мы на Украине в распутицу перетаскивали их на руках. — Мне тоже придется итти с вами? — спросила Марфа, переминаясь с ноги на ногу. Гурьян посмотрел на ее праздничный наряд, на высокие резиновые ботинки и сказал: — А как же, обязательно. Трудовое наступление началось, в обозе никто не останется. Веденей пошел наряжать людей. Семью кузнеца Обвинцева он застал за обедом. Сам хозяин — Родион Логинович, человек богатырского телосложения, гладко стриженый, с широким крепко посаженным носом, с кроткими голубыми глазами, сидел за большим столом под портретом товарища Сталина. Возле него сидели двое маленьких ребят, а чуть поодаль, с краю стола — древняя седая старушка. Пахло мясными щами. — Хлеб — соль! — сказал Веденей, снимая шапку. — Милости просим, с нами кушать, — добродушно сказал Обвинцев. — Спасибо, некогда! Я по делу. Пришел за Настасьей. — Куда опять? — Несчастье случилось. Мост на Глухой пади обвалился. Надо новый строить. Поехали на тракторах за семенами и обрушили мост. Трактор утопили. У нас всегда так, что-нибудь да не ладится, где тонко, там и рвется. Придется всем идти на стройку. — Куда, куда ты меня послать хочешь? — выходя из-за переборки, отделяющей кухню, спросила Настя, кругленькая, черненькая с пушком на губе, неся в руках прихваченную тряпками латку с жарким. — Разве в Еланьке кроме меня людей нет? Настю туда. Настю сюда. Настю везде. — Рад бы не звать, да надо, — сказал Варганов, как бы оправдываясь. — Время подошло такое, день кормит год. Всем придется поработать... — Я работаю, не отказываюсь, — а в такую даль, на Глухую падь, не пойду. У меня вот их трое, — сказала она, показывая на детей. — Пускай бездетные идут. — У многих дети, никому от дома далеко итти неохота, но мост строить надо. Дело срочное. Сев затянем. Всем итти надо. Настя поглядела на мужа, ища у него поддержки. — Раз надо, иди, — сказал тот. — А ребятишки с кем? — недружелюбно глянула Настя на мужа. — С бабушкой, со мной — ответил тот спокойно. — Взял бы сам и шел, мужчина, — вспылила Настасья. — Если будет согласие — пойду, а ты ступай в кузницу лемеха отковывать. Иди, пожалуйста, будь за кузнеца. — Ладно! — сердито отмахнулась Настя. — Хороший муж — жену от себя гонит! Она сразу заторопилась, встав на лавку, швырнула с печи носки, портянки, потом достала из-под лавки сапоги и начала обуваться. — А обедать? Забыла? — спросил Родион. Настя молчала. Варганов, взявшись за дверную скобку, сказал: — Сбор, Настенька, во второй бригаде. И ушел, одевая шапку на крыльце. Родион покушал, подошел к жене, сел с ней рядом на скамейку, обнял. Она молчала, продолжая обуваться. — Раскипятилась? Дуреха! Настя отбросила его руку, отодвинулась. Он подвинулся ближе. — Ты рассердилась на меня? — засмеялся Родион. На губах у ней заиграла улыбка, в глазах радость. Теперь она обняла его. И оба засмеялись. Вечером отряд в двадцать пять человек во главе с Гурьяном Горшениным вышел из Еланьки. Длинный стальной трос был размотан, пятнадцать мужчин подставили под него плечи. От тяжелой ноши были освобождены только старики плотники: Яков Горшенин — отец Гурьяна, Павел Бусыгин, Аристарх Малоземов, Евсей Оглоблин, тракторист Сережка Серебряков и женщины, несшие инструменты. Сразу за деревней, на большаке, обдуваемом ветром, было сухо, а за первыми перелесками началась непролазная грязь. Гурьян, шедший под тросом первый, вначале пытался обходить большие лужи и топи, потом это стало бесполезным, так как в низинах вода стояла почти сплошь, сглаживая все ямы и канавы. Начинало темнеть и люди шли напрямик срединой дороги. Чавкала грязь. Булькало в лужах. Оступаясь в канаву или глубокий выем, Гурьян по старой армейской привычке предупреждающе кричал: — Под ноги! Люди брели по колено в грязи и воде. Евсей Оглоблин глубокомысленно рассуждал: — Весенняя вода, она острая, не то, что летняя или осенняя. Она, язви ее в шары, как сок по березке, растекается по всему телу... Сначала люди береглись, а попадая в воду и зачерпывая в сапоги, вскрикивали, ругались, чувствуя, как по телу идет озноб, — но вскоре свыклись с водой, с холодом, шли молча, напропалую, по лужам и топям. Вода булькала в голенищах, согревалась, потом ее снова вытесняла холодная, леденящая кровь жижа. Марфа Мелентьева вышла с отрядом точно на прогулку, сменив лишь новый жакет и яркий полушалок на фуфайку и вязаную шаль. В начале пути она горделиво шагала под тросом, точно под коромыслом, покачивая бедрами, поблескивая резиновыми ботами; поспевая за Гурьяном, беспрерывно щебетала, пересыпая свою речь житейскими словечками, от которых краснели не только девушки, но и замужние женщины, молча и скромно шагавшие за ней. Но даже она, когда начались топи и грязь, не ругалась, как это с ней бывало обычно на трудных колхозных работах, а только подобрала широкий борчатый бордовый сарафан и, закусив губу, шагала молча. Болотистые места кончились, дорога пошла горой. Однако итти было не легче, люди спотыкались о камни, о пеньки, о корни деревьев, густой сеткой покрывавшие землю. Ночь надвигалась. С низин поднялся сырой липкий туман. Стало совсем темно. Люди шли и не видели друг друга; только подергивание каната на плечах говорило каждому о том, что впереди и сзади идут люди, запинаются, падают, виснут на тросе, цепко держась за него, чтобы не выйти из строя. Теперь тяжелый стальной трос объединял всех, под него встали и старики, и Сережка Серебряков, уже второй раз идущий сегодня по этим местам. Жалея юного тракториста, колхозники хотели переложить его ношу на себя, взять котомку, инструмент, который он нес. Но Сережка храбрился, никак не хотел признавать физического превосходства над ним других и мужественно, сгибаясь под тяжестью, шагал на равне со всеми. На первом же привале Сережа заснул крепким детским сном, сунувшись головой под пихту. Его долго будили, трясли, называя ласковыми именами, жгли бересту. Думали, что свет поможет ему очнуться, притти в себя, но он спал, как убитый, подложив ладонь под щеку. Настя Обвинцева терла ему уши, совала в ноздрю туго скрученный кусочек ваты, выдернутый из фуфайки. — Сереженька, миленький! Ну, вставай же, вставай. Парень морщился, шевелил губами, но проснуться не мог. Кто-то стал упрашивать Гурьяна остаться тут, разжечь костры, заночевать. Но тот решительно заявил: — Нет, нет! Во что бы то ни стало надо добраться сегодня до моста. Придем к Глухой пади, там отдохнем. Ему доказывали, что уснуть надо до света, а на свету тронуться в путь. Людям будет легче и Сережка, горемычный, отдохнет. Гурьян был неумолим. Он думал о тракторах, оставленных в лесной глуши с одним Тагильцевым. Кто знает, — Тагильцев ночью может уснуть, а в лесах теперь бродят охотники, подойдут на огонек и, чего доброго, — разве мало еще людей падких на такое добро, — снимут с машины какую-нибудь дефицитную деталь, тогда не на чем будет сеять? Пока достанешь — уйдет время сева. Сев — это фронт. День потерял — упустил время — нельзя быть беспечным. Он подошел к Сережке, легонько тряхнул за руку и строго спросил: — Серебряков, где твой трактор? — А? — сквозь сон простонал парень. — Где трактор? — еще строже спросил Гурьян. Сережа моментально вскочил на ноги, начал протирать глаза. — Трактор? А где же, братцы, трактор? — спросил он, соображая, недоуменно оглядывая глухой темный лес, людей, освещенных берестяными факелами. Потом молча надел сумку, взял связку лопат и пристроился под тросом, походившим на длинную черную чешуйчатую змею, холодную, как лед. Дальше продолжали путь с факелами. Береста на палках горела не ровно, трещала, корчилась, дымила, скупо освещая расступившийся по сторонам вековой могучий лес. Люди под канатом, молча продвигались вперед, как тени, с трудом передвигая мокрые, набрякшие от воды и усталости ноги, и только Гурьян, преодолевая собственную усталость, ободряюще покрикивал у нырков и канав: — Под ноги! В лесу стояла настороженная тишина. Люди вздрагивали, когда над головой с шумом и грохотом срывались дремавшие на соснах глухари. Женщины и девушки не привыкшие к ночным походам, сбились поближе к Гурьяну. Где-то в горе послышался монотонный, пугающий крик: — Фубу, фубу... — Ой, бабоньки, леший! — сказал кто-то испуганно. — Филин это, — успокаивал Гурьян и, чтобы развеять мрачное настроение, запел высоким грудным басом: По долинам и по взгорьям Шла дивизия вперед, Чтобы с бою взять Приморье Белой армии оплот. Песня росла, крепла, будоражила леса и окрестные горы. Люди подбодрились, забыли про усталость, и скоро весь гурьяновский отряд шел размеренным шагом в ногу, покачивая на плечах искрившийся под факелами канат. И когда военная походная песня кончилась, женщины запели свои, многоголосные, какие пели при дружной работе, на поле, на покосе, на молотьбе, на капустниках; нашлись у них и безобидные веселые шутки, прибаутки. Только Марфа Малентьева, вечно замкнутая, «городячка», как называли ее женщины, по-прежнему шла молча, шелестя мокрым подолом сарафана. Люди не заметили, как в белесом тумане начался рассвет. Впереди обозначилась дорога, а вдали над туманами порозовели горы, заблестели омытые росами леса. Светлый и торжественный вставал день над уральской землей, приветствуемый хорами птиц, любовной песней глухаря в сосновой роще над Глухой падью и боем косачей в мелкой поросли осинника на лесной вырубке. На полянке среди леса, перед Глухой падью, возле трактора горел костер, струйка дыма, точно березка, высоко поднялась к небу. Издали заметив приближающихся колхозников, Тагильцев снял шапку и размахивая ею над головой кричал: — Ого-го-го-о! Колхозники радостно зашумели: — Ого! — Тагильцев! — Тимофей! — Вон он! — Шапкой машет! — Ого! Это был конец пути, но люди были бодры, веселы, как в начале похода. Скинув трос, глухо ударившийся в землю, все окружили Тимофея Тагильцева и крепко пожимали ему руки. Только не было среди них Серебрякова, он стоял над кручей с затуманенными глазами, смотрел вниз, где по средине бурной речушки лежал его трактор с опрокинувшейся тележкой, а рядом торчал рухнувший бревенчатый мост, ребрами упершийся в дно речки. Трактор, прицеп и мост запруживали воду, которая винтом крутилась перед преградой, с пеной и шумом прорывалась в узкие щели между железом и деревом. Гурьян посмотрел на место катастрофы и покачал головой — Вот что ты наделал! — сказал он с упреком Серебрякову. — Я не виноват, — чуть не плача ответил тот. — Чего там не виноват! Наверно с размаху загнал машину на мост, а в ней ведь — вон какая тяжесть. — Он не виноват, Гурьян Яковлевич, — заступился за парня подошедший Тагильцев. — Он въехал осторожно. Но у моста подгнили устои. Наша общая вина — мосты строим мы плохо еще, не заглядывая в будущее. Мосты у нас недолговечные, мало дюжат. Нет, чтобы один раз построить мост из камня и железа на сотню лет. — Учтем это, учтем, товарищ Тагильцев, — сказал Гурьян, похлопывая тракториста по плечу. — Только этот мост у нас снова будет деревянным. Правда, сделаем покрепче, поосновательней, но быстро. Собравшиеся на берегу колхозники качали головами. — Так нам тут работы на месяц, — сказал Бусыгин, запуская руку под шапку. — На месяц — не на месяц, а недельки на две хватит, ячменна кладь, — подтвердил Яков Горшенин. — А мы сегодня до вечера поработаем и домой, — застрекотала, как сорока, одна из девок, с крупными золотистыми рябинками на широком курносом лице. — Мне тоже завтра к вечеру надо быть дома, — подхватила Настя Обвинцева, — у меня мужик завоет с хозяйством и с ребятишками. — Знамо, у всех у нас хозяйство, какие мы строители. Надо было подобрать сюда одиноких да бездетных, — слышались голоса. — Со всеми согласен, — шутил Гурьян, улыбаясь. — Давайте сейчас отдохнем, поспим, а потом — домой. На черта он нам, этот мост. Из дома позвоним в райком, в райисполком, скажем, чтобы наши семена отдали сеять другим колхозам, раз мы не можем их завести во-время к пашне, а сами залезем на печки, на полати, ноги в потолок и зададим храпака вовсю ивановскую. Согласны? Ну, что молчите?.. — Мы не отказываемся, — опять сказала Настя. — Только с домом беспокойно. Дома-то старуха одна с ребятишками, а Родион целый день в кузнице. — А девчат парни ждут в деревне, — оглядывая свой отряд, словно изучая настроение солдат перед боем, сказал Гурьян: — Марфе Малентьевой, наверно, сегодня к обеду надо быть дома, ехать на развод с, мужем. — Больно-то он мне нужен, видеть его не хочу, — презрительно сказала Марфа. — Больше ни у кого никаких претензий нет? Хорошо! — сказал Гурьян и, помолчав, добавил:— Ну товарищи, митинг кончен, шутки в сторону. Сейчас будем сушиться, поедим, отдохнем — и за дело! И пошел прочь от берега. Вскоре на полянке на солнечной стороне вспыхнули большие яркие костры: разбившись на группы, колхозники начали варить в котлах и ведрах картошку, мясо, супы, чай. Раскинули на кустах и на палках вокруг огня мокрую одежду, чулки, носки, портянки. После завтрака, обсохшие и сытые, люди крепко спали вповалку на мягких пушистых мхах, пригретые ярким весенним солнцем, щедро излучавшим тепло, свет, ласку на весь окружающий мир. Не спали только Гурьян и Тагильцев. Горшенин водил тракториста за собой вдоль берега и говорил: — Вот здесь, Тимофей, будем строить новый мост, тут спуск поположе и река не так широка. На обоих берегах поставим срубы три на три метра, середки, как колодцы, завалим камнем. Это будут быки. По ним перекинем бревна и сделаем настил. Мост будет основательным. Я буду командовать у моста, а ты на заготовке леса. Камни будем ломать тут же, в берегах, а лес рубить — повыше. Пойдем присмотрим делянку поближе к берегу, чтобы не на себе таскать бревна, а плавить по воде. Дела много, но, я считаю, за трое суток мост можно выстроить. Трудно? На фронте было еще труднее, а под огнем врага за одну ночь сооружали и не такие мосты. — Не тот народ, — возразил было Тагильцев, — там были солдаты, бойцы, а у нас? — У нас колхозные люди. Там был фронт и здесь фронт, ты коммунист, ты должен понимать это. Речь идет о борьбе за хлеб, за урожай, затянем сев — хлеба меньше получим... А он нужен... понимаешь? Хороший строевой лес оказался рядом. Этим значительно облегчалась задача. Тут же, на берегу, Гурьян с карандашом в руке прикинул, где и сколько нужно людей, наметил состав звеньев, кого поставить во главе их и пошел будить народ. Расхаживая перед необычным пестрым строем, перед стариками, женщинами, девушками, Гурьян, как бывало перед боем, рассказывал своему отряду о боевой задаче, и не успел закончить, как отовсюду послышалось: — Где там, разве за три дня сделаешь? — Надо весь колхоз сюда ставить! — Почему мало людей взяли? — А мы попробуем, товарищи, сделать, а? Попробуем, может и сделаем? — говорил Гурьян. — Не забывайте: все остальные на полях и мы им фронт работ обеспечить должны... Вчера сначала шли сюда чуть не со слезами, а пришли с песнями. Главное — не надо трусить и хныкать. Вчера кто-то сказал: когда много работы привалит, глаза боятся, а руки делают. И это верно. Руки у нас свои, они ни в каком деле не подводили... Я думаю, не подведут и здесь. Не ударит Еланька лицом в грязь на посевном фронте. Она хоть и далеко в лесу, в горах, но на виду у всех. Вскоре рядом с полянкой качнулась и упала с грохотом первая сосна, за ней вторая, третья. Лес застонал, заухал, повалился. Поплыли на плечах колхозников трехметровые свежеспиленные, слезящиеся соком и серой кряжи и сбрасывались под откос на каменистый берег реки. Стариковское звено Якова Горшенина широкими взмахами топоров раздевало кряжи догола и укладывало в четырехугольные венцы. Работа у стариков спорилась, шла так быстро, что бревна им не успевали подносить. Тогда Яков Горшенин взобрался на кручу берега и закричал, приставив ко рту ладони рупором: — Лесу-у! Лесу давайте, ячменна кладь! Настя, плохо робит твое звено. Мои старики рогожу плести тебе собираются. Вспотевшая, разгоряченная работой Настя торопит свою бригаду: — Бабоньки, поживей! Слышите, Ячменна кладь расходился на берегу. — Пусть поорет, родимчик не хватит, — отвечали женщины. — Мы ему подготовим порцию... А сами катят бревешки к берегу, в воду, смотрят, как их подхватывает бурная вода и мчит вниз, перевертывая на камнях. — Ловите наши корабли да садите в свои рогожные кули, — кричат женщины, заливаясь радостным смехом. — Сейчас мы вам нагоним жару. Лес начинает грудиться у гусениц перевернутого трактора. Старики бредут выше колен по воде, с размаху втыкают топоры в бревна и ведут их к берегу. Плотники уже не успевают за женщинами. Лес копится у преграды, растет, нагромождается горой, его трудно выбирать из кучи и Яков Горшенин снова вылезает на берег: — Настя, ты что, ячменна кладь, гонишь без передыху, погоди спущать бревна! Ого! Чуешь? — Ага, пардону запросили! — Сдаются, — торжествующе заговорили женщины. Обтирая подолом лоб и пряча под косынку мокрые прядки волос, Настя, шутя, командует: — Бабы, закуривай! Подходит Тагильцев с топором в руке, садится рядом с Настей на поваленное дерево и ласково спрашивает: — Устала? Щеки и уши у Насти пылают, видать, женщина загорелась на работе. — Да, нет, не очень, — отвечает она. — Ты молодец, Настенька. Знаешь, сколько вы уже сделали? — Сколько? — На полмоста лесу навалили. Честное слово! Если так дело пойдет — сегодня можно сделать заготовку всего леса. Я подсчитал. Подрубку деревьев я уже закончил, сейчас начну помогать вам валить хлысты. Давайте поднажмем, поднажмем, И тогда, пожалуй, завтра к вечеру с мостом разделаемся. Это уже будет невиданный успех, об этом, пожалуй, в газете напишут про наш колхоз, про героические дела наших людей. И вдруг эта газета попадет к товарищу Сталину, он прочитает, скажет: — Вот спасибо колхозникам из «Широкой Елани», крепко, как бойцы на фронте, бьются за общее дело... Приятно ведь услыхать такую похвалу, а? А посеять во время — урожай! тоже приятно. Глаза у Насти горят, излучают простую сердечную радость. Она берет берестяный туясок, открывает крышку, большими глотками пьет холодную ключевую воду. Тимофей Тагильцев отнимает у ней туясок. — Дай я за тебя попью, тебе хватит, а то простынешь. Настя улыбается: — Хитрый какой. — Хитрый Митрий. Я тебя жалею, напьешься с жару, остудишь, внутренности, куда мы с тобой с больной? — и тихо спрашивает: — Значит, поднажмем? Настя согласно кивает головой, улыбаясь. — Только об этом не будем шуметь, понатужимся, сделаем, а потом громогласно объявим перед всеми. Пусть знают наших! — Кончай курить, бабы! — шутя, командует Настя. — Давайте досрочно! И снова заухал, загрохотал лес, затюкали по сучьям топоры, как дятлы, заширкали пилы, посыпались опилки на землю, как снежок. К старикам подошел Гурьян. Вслух, громко, начал считать срубленные для быка свежие белые, блестящие на солнце венцы: — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять... Ого!.. Идите-ка сюда, старики!.. Бусыгин, доставай-ка свой добрый табачишко с первой грядки от бани... Поди не курили еще? Старики, стоявшие перед бревенчатым затором, переглянулись. — А ведь и верно, ячменна кладь, про курево-то забыли, — сказал Яков Горшенин. — Что ж вы молчите, седые бороды? — Я не курю, так мне и заботы нет о табаке, — сказал один из стариков, посмеиваясь. — Покурить надо, старики, покурить, — с теплотой в голосе сказал Гурьян. — Вылезайте из воды. — Правильно, покурить надо, — словно спохватился и Евсей Оглоблин, плавя к берегу придерживаемое им бревешко. — Шибко намокли, холодновато. Табак, он как шпирт согревает человека. Когда старики расположились в кружок на гальках у воды и задымили, Гурьян, кивнув на сруб, сказал: — Пожалуй, придется представлять вас к награждению за доблестный труд, смотрите какую домину сгрохали! Вам остается только венца три положить. Если поднажать, к вечеру оба сруба будут готовы, а там останется пустяк: закидать камнями, устроить настил — и мост готов. Кто поедет по мосту и станет удивляться: вот так еланцы, какой мост, будто по волшебству соорудили! Видать у них плотники хорошие... с характером. А с таким характером, мне кажется, старики, срубы мы сегодня поставим. Как вы думаете? Бороды плотников обратились к солнцу. Оно давно уже перезалило за полдень и, пожалуй, часика через три, четыре начнет бороздить по вершинам гор, красить в кумач и золото серые шиханы, верхушки деревьев; побегут по небу, пробивая облака, солнечные стрелы, зардеются закатные зори. — Не поспеть, — сказал Яков. — Поумаялись. — Оно, быть может, поспели бы, кабы не вытаскивать из воды лес, — буркнул Бусыгин, — больно мешкотное это дело. — Если бы ты подкинул нам маленько людей, — добавил Аристарх Малоземов, старик с длинной волнистой серебряной бородой. — Есть, договорились, — сказал Гурьян. — Я подкину себя на выгрузку бревен. Гурьян взял топор и шагнул в воду... Команда Настасьи Обвинцевой высыпала из лесу перед сумерками, побрякивая топорами и пилами. И когда Гурьян поднялся из-под берега навстречу, Настя, выпятив грудь, отрапортовала, приложив руку к косынке: — Товарищ начальник, честь имею доложить, задание выполнено, можете проверить: леса заготовили полностью на мост. Тагильцев считал... Давай знамя! Женщины и девушки подошли к берегу. На обеих сторонах реки, точно избы без крыш и окон, стояли белые срубы, отражавшиеся в воде. На смену только что угасшему солнцу, оставившему на небе густую малиновую зарю, на опушке леса запылали яркие костры, Гурьян ходил от костра к костру. — Может домой кто хочет? — спрашивал он. — Могу отправить. Все молчали. Девчата лукаво переглянулись. — Имейте в виду, сегодня и ночь будем работать. — Не испугаешь, — насмешливо сказала Настя, хлебая суп из солдатского котелка, поставленного в колени. Люди поужинали, некоторые прикурили у костра. — Отдохнули малость, товарищи? — спросил Гурьян. — Только собираемся отдыхать, — сказала широколицая Раиса Щеколдина. — Нам бы сюда сейчас гармониста. Почему вы Стелькина не взяли? Парень в деревне баклуши бьет. — Не плохо бы, конечно, взять сюда Стелькина, — сказал Гурьян. — Второпях забыли про него... Тебе охота, поди, с ним свидеться? Деваха искренно, доверчиво кивнула головой. — Охота. — Скоро свидитесь, это от вас зависит: поплотнее поработаем, скорей домой пойдем... А ну, кто за то, чтобы завтра к вечеру кончить работу? Девчата первые подняли руки. — Я. — Мы все! — А как Настя? — спросил Гурьян. — Голосую! — А вы, старики? Павел Бусыгин, толковавший с бородачами о политике, отмахиваясь сказал: — Нас не спрашивай, нам все едино, когда домой итти, завтра ли, послезавтра ли, — и продолжал. — Так вот, сказывают, из этой из самой атомной бомбы можно столько электричества наделать, что хватит весь мир осветить, все, какие есть в мире машины вертеть, транваи пускать, никаких дров не потребуется, а они, гады, ею хотят людей изничтожить, вот ведь до чего звери! Ну чисто свиньи! — Настя, подымай свою команду, — сказал Гурьян. — Давайте поработаем немножко еще, сейчас как раз не жарко. — Куда в такую темь? — Какая сейчас работа? — послышались недовольные голоса. — Будет светло, девчата! Разложим костры, станем быки набивать камнем... Давайте, давайте, поднимайтесь, голубушки, что мы тут в лесу зря время проводить будем. — А спать когда? — Хлеб нужен Еланьке, хлеб нужен всему советскому народу. Сейчас сев, дорог каждый день, каждый час, надо завозить семена, заканчивать сев, а Еланька отрезана от полей... Обгоняя людей, он спустился под кручу берега и поджег валежник, приготовленный для костров. Четыре огненных копны запылали на отмелях неподалеку от срубов, озарив ярким светом берег, неспокойную воду, людей. Из настила старого моста были перекинуты мостки через реку; сколочены и приставлены к срубам трапы. Люди разбились на две группы. Гурьян и Тагильцев, с ломами в руках, встали на разломку слоистого, потрескавшегося от дождей и ветров камня, — один на правом берегу, другой на левом. Остальные выкроились вряд между карьерами и срубами и по цепочке, из рук руки передавали тяжелые камни, глухо загукавшие в срубах. Сначала дело шло медленно, камни выскальзывали из рук, грозя отдавить ноги, люди отскакивали в сторону, поднимали и предавали булыжины с большой осторожностью. Постепенно все стали привыкать к непривычной работе, увереннее и ловчее подхватывать камни и передавать их по цепи. Кто-то высоким грудным голосом запел: Погляжу на небеса, Там землетрясенье. Не видала милого Третье воскресенье. — Врешь, вчера видела! — вставил старик Бусыгин словцо и запел сам, передразнивая девичий голос: У меня милашка есть Страм по улице провесть. Рот до самых до ушей, Хоть завязочки пришей. Девчата загрохотали смехом. — Ну и смехотур ты, дядя Паша! И запели хором: У моего у милого, Аккуратненький носок, Восемь курочек усядутся, Девятый — петушок. Песня перекинулась на другую сторону речки: Поглянуть пойду в лесок, Выйду на еланочку, Не заглядывайтесь девки, На моево Ваничку. Пели уже все, по обе стороны реки, пересыпая частушки веселым говором и смехом, не замечая, как по живым транспортерам скользят и с грохотом сваливаются в срубы камни, вытесняя воду. В свете костров, поддерживаемых Сережей Серебряковым, лица людей сияют. А над людьми, над кострами, над лесами и горами стоит глухая звездная ночь. Поднявшийся от речки туман запутался в кустах и ветвях деревьев. В лесу тишина и даже филин, любитель поухать в такую пору, молчит, обескураженный песнями и шумом у Глухой пади. Гурьян заглянул в срубы, посмотрели и остальные колхозники. Груды камней громоздились чуть не до верху. — Может, пошабашим на этом, оставим до утра? — спросил он. — Нет, давайте закончим, немного осталось. — Зачем оставлять на завтра? Совсем не к чему. — Завтра опять трудно будет браться за камень . — Все равно нащекотало руки, к одному уж. И снова под песню заработали, подавая камни на верх в золотистые венцы. Яркие костры спорили с ночью, а утром их победил сероватый рассвет. Закончив работу, люди вымыли горячие руки и, не разводя костров, около опушки бора попадали на мягкий пушистый мох. Проснулся Гурьян одним из первых. Солнце было уже высоко над лесом, щедро разливало тепло, серебрило темнозеленую густую хвою сосен, прошлогоднюю ветошь трав и свежую изумрудную зелень, пробивавшуюся на солнцепеке. От тепла, от солнца от дыхания нежившейся земли над лесными далями в междугорьях стояло над землей весеннее голубоватое марево. — Вста-вай, подъем! — скомандовал Гурьян. На седых мхах, расшитых вечнозеленым брусничником, закопошились люди, садились, обращаясь заспанными лицами к солнцу, потягивались сладко, вставали и шли к речке умываться, разжигали костры, подвешивая над ними запотевшие котелки, ведра, чайники. И пока готовился завтрак, не теряя время взялись за ошкуровку леса для настила, перекинули бревна через быки. К вечеру мост был готов. Старики, с Яковом Горшениным во главе, навели на нем перила и на высоком шесте водрузили флаг полученный вчера от Горшенина Настей Обвинцевой. Флаг ярко заалел на голубизне неба и, распластавшись на ветру, затрепетал, захлопал. Тимофей Тагильцев завел свой трактор и въехал на новый мост под бурные рукоплескания и крики ура. Сережа Серебряков закусив губу, молча стоял в стороне, поглядывая на свою опрокинутую машину. Чтобы поставить на гусеницы сережкин трактор, колхозникам опять пришлось лезти в воду поднимать его. Но это было уже полбеды. Окрыленные успехом люди дружно забрели в воду, подсунули под трактор толстые жерди, а под них — бревна и налегли на ваги животом и грудью: машина дрогнула, качнулась и встала на гусеницы, выкинув на берега тяжелые волны. Затем притащили трос, закрепили его одним концом за сережин трактор а другим за тимофеевский. Серебряков сел за руль и поглядывал исподлобья на бугор, где Тагильцев готовился к пуску своей машины. Наконец, Тагильцев тронулся. Постепенно натягивался трос. Трактор в воде встрепенулся и, замутив воду, медленно по-полз на берег. Поздно вечером мост опустел. Трепетал флаг, точно салютуя уходящим тракторам и возвращающимся с песнями домой людям, И словно в ответ поющим из-за речки с далеких полян доносился, нарастая, густой ровный спокойный рокот работающих моторов. Н. ГЛЕБОВ ФЕДОР ИВАНОВИЧ Стояла ранняя весна. Лошадь с трудом тащила тяжелые сани по грязному тракту, оставляя за собой ровный след полозьев. Местами удавалось свернуть в обочину, где лежал еще рыхлый снег. И тогда сани скользили легко и свободно. Примостившись удобно к передку, колхозный кузнец Федор Иванович Сараев поправил съехавшую на глаза шапку, улыбнулся и не спеша вынул кисет. Свертывая узловатыми пальцами цыгарку, он по-хозяйски смотрел на лежавшие по сторонам дороги поля. На высоких местах от земли поднимался легкий пар. В низинах, возле березовых колков, блестели стекла талой воды. Приближался полдень. Яркие лучи ласково грели застывшую за зиму землю. Казалось, поля отдыхали от зимней стужи, нежились в трепетной дымке мартовского дня, впитывая в себя благодатное тепло. Вид родных полей, веселый говорок ручья, шумный крик грачей в ближайшей роще радовали кузнеца. Заметив среди побуревшей травы только что вышедший из земли подорожник, Федор Иванович бубнил покровительственно: — Вылазь, брат, вылазь, набирай силу, вишь, солнышко как греет. Благодать! Скоро сеять будем. За мостиком, перекинутым через овражек, по бокам которого еле заметно покачивались набухшие вербы, кузнец свернул с тракта на проселочную дорогу. Здесь, куда ни кинь взглядом, лежало широкое ровное поле, вспаханное под зябь. Федор Иванович соскочил с саней. Придерживаясь одной рукой за передок, он другой прикрыл глаза от солнца и внимательно посмотрел на поле. «Bo-время, с осени продисковали», — подумал он и, опустившись в сани, задумался. Еще осенью об этом поле был у кузнеца крупный разговор с бригадиром тракторной бригады Иваном Клевакиным. Дело было так. Проезжая на дальний стан мимо пахоты, Федор Иванович заметил, что пласт то стоял ребром, то горбился, а в одном месте тракторист просто почиркал по земле лемехами и оставил большой участок с огрехами. — Вспахали тяп-ляп, — сердился тогда кузнец и, не утерпев, снова соскочил с саней, привязал лошадь и зашагал по полю. Пнул всердцах пласт. Тот перевалился, обнажив бледные побеги сорняков. Федор Иванович покачал головой. «Вылезут проклятые, — подумал он о сорняках, — весной сил возьмут. Надо будет сказать Якову Сергеевичу, председателю, — решил он. — Разве это работа?» «Ивану Клевакину только бы скорее сводку дать в район, чтобы не ругали, — размышлял Федор Иванович, — да и полевод тоже хорош. Нет, чтобы посмотреть, как пашут — носится со своим блокнотом на коне, как угорелый, и не видит сверху... А зяби-то разлежаться надо. Работнички! — Федор Иванович всердцах даже выругался и, заложив руки за спину, поспешно зашагал к лошади. На стан приехал сердитый. Распряг коня и, стреножив, пустил его за колок. Кузнец зашел в помещение и, взяв газету, сел на лавку. «...Хорошая ранняя подготовка зяби — залог получения высокого урожая», — прочел он и аккуратно сложил газетный лист. «Покажу полеводу, а заодно и Клевакину, — решил Федор Иванович и, просмотрев журналы, вышел из помещения. Председатель с полеводом были на току. Кузнец подошел к куче зерна и, разглядывая крупную тяжеловесную пшеницу, стал перекатывать зерна на ладони. — Хлеб добрый! Увидев председателя колхоза, он сказал ему: — Вот что, Яков Сергеевич, догляду у тебя мало за бригадой Клевакина. — А что? — спросил тот. — Третье поле под зябь плохо вспахано. Дисковать надо. А то весной сорняков не оберешься. Известно ведь, если зябь плохая — не жди урожая. — Хорошо передам полеводу, — согласился тот. Прошло недели две. Федору Ивановичу нужно было опять ехать по делу мимо третьего поля. Пласты торчали попрежнему и из-под них выпирала, разрастаясь, трава. На огрехах, среди побуревших сорняков и стерни, висели серебристые нити паутинок и шмыгали бойкие полевки. — Ведь сказано было. Придется на общем собрании поговорить. — Федор Иванович в тот же день вернулся домой рано. Вечером должно быть собрание. Поужинав, кузнец направился в клуб. Народ там уже собрался. Федор Иванович сел поближе к стене. Собрание открыл председатель. Слушали доклад о подготовке к весеннему севу. Федор Иванович, как и все колхозники, ловил каждое слово докладчика, в душе старого кузнеца росла гордость за достигнутые колхозом успехи. Вместе с этим Федор Иванович знал, что много нужно еще сделать для того, чтобы колхоз жил богаче. То, что выросло поголовье скота и сбор зерна перевалил за довоенный уровень, выросли доходы — это хорошо, но вот огрехи еще есть, — это плохо! — Есть, товарищи, вопросы? — Есть! — Кузнец поднялся. — Почему третье поле до сих пор не продисковано? — Мой недогляд, — ответил председатель, густо краснея. — Понадеялся на полевода. Думал, сделает. — Хорошо. Но мы еще прений не открывали, — заметил сидевший в первом ряду счетовод. — Пусть говорит, — сказал председатель, разыскивая глазами Клевакина. — Прения прениями, а человеку дайте сказать, — послышалось в зале. — Так вот, — кузнец пригладил бороду. — Для того чтобы вырастить такой урожай, надо посмотреть, все ли у нас готово? — Правильно! Правильно! — зашумело собрание. — И землю готовить заранее, — продолжал Федор Иванович. — Весна — она не ждет. Она год кормит. Понимать надо. Ты, Яков Сергеевич, заставь завтра же Ивана Клевакина диски с боронами пустить на третье поле. — Кузнец в упор посмотрел на председателя. Толстенький, кругленький, широколицый Клевакин, подпрыгнув, словно на пружинах, вдруг заговорил, не попросив слова, с самой задней скамейки: — Вы, Федор Иванович, не очень на нас нападайте, сорняки на полях не мы, трактористы, развели... И, если уж на то пошло, нет у нас в инструкции такого параграфа, чтоб с осени зябь боронить и культивировать. — Нет в инструкции, — гневно, волнуясь, ответил Федор Иванович и, вынув из кармана газету, подошел к бригадиру тракторной бригады, потрясая газетными листами перед его побагровевшим лицом, — а совесть у тебя есть?.. Ты почитай, что здесь написано: хорошая зябь — залог урожая... А сорная зябь — это что по-твоему? Ты пойми: инструкции раз на много лет пишутся, а землю каждый год засевать надо, да так, чтоб хлеба нынче больше получить, чем в прошлом и позапрошлом году... Ты это смекни! Окончательно сконфуженный Клевакин хотел возражать. Но все смотрели на него с таким обидным удивлением, что он сконфузился и сел на место. Федор Иванович передал газету полеводу и сказал: — Твоя газетка, из бригады... Возьми, пригодится, — и обращаясь снова к председателю, повторил: — Заставь, Яков Сергеевич, завтра же Ивана Клевакина диски с боронами пустить на третье поле. — Хорошо. Проверю сам, — ответил тот. — Добро, — сказал кузнец и сел на место. Собрание продолжалось. В тот вечер колхозники долго и придирчиво обсуждали вопрос о подготовке к севу. И вот сейчас весной, проезжая мимо третьего поля, кузнец радовался. — Семена добрые, землю обработали хорошо, ремонт закончен, народ дружный. Урожай будет, — решил он и подстегнул коня. М. ЦЫБЕНКО ВРАГ В самый разгар молотьбы у Захара Кузьмича Звягина заболел глаз. Должно быть попала соринка, когда возился у молотилки. Никогда за свои шестьдесят лет не болел старик, крепок был, как кремень, а тут, поди ж ты, разнесло глаз так, что приходится ехать в больницу. Свои лекари и примочки и капли хорошие предлагали. Но бригадир авторитетно, как приговор, объявил: — Нет, Захар Кузьмич, как ни трудно без тебя, а нужно ехать в больницу. Потому, что глаз это тонкая штука. Хоть и знали за бригадиром слабость — преувеличивать, но при взгляде на запухший глаз Звягина все вдруг настойчиво стали просить его поехать в больницу. — Да возвращайся скорее, Захар Кузьмич, — просили в бригаде. — Да уж нужен ты нам, ой как нужен, — сказал бригадир. Захара Кузьмича колхозники звали просто — наш монтажник. Кто-то сказал такое слово, и оно быстро прижилось и стало всем понятным. Колхозный монтажник — это человек, который всем приходит на помощь. Всюду: в поле, в кузнице, в бригадном стану слышен торопливый, слегка охрипший от долгого курения говорок Захара Кузьмича. Нужно составить сцеп борон для трактора: Захар Кузьмич тут как тут, неправильно отремонтированы плуги — зовут Захара Кузьмича, не работает автомат у сеялки — опять же быстрее всех наладит Захар Кузьмич. В войну, когда в колхозе работали больше женщины да подростки, специальность Захара Кузьмича была самой ходкой. Везде в бригадах — он желанный гость. Ведь каждый норовит норму побольше выгнать. Иной своих сил не жалеет. В перерыв в самый бы раз отдохнуть, да нужно войца переменить у ярма, или барки переделать у запряжки лошадей. Кузьмич все сделает в точности, как нужно, только скажите. На что уж бригадир тракторной бригады — самый большой знаток машин на селе, и тот не обходится без совета и помощи Захара Кузьмича. Девки, так те, как сороки, возле Кузьмича, так ласково стрекочут: «Уж ты, Захар Кузьмич, миленький сделай то-то, сделай это». А он только кивает своей широкой окладистой бородой, да попыхивает своей неизменной трубкой и от любой работы не отказывается. И вот все это надо было оставить, чтобы ехать лечить глаз. — Там в селе из складов грузит в город хлеб этот, как его, Кошкин, — сказал бригадир, — с ним и поедешь. А до села вот выпряжем лошадь из соломотаски и довезем. — Ну что ты, Петро Иванович, в такое горячее времячко лошадь занимать, дойду и пешком. Сколько ни просил бригадир, наотрез отказался Звягин от лошади. От молотильного тока до села километров шесть. Захар Кузьмич бодро зашагал напрямик через поля. Несмотря на боль в глазу, он чувствовал себя хорошо. Теплый ветер дул в лицо свежим запахом скошенных хлебов. Румяный закат заливал бескрайние нивы розовым блеском. Вскоре Захар Кузьмич перешел засеянное рожью поле и очутился перед нескошенной еще пшеницей. Точно переговариваясь. тихо шуршали колосья и под легким ветерком колыхались, как волны большого озера. Прямо пойти — много пшеницы истопчешь, обходить — далеко. Захар Кузьмич стал искать дорожку-проезд и видит: свежий след телеги идет с засеянного поля прямо в пшеницу. Старый колхозник возмутился. — Какой чорт поторопился ехать напрямик, — вслух выругался дед и пошел следом. Но пройдя до середины поля, он вдруг остановился, испуганный и потрясенный: скрытые густой пшеницей, лежали пять туго набитых зерном мешков. На одном из них, у самого днища, синела наспех пришитая грубыми нитками заплата. Лежал он в глубокой разъемной борозде незавязанный, и по жирной земле были рассыпаны тучные, добротные зерна, как видно, семенной ржи. — Вот так притча! — только и мог сказать Кузьмич и быстро зашагал в село. Из-за пригорка в сумерках вынырнула подвода. Приглядевшись, Захар Кузьмич узнал в сидящем на двуколке Ивана Кошкина — учетчика тракторной бригады. Этот высокий, долговязый парень, с ленивой в развалку походкой считался в деревне женихом внучки Звягина, девятнадцатилетней дочери убитого на фронте старшего сына. Про себя дед считал Ивана Кошкина вертопрахом и не одобрял выбор внучки. — Такое дело, — запыхавшись, сказал Звягин Ивану Кошкину, — гони скорее к председателю. Нашел я в пшенице уворованный хлеб. Пять мешков. — Ну-у! Целых пять мешков? — Да, вот в этой полосе, как пойдешь по этому следу. — Но председателя дома нет. Да и я тороплюсь в бригаду, — сказал Иван Кошкин. — Может так вот сделаем. Я доеду до тока, скажу бригадиру, чтобы дал кого-нибудь в помощь. А ты, дед, тем временем дойдешь до села. Тут осталось только через речку перейти. Найдешь какую-нибудь подводу или кого-нибудь из правленцев, а я тем временем приеду с бригадиром. Звягин согласился. Только когда исчезла двуколка Кошкина, он подумал: «Вряд ли найти свободную подводу в селе во время уборки, не обойдется дело без председателя». Долго проискал Захар Кузьмич подводу. Пришлось временно разгрузить одну из подвод Игната Кошкина, погруженных для отправки в город и с ним вместе и понятым от сельсовета поехать в поле. Поля уж окончательно оделись в темноту. Однако место Захар Кузьмич запомнил хорошо и быстро его нашел. Вот и примятая пшеница. Даже часть рассыпанных зерен нашел Захар Кузьмич. Но мешков не оказалось. — Должно быть, Иван твой с бригадиром вперед поспели, — сказал Захар Кузьмич Игнату Кошкину. — Замешкались мы в деревне. Время-то много прошло. По большаку послышался стук телеги и вскоре из темноты вынырнули Иван Кошкин с бригадиром. — Ну, где тут уворованные мешки, Кузьмич? — спросил, подходя, бригадир. — Да вы-то разве не увезли их? — Здрасте, пожалуйста! Мы только приехали. — Заезжал я в тракторную бригаду, Захар Кузьмич. Нужно было оставить банку с автолом, — объяснил Иван Кошкин, а уж оттуда, что есть духу в бригаду. — Эх, тетеря, проворонил воров, — обругал ни к кому не обращаясь дед. — Да может быть тебе просто показалось, Захар Кузьмич, — сказал бригадир и улыбнулся в темноте, — может пошутил, дед, а? — Что ты, Петро, скажешь такое. Да вот еще и место тепленькое от мешков. И вот горсть рассыпанной ржи. — Сроду не было такого в колхозе, — недоверчиво почесал за ухом бригадир. Иван Кошкин ходил взад и вперед, словно потерял иголку. — Да не топчи ты хоть пшеницу, чорт, — крикнул Звягин, чуть не плача от того, что ему не верят. Понятой сельсовета, чернобородый, подстриженный в скобку мужик, сказал: — Обождем до света, Захар Кузьмич, а утром я еще сгоняю сюда с милиционером. * * * Но и утренние поиски не привели ни к чему. Огорченный Захар Кузьмич в который раз рассказывал подробности этого происшествия, сидя на возу с Игнатом Кошкиным. Игнат Кошкин, сухой и жилистый мужик, с выпуклыми, непрерывно бегающими глазами, слушал молча, кивая и поддакивая. Челюсти его непрестанно двигались, будто он что-то жевал. На заостренном подбородке, выбритом второпях тупой бритвой торчала редкая щетина. Старенький пиджак на нем казался одетым с чужого плеча. — Двойной вред это, украсть семена, недосеять, — рассуждал Захар Кузьмич, — настоящий хлебороб никогда не украдет семена. Не иначе это проезжих подлецов дело. — Не иначе, — коротко соглашался Игнат. Захар Кузьмич смачно сплюнул и вновь заправил табаком трубку. Глаз за ночь еще больше распух и, чувствуя боль, старик изредка поправлял повязку. Проезжая через село, Захар Кузьмич и Игнат Кошкин выпили водки в столовой. После чего Звягин окончательно настроился на добродушно-философский лад. — Хороший народ у нас, Игнат. Этих пакостей никогда не бывало. А уж в работе дружны, как муравьи, сам, поди, видел. Захар Кузьмич даже прослезился от умиления. Солнце палило нещадно, и Захар Кузьмич сбросил надетый специально для поездки в город новый в серую полоску пиджак, засучил широкие рукава белой исподней рубахи. Кони бежали мелкой рысцой, выбивая жирную пыль, лениво оседающую на придорожный бурьян. Сухая августовская степь дышала в лицо терпким запахом полыни. Игнат Кошкин сидел насупившись, только поддакивая Звягину. А Захар Кузьмич разговорился. Чуть ли не весь колхоз перебрал дед, каждому дал характеристику. У каждого нашел столько достоинств, что они с лихвой покрывали недостаток и изъяны. Знакомство Звягина с Игнатом Кошкиным произошло вот так же два года тому назад. Захар Кузьмич одно время работал возчиком зерна. Они встретились дорогой, выпили вместе рюмочку, другую и потекла беседа. Игнат, по всему видно, был помоложе Звягина лет на пятнадцать, но казался старше своих лет. Волосы его неопределенно-грязного цвета блестели, как напомаженные, и сам он после изрядной порции водки весь словно расплылся и заблестел. — Слушаю тебя, Захар Кузьмич, и думаю — райская жизнь у вас в колхозе. Вот бы пожить так. — И он длинно и нудно стал жаловаться на порядки в своем колхозе. Приехали они недавно С сыном издалека сюда на восток, в степь, где привольные места, необозримые земельные просторы и острая нехватка в людях. — Да и попали в такое место, где все вразлад, порядку нет. Так и перебиваемся с хлеба на квас — рассказывал Кошкин и так тогда разжалобил Захара Кузьмича, что тот прослезился и стал настойчиво приглашать Игната к себе в колхоз, обещаясь, замолвить словечко перед колхозниками. Через некоторое время Игнат Кошкин с сыном и Захар Кузьмич Звягин жили рядом, усадьба к усадьбе. Колхоз наделил Игната огородом по Уставу после того, как сын Игната вступил в колхоз и сразу устроился учетчиком в тракторной бригаде. Кошкины быстро стали обзаводиться хозяйством. Сам Игнат вступать в колхоз почему-то медлил, ссылаясь на старость и нездоровье. Захар Кузьмич удивлялся этому и значительно охладел к Кошкиным. А однажды высказался напрямик. — Знаешь, Игнат. Я вроде как твой шеф. Не подводи меня. Живешь ты в колхозе, а не колхозник. После этого разговора вступил Игнат в колхоз, но попросил, по нездоровью, легкую работу. ...На виду у города покормили лошадей и вновь запрягли: Захар Кузьмич торопился успеть в больницу. — Пока я буду сдавать зерно, — сказал Кошкин, — ты успеешь побывать у врача. Я заеду за тобой. — Так может быть я и сам дойду до элеватора? — Нет, жди в больнице. Мне все одно нужно в город проехать, — ответил Игнат. Стали переезжать через глубокий овраг, вымытый бурными весенними потоками. Желтый песок на дне оврага лоснился, словно спелое зерно на току. Спрыгнув с телеги, Игнат Кошкин повел передние телеги на подъем, а Захар Кузьмич стал присматривать за задними. На взгорье мешки на одном возу сдвинулись в сторону и Захар Кузьмич бросился на ходу поправлять их. Вдруг глаза его расширились и он раскрыл рот от удивления. Рука, занесенная для поправки мешков, так и осталась в воздухе. Перед ним лежал знакомый мешок с синей в белых крапинках заплаткой, пришитой на скорую руку. Сквозь грубое самотканное полотно отчетливо видно было, что мешок загружен рожью. В неплотную свежую завязку просыпались ржаные зерна. От переднего воза торопливой трусцой бежал Кошкин: — Что, не выпали ли мешки на переезде? — запыхавшись спросил он. Но взгляд его был тревожным, блудливые глаза напряженно бегали по мешкам, по телеге, по лицу Захара Кузьмича, который стоял выпрямившись, как судья перед оглашением приговора. — Та-а-к, — медленно протянул Захар Кузьмич. — А что мы везли сдавать, Игнат, пшеницу или рожь? — Пшеницу. — А откуда у тебя этот мешок с рожью. Да тут кажется и не один такой, пять их должно быть — Захар Кузьмич быстро связал в единую нить все обстоятельства: озимые сеяла тракторная бригада, где учетчиком Иван Кошкин. Семена украли, свалили до темноты в пшеницу. Пока Звягин в село ходил, рожь увезли, пользуясь темнотой. Ночью погрузили на воза по одному-два мешка. — Каких пять мешков? Что ты городишь, — запальчиво крикнул, наконец, Игнат Кошкин. Лицо его сделалось злобным, глазах сверкнул холодный, звериный огонек. Захар Кузьмич отступил от него и сказал: — Не будем в прятки играть, Игнат. Не дури, коли попался, — он потряс в воздухе увесистым кулаком. — Мокрого места не оставлю, Игнат, если до этого дойдет. Садись, езжай! По дороге снуют автомашины и пешеходы. Белесая пыль медленно расплывается в знойном воздухе, сливаясь с жарким дыханием города. Рыжие крыши домов окутаны сизым туманом. Захар Кузьмич и Кошкин ехали молча, на виду у элеватора. Кошкин, согнувшийся и поникший, сидел впереди воза, а Звягин на самом заднем мешке. Кошкин обернулся. Лицо такое ласковое, заискивающее, голос кроткий, просящий. — Попутал грех, Захар Кузьмич, прости. — Не имею права прощать. — Сдам вон зерно и концы в воду. Все зависит от тебя Кузьмич. — Не имею права. — Что хошь требуй, отдам. — Я не продаюсь. — Что ты, Кузьмич, милый, я не думал тебя покупать. Вижу — не такой ты человек. Я только прошу простить. В первый раз это. — Я и так взял на себя много. Протащил тебя в нашу колхозную семью. Сватами чуть не стали. Со стороны казалось: мирно беседуют два старика, сидя на возу, и только вблизи было заметно возбуждение на лицах обоих. — Что ж ты в милицию меня сдашь сейчас, Захар Кузьмич. — Да вот думаю, Игнат, что мне сделать с тобой. Стыд-то и для меня большой на мою седую голову. Перед всем миром стыдно, словно я украл то зерно. Подъехали к элеватору. На глаза попался свой колхозник, сдающий хлеб. — Вместе поедем обратно, — крикнул ему Захар Кузьмич. Кони стояли, пофыркивая. Белая пена на их крупах медленно высыхала. Звягин и Кошкин отошли за забор. — Вот что, Кошкин, — спокойно сказал Захар Кузьмич, — и себя не хочется мне пачкать в этом деле и жалость у меня большая к человеку. — Лицо Игната напряженно вытянулось, в глазах засверкала надежда. — Решил я никому ничего не говорить, — словно вдруг решившись, сказал Звягин. — Милый... по гроб буду помнить. Клянусь жить честным трудом, молиться буду за тебя, — произнес срывающимся голосом Кошкин. — Постой, не за что меня благодарить. Нехорошее дело я делаю, что прощаю тебе. Игнат замолчал. — Условия мои будут такие, — продолжал Захар Кузьмич. Рожь ворованную ты повезешь обратно домой. Твой паршивец знает, где недосеяна норма. Больше всего это меня беспокоит, что недоданы земле семена. Так вот в тех местах и досеете. — Но ведь все узнают, Захар Кузьмич, пойдут разговоры. — Досеете сегодня вечером или на заре. На том поле сейчас никого нет. Сеялок конных много свободных. Скажете, что огрехи заметили. Семена на учете у твоего паршивца. — Сделаем, сделаем. Посеем, — торопливо соглашался Кошкин. — Конечно, сделаете, куда ж вам деваться, — вдруг зло сказал Звягин. — Только не думай, что я уж такой простак. Чтобы в дороге со мной ничего не случилось, будем ехать со своим односельчанином. — Но ведь ты не скажешь ему ничего, — затревожился Кошкин. — Не скажу. Меня ты знаешь, слово мое твердое. Но дома сыновьям скажу для верности. Они оба у меня послушны, дай бог. каждому таких сыновей, ничего не скажут. — Благодарю, Захар Кузьмич, — начал было Кошкин. — Постой, не благодари, — сурово оборвал Звягин и раздельно, словно зачитывая приказ, продолжал: — За севом проследим, чтобы все было как следует. Не посмеешь ты ослушаться и еще в одном моем условии. — Каком? — спросил Игнат Кошкин и весь сжался от тревожного предчувствия. — Условие такое. Чтобы через два-три дня тебя и твоего отродья не было и близко от нашего колхоза. — Что ты, что ты, Захар Кузьмич, бог с тобой, — в ужасе затрясся Игнат Кошкин, — ведь у меня хозяйство. Куда я пойду на зиму глядя. — То не моя забота. Раньше думать нужно было об этом. Слово мое окончательно. А хозяйство твое нечестно нажито, сейчас я все понял, — и, видя протестующий жест Игната Кошкина, добавил: — Ну уж ладно, пользуйся нашей добротой. Давай сдавай быстрее пшеницу-то. А рожь взвесить и обратно на воза. — В больницу-то ты не поедешь? — обреченно вздохнув, спросил Кошкин. — Не до больницы тут. Следить буду. Игнат Кошкин торопливо побежал к возам. * * * Ночью Кошкины досевали рожь. Было тихо. Кошкин отец и сын торопливо понукали лошадей и шопотом ругались. На межнике маленькими огоньками попыхивала трубка Захара Кузьмича Звягина и короткая папироска его сына. А через день Захар Кузьмич Звягин узнал, что Игната Кошкина с сыном арестовали. В связи с этим долго беседовал Захар Кузьмич со своим младшим сыном Владимиром Звягиным, заслуженным воином Отечественной войны и первым работником в колхозе. Не стал ругать сына Захар Кузьмич. Не потому, что в первый раз ослушался сын отца. А потому, что чувствовал: неспроста Владимир сообщил куда следует о Кошкиных, стало быть так нужно. Сам Захар Кузьмич привык, чтобы его слово в семье было законом. А тут, на тебе, ослушался Владимир, — упрятали Кошкиных в надежное место, обезвредили. И вспомнил старый Захар, как в первые дни войны на границе был убит старший — Степан, не забыл, как года через два вернулся к семье инвалидом средний. После войны весь в ранах пришел домой Владимир. Колодочки бесчисленных орденов и медалей пестрели на груди. Без слов отцу было ясно: не терял Володя времени даром на войне. И хотя попрежнему он был тихим, ласковым, послушным, совсем не похожим на героя-командира, почувствовал отец необычайную глубину и значимость в словах и поступках сына. Вот и сейчас стоит он перед отцом, высокий, сильный, решительный. — Знаю, осуждаешь ты меня, отец, — веско говорил Владимир, глядя прямо в глаза Захару Кузьмичу ясными голубыми глазами — ослушался на этот раз тебя, не сдержал слово. — Да ведь как сказать, сынок, — развел в раздумье руками Захар Кузьмич. — Чую, правильно ты поступил, но думал я исправится человек, по другому начнет жить. — Не говори. Знаю твой характер. По-твоему: раз человек исправил допущенный проступок, значит его можно простить. Любишь ты прощать. А не задумался ты, отец, над тем, почему Кошкины воровали? Ведь хлеба у всех колхозников полным-полно. У некоторых даже ссыпать стало некуда. Да и у самих Кошкиных хлеба не мало. Может ли настоящий колхозник воровать, да еще семена? — Правда, сынок, правда, — закивал головой Захар Кузьмич. — Это могут сделать только враги, — твердо заявил Владимир. Старик поднял глаза на сына. — Да неужто заберутся они в такую глухомань? — произнес он. — Везде и в любом деле враги могут навредить нам, если мы не будем зоркими. А чтобы ты окончательно убедился, скажу тебе, что Кошкины, как это выяснилось после их ареста, вовсе не Кошкины, а Петлюгины, в годы войны служившие у немцев полицаями. — Вот оно что-оо, — с негодованием произнес Захар Кузьмич и побагровел. А. ШМАКОВ МУЗЫКАНТ Горячий полдень. Земля и воздух накалены солнцем. Притихли разомлевшие кусты тальника, словно боясь шевельнуть продолговатыми листьями. Колосья ржи склонились к земле. Вокруг певучий звон. Кажется, им наполнен воздух. Земля дышит острыми запахами созревшей ржи, белоголовника и медовой гречихи. Доносится шум комбайнового агрегата. Его еще не видно на поле, но звуки, властные и мощные, слышатся издалека. У избушки полевого стана струится синеватый дымок. К запаху трав и хлебов примешивается запах свежих щей. Шум агрегата становится ближе. И вот из-за бугра, разворачиваясь, показывается «Сталинец». Он тянет за собой сцеп двух комбайнов, ритмично гремя гусеницами. Медленно на нас надвигается необычайный оркестр в рыжеватом облаке пыли. Отчетливо слышно, как баритонят моторы комбайнов, басит трактор, выводят дробную мелодию барабаны молотилок, постукивают кастаньетами цепи и тихо, тихо аккомпанируют сита. — Музыка! — коротко замечает председатель колхоза — му-зыка-а! Председатель высок и тонок собой, словно горячие дни высушили его фигуру. Говорит он отрывисто, немного пышно: — Фабрика на колесах: жнет, молотит, очищает зерно, собирает в бункер, ссыпает в мешки. Раз объедет Алексей Павлыч — больше пяти гектар как не бывало, сто центнеров хлеба есть! Алексей Павлович — это лучший комбайнер колхоза. Все величают его по имени и отчеству, как знатного человека. Комбайны уже рядом. Мотовила размахивают над склоняющейся рожью. Металлический звук машин, движущихся цепей и вращающихся шестеренок заглушает человеческий голос. Заметив подъехавшую к борозде заправочную тележку, комбайнер поднимает руку — шумовой оркестр стихает. Мы подходим ближе. Алексей Павлович в синем комбинезоне, без фуражки, курчавая его голова почернела от пыли. Он стоит у второго комбайна и шутит с девушкой, наклонившейся к нему со штурвального мостика: — Опять остановились. Из-за тебя... Тракторист жалуется: подшипники греются. Девушка безобидно смеется, показывая ровные, белые зубы. — Алексей Павлыч, все шутишь, — строго замечает председатель, — похудеет она от твоих шуток. — Похудеет — легче трактору будет. Председатель покачивает головой. — Неугомонный. — Что, трогаемся? — спрашивает комбайнер, показывая на девушку, добавляет: — Она хоть грузна у меня, но работяща. — Трогай, трогай! Вижу не терпится, — отвечает председатель. Алексей Павлович мигом перебегает к переднему комбайну и проворно поднимается на мостик. — Давай! Снова все пришло в движение. Бодрые, твердые звуки хлынули и, нарушив знойную тишину, покатились навстречу склоняющимся зрелым колосьям. Алексей Павлович с минуту постоял, прислушиваясь и регулируя газ в моторах. Гул машин то усиливался, то затихал, и когда весь «оркестр» взял нужный темп, он махнул рукой трактористу. Трактор пошел быстрее. Мы шли сбоку и наблюдали за Алексеем Павловичем. Он был расчетлив в своих движениях. Во всем у него точность, быстрота, безошибочность, с какой только настоящие музыканты могут определять который из инструментов в оркестре фальшивит, берет неправильную ноту. На мостике переднего комбайна он слышит, что на второй машине слишком сильно бьет цепь, стучат ослабнувшие подшипники, пищит забуксовавшая муфта. Тогда он подает рукой условный знак. Если не так, как нужно гудел барабан молотилки, девушка, увидав дважды вскинутую руку, прибавляет газу и барабан, взяв на полтона выше, опять работает нормально. Алексей Павлович подал сигнал трактористу — переключить скорость. Комбайны стали быстро удаляться. — Не работает, а играет, право слово, музыкант. Сказано это было очень удачно. Алексей Павлович был лучшим мастером комбайновой уборки и словно про него сложил народ поговорку: дело мастера боится. И. ЯКИМОВ ЭТО БЫЛО В АПРЕЛЕ (Сцены из колхозной жизни) В 4-х картинах ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА А н д р е й И в а н о в и ч П е р е в е р з е в — полевод колхоза «Заветы Ленина». А в д о т ь я Е г о р о в н а — его жена. А н ю т а — трактористка. Г р и г о р и й Н и к о л а е в и ч Г р о м о в — секретарь партийной организации колхоза «Заветы Ленина». Д е д С и л а н т и й. С е р г е й П е т р о в и ч К у з ь м и н — агроном МТС. Е ф и м К а р п о в и ч П о п е р е ч н ы й — полевод колхоза «Путь крестьянина». Д а р ь я В л а с ь е в н а — его жена. Ф е д о с е й П р о к о ф ь е в и ч Т е л е г и н — секретарь партийной организации колхоза «Путь крестьянина». В а с я — тракторист. Н и к о л а й С е м е н о в и ч С е л е з н е в — секретарь райкома партии. Н и к о д и м В а л е р ь я н о в и ч Б е р е ж н о в — сотрудник опытного поля. Т а н я Ж е л е з н о в а — комсорг колхоза «Путь крестьянина». Колхозники и колхозницы. КАРТИНА ПЕРВАЯ Колхозная теплица-землянка. Ящики и горшки с сеянцами. Переверзев и Кузьмин, радостно взволнованные, смотрят на всходы пшеницы в одном из ящиков. Авдотья Егоровна из-за спины мужа тоже рассматривает всходы. К у з ь м и н. Андрей Иванович! Ты понимаешь, какое это имеет огромное государственное... да, да, государственное значение? По-моему, это почти так же важно, как слияние Волги с Доном, или обводнение Кара-Кумов... Расскажи по порядку как все произошло... П е р е в е р з е в (внешне спокойно). Ну, как?.. На Спорной Гриве посеяли мы в прошлом году пшеницу одиннадцатого апреля. Полевод соседнего колхоза Ефим Карпович Поперечный и этот, как его... Никодим Валерьянович с опытного поля прямо говорили — преступление! Порча семян! Напрасный труд! Морозом убьет! Останется артель «Заветы Ленина» без хлеба!.. И когда всходы поднялись, ночью ударил мороз, десять градусов!.. Ну, думаю, пропало все. Ведь двести гектаров на Спорной Гриве... Закоченели всходы, иней, — белым бело. А потом новые листочки выросли. Расти стали, как настеганные, и осенью... урожай сто пятьдесят семь пудов с гектара!.. А там, где сеяли в средине мая, в два раза меньше. К у з ь м и н. Знаю. П е р е в е р з е в. И вот недавно подумал я, а что если всё нынче посеять раньше, как только земля оттает, и первыми высеять семена со Спорной Гривы — закаленные, морозом проверенные?! Говорю Дуне... К у з ь м и н (укоризненно). А мне ни слова. Вы подумайте, Авдотья Егоровна, от агронома своей МТС целый месяц такое дело скрывал?! П е р е в е р з е в. Сергей Петрович! Так это же вы меня и натолкнули на думку... Помните, у вас, в эмтээсовском агрокабинете, смотрел я, как вы арбузные сеянцы холодом закаляете. Вы тогда сказали: «Сдается мне, что апрельские и майские заморозки не так страшны и зерновым культурам, как августовские и сентябрьские». К у з ь м и н. Да, мне казалось: весенний короткий холод закаляет ростки и есть возможность повысить урожайность при известных условиях, конечно... Но это же были только разговоры. А сколько вы им дали градусов холода. А в д о т ь я. Сначала десять, потом двенадцать, а после четырнадцать. К у з ь м и н. Вот, вот... (Переверзеву.) Хороший у тебя помощник, Андрей Иваныч! П е р е в е р з е в. Дуня-то? Да. Она у меня холодом заведует в этой секции. (Показывает на дверь.) Семена в три ящика мы высеяли. В тепле быстро наклюнулись ростки, а мы их в холодок. Подержим при десяти градусах и опять в тепло. Растут! Еще пуще! Тогда двенадцать даем... Оживают. Новые ростки дают (Пауза). К у з ь м и н. И ты молчал! П е р е в е р з е в. А почему? Боялся: а вдруг не получится — и меня и вас на смех подымут. Семь раз примерь, как говорится, и один отрежь... К у з ь м и н. Не в этом дело, Андрей Иваныч... Мне-то отрезать надо в двенадцати колхозах МТС, а там, смотришь, и район подхватит... У нас ведь в чем беда? В апреле сеять боимся, тянем посевную до июня, а потом расплачиваемся. А в д о т ь я. Истинная правда... Сеем в мае — веселимся, а в уборку — прослезимся. К у з ь м и н. То засуха не дает ходу хлебам во время кущения, то осенние заморозки убьют зерно в молочной спелости. А ты молчишь! А в д о т ь я. Ваша правда, Сергей Петрович, молчит... Он и сейчас не все сказал... П е р е в е р з е в (испуганно). Дуня! А в д о т ь я. А что — Дуня? О своем первом опыте не говоришь ведь. Ты покажи — Сергей Петрович посоветует. (Кузьмину.) Сладу с ним нет... Есть перестал: поставишь на стол обед, хлебнет ложкой раз — сорвется с места, как ужаленный, и поминай как звали до ночи. Все сомневается, все переживает... А вдруг не получится? К у з ь м и н. О каком опыте речь идет? Андрей Иваныч, ты что это... мне не доверяешь? П е р е в е р з е в (смущаясь). Да нет, что вы, Сергей Петрович... (Решительно.) Смотрите! (Выхватывает из-за горшков с рассадой небольшой продолговатый ящик, в котором пышно раскустилась пшеница. Тихо жене.) Ну, чтобы тебе помолчать! (Кузьмину) Я же, Сергей Петрович, хочу сперва проверить на факте. Может быть, колосья не разовьются или будут пустоцветами. Два месяца вожусь с ней! К у з ь м и н (внимательно рассматривая пшеницу, все больше волнуясь). Н-да-а. А в д о т ь я (Кузьмину). А я через два дня на третий поливаю эту пшеничку раствором из удобрений. П е р е в е р з е в. Ваш прием, Сергей Петрович, который вы применяете на опытном участке, на своих доморощенных семенах пробую... Отобрав семена с кустов с двумя и тремя колосьями, даю всходам питание вволю... Чем чорт не шутит, думаю, вдруг что-нибудь получится... А? К у з ь м и н (горячо жмет Переверзеву руку). Получится, Андрей Иваныч! Обязательно... Поздравляю! Ты пойми... отсеемся в апреле, уберем урожай в первой половине августа, уйдем от осенних заморозков и тогда... Андрей! Тогда не только зябь ранняя будет, но сорняки уничтожим осенью — заставим их перепреть в почве до морозов, питание подготовим хлебам с осени! П е р е в е р з е в (мечтательно). Правда! А весной, только сверху земля оттает, закаленные семена рассеем в самую сырь, не опасаясь ни сорняков, ни заморозков... Раньше, возможно раньше, в сырь! К у з ь м и н (все более воодушевляясь). Вот именно. Да вкрест, вкрест посеем, с гранулятом, да снежку побольше за зиму накопим... А в д о т ь я (восторженно смотрит то на одного, то на другого). Я хоть и не агроном, а вижу: большие хлеба будут. (Показывая на раскустившуюся пшеницу.) А эту куда, с ней как? К у з ь м и н. Новый сорт выведем и назовем его так: мильтурум Зауральская, скороспелая, переверзевская... Для нее почвы новые сделаем — по Вильямсу. (Переверзеву.) Видишь, Андрей Иваныч, какой у нас большой замах намечается? П е р е в е р з е в. Даже самому страшновато, Сергей Петрович. (Мнется.) А как вы думаете, скоро можно это все... на факте показать? Начнут над нами смеяться Поперечный с Никодимом Валерьяновичем, а мы им... на факте, на факте! А в д о т ь я. Нате, мол, любуйтесь урожаем переверзевским и на ус мотайте! К у з ь м и н. Правильно! Бороться будем за успех! (Переверзеву). Район поднимем, область... Руку, товарищ! (Протягивает Переверзеву руку.) Руку! (Протягивает другую руку Авдотье. Крепкие рукопожатия). З а н а в е с. КАРТИНА ВТОРАЯ Межевой столб. На нем надпись: «Земля колхоза «Путь крестьянина» — и стрелка, показывающая направо. Слева — полевой вагончик тракторной бригады, внутри вагончика — телефон. На переднем плане — большая бочка с водой и одна березка. Утро. Солнце поднимается над горизонтом. Переверзев, Громов и дед Силантий стоят посредине поля, с тревогой смотрят то на поникшие всходы, то на солнце. Из-за вагончика наблюдают за пашней Авдотья и Анюта. С и л а н т и й (отвернувшись, незаметно для других крестит землю и тихо шепчет). Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его... Не допусти, владыко! Г р о м о в. Ты что там, дедушка Силантий, бормочешь? С и л а н т и й (с деланной непринужденностью). Да вот на березку смотрю, товарищ парторг, и думаю... Не ладно получилось. Г р о м о в. Что? С и л а н т и й. Поторопились. Убил мороз посевы... А я ведь говорил Андрею Иванычу: когда на березе лист в копейку — сей, а до этого — ни-ни. Да и яйца опять же... П е р е в е р з е в. Какие еще яйца? С и л а н т и й. Куриные! Если куры мелкие яйца несут, не торопись с посевом, а ежели крупные, — дуй, не стой... Верная примета! Г р о м о в (мягко, Силантию). Знаешь, что, дед! Помолчи-ка ты лучше, не расстраивай народ... (Строго.) Хочешь смотреть — смотри, но не каркай... Видишь, волнуется народ. (Показывает налево, откуда с тревогой смотрят на пашню колхозники.) Ч е й - т о г о л о с (тихо). Убило, братцы, всю нашу посевную морозом, как пить дать, убило. В т о р о й г о л о с. Останемся без хлеба, да и от соседей конфуз. Засмеют! Т р е т и й г о л о с. На Спорной Гриве только верхушки побелели, но стоят, не полегли... А здесь, как видно, насмерть. А в д о т ь я (выходит вперед). Неправда... Я знаю, что неправда. Я видела. (Показывает на поле.) Солнышко обогреет — оживут, расти будут, я знаю... Ч е й - т о г о л о с. Ишь ты, профессорша какая выискалась! П е р е в е р з е в (Авдотье). Дуня помолчи до времени! (Подходит к ней вплотную.) Сколько вчера градусов в низине было? А в д о т ь я (тихо). Десять градусов при восходе солнца, Андрюша. П е р е в е р з е в (облегченно вздохнув, обращается к Громову, нарочито громко). Всё в порядке, Григорий. Николаевич, температура не страшная. (Увидев Анюту.) Анюта! Заливай воду в радиатор. Через полчаса засевать эту Гриву будем сверх плана. (Показывает налево). А н ю т а (подбегает к нему, спрашивает тихо). Это верно? Они оживут, Андрей Иваныч? Я на двести процентов задание выполняла и вдруг... (Смеется от радости.) Заходил на зорьке Ефим Карпович Поперечный и ругался... допрыгались, говорит, вы с Переверзевым, остались без хлеба... И тут же дал команду трактористу Васе: опять влагу закрывать. Г р о м о в. Ха-ха. А ты скажи своему женишку Васе (Анюта, смущаясь, отвертывается), что это не по-комсомольски, пристыди его. Ефим Карпыч не хочет, значит, сеять? Никодима Валерьяновича слушает, да и других хочет запугать заморозками... Но мы не из пугливых. Действуй, Анюта, по-комсомольски! А н ю т а (повеселев). Есть действовать по-комсомольски, товарищ секретарь! Г р о м о в. Постой, Анюта. (Анюта останавливается. Громов подходит к ней быстро и говорит тихо, но решительно.) В обеденный перерыв возьми с собой двух комсомольцев и побывай на полевом стану у соседей... Сменщика за себя оставь на агрегате. Разъяснить надо комсомольцам. Погубят урожай. Действовать нужно. Понимаешь? А мы по партийной линии их атакуем... Ведь дело-то общее, государственное... Понятно? А н ю т а. Все ясно, Григорий Николаевич, сделаем. (Убегает). Громов, Переверзев, Силантий, Авдотья и другие уходят влево. Справа слышен гул трактора. Машина глохнет. С ведром в руках появляется Вася. Слева, тоже с ведром, возвращается и бежит к бочке Анюта. Лицо Васи в пыли, видны только черные глаза и белые, как снег, зубы. В а с я (галантно расшаркиваясь перед Анютой, говорит полушутливо). Приветствую, многоуважаемая Анюта, и спешу выразить свою неподдельную радость... Какая неожиданная встреча! А н ю т а (смущаясь, смотрит вниз). Ах, как вы меня испугали, Вася. (Взглянув на Васю звонко хохочет). Ха-ха-ха... В а с я (в недоумении и обиде). Анюта, (снова взглянув на него, Анюта хохочет все сильнее и громче) если мое появление кажется вам смешным, я могу уйти. (Сухо официально.) Разрешите из вашей бочки позаимствовать ведро воды для заправки радиатора, так как наша бочка в нашем колхозе рассохлась и вода вытекла. А н ю т а (сквозь смех). Ты обиделся? Бедненький! (Вытаскивает из кармана зеркальце и подносит его к Васиным глазам.) Посмотри на себя! В а с я (взглянув в зеркальце). Ну и ну! (Быстро зачерпнув воду ладонями, смывает пыль с лица и подскакивает к Анюте). А теперь штраф с тебя. (Хочет поцеловать Анюту, но она отскакивает). Анюта! А н ю т а. Василий, ты что это, разве можно целоваться на вахте? Да и потом... В а с я. Что потом?.. Анюта, когда наша свадьба? Ты обещала подумать... Когда? А н ю т а. Я еще не знаю. Я еще не подумала... да и потом... Скажи, что ты сейчас делаешь? В а с я. Как приказано, влагу закрываю. А н ю т а. Влагу?.. Двадцатое апреля, земля сохнет, пылища, а он — комсомолец— влагу закрывает?! (Иронически.) Рекорд! Так вот почему ты в пыли... Такую пылищу поднял — солнышко закрыл. А когда сеять ваша артель начнет? В а с я. Опять! Анюта не будем спорить. Ты же знаешь: по этому пункту между нами принципиальные разногласия. А н ю т а. Принципиальные! Так, пожалуй, каждый лодырь может сказать, что у него со стахановцами принципиальные разногласия... (Ласково). Вася! Ведь обидно: ты комсомолец, мой жених и вдруг... В а с я. Хочешь, я объясню подробно? А н ю т а (запальчиво). Не надо. Знаю, чему учит вас «поперешный» полевод и этот ваш Валерьянович. Они хотят сеять в мае, а вы, комсомольцы, уши развесили, зеваете, влагу пылью закрываете. Нет, честное слово, Вася, это не по-комсомольски. В а с я (сухо). Ну, знаете, товарищ Анюта, мои чувства вам давно известны, но садиться себе на шею я не позволю... принципиально! А н ю т а. А я? Почему я должна позволять своему будущему... жениху... плестись в хвосте и... купаться в пыли... в такой решающий момент... Ни в коем случае! Это... это, наконец, смешно! В а с я (вне себя). В таком случае, в таком случае... я ухожу. А н ю т а (чуть не плача). А я не заплачу. (Вытирая глаза, черпает порывисто воду ведром и, всхлипнув, убегает влево.) В а с я. Анюта! (Зачерпнув воды ведром бежит вправо и приостанавливается, хватаясь обоими руками за голову). Э-э-х! Опять поссорились... И до чего же мне не везет в любви... в решающий момент! (Махнув рукой, убегает). Справа выходят, медленно осматривая поле, Поперечный и Бережнов. П о п е р е ч н ы й (сдвигая шапку на лоб, чешет в затылке). Неужто выгадал Андрей Иванович? (Бережнов молчит. Качая скептически головой, он нагибается и выкапывает с корнем один стебелек.) Чудеса в решете!.. Вчера утром заходил — все померзло, а сейчас! Оживают! Б е р е ж н о в. Ничего не понимаю... Вчера ночью было десять градусов холода! (Возмущаясь.) Весенние морозы смертельны для всходов — это доказано. П о п е р е ч н ы й. Никодим Валерьянович, а все-таки, может быть, и нам... того, этого... Начать сев... А то как бы не того... Б е р е ж н о в (нервничает, бросает стебелек). Ерунда! Заморозки должны повториться по прогнозу. Сев начнем по графику. (Резко.) Ефим Карпыч! Крепче нервы! Тверже характер! Продолжайте закрывать влагу! П о п е р е ч н ы й. Никодим Валерьянович! Я хоть и не учен, а характер у меня... твердый. Но только как бы она, влага-то... не улетучилась... Пылит! (Показывает на большое облако пыли справа, откуда слышен гул трактора). Б е р е ж н о в (испуганно). Что это? П о п е р е ч н ы й (печально). Вася влагу... закрывает. Б е р е ж н о в (с досадой, отворачиваясь). Ерунда! Всходы все равно повреждены морозом... Они будут расти плохо и погибнут при первой жаре или повторном заморозке... Это явление называется в науке патологическим анабиозом. Слева быстро идет веселый Переверзев, напевая песню без слов. Он слышит последние слова Бережнова. П е р е в е р з е в (молча здороваясь). Колдуете, товарищи? Вас бы с нашим дедом Силантием свести, и было бы три сапога... и не пара и не две — одному много, а двоим нехватит. (Поперечному) Советую, Ефим Карпыч, как полевод полеводу, одумайся, пока не все потеряно. Я, конечно, уважаю Никодима Валерьяновича, но... факты, факты и факты! (Показывая на поле, радостно.) Они ожили. Они будут расти еще лучше. А мы им поможем. (Кричит, соединив ладони рупором.) Эй, эй, Авдотья... Дуня! (Голос издалека: что, Андрюша.) С правого края подкормку начинайте. (Поперечному и Бережнову). Подкормочку дадим и... сто пятьдесят пудиков на круг, как минимум, возьмем. Факт! Все ведь вкрест посеяно, по двести килограммов на га, отборными, обогретыми, наполовину закаленными семенами. Перегною по 10 тонн на га дали, гранулята по центнеру, снегу по метру было... Народ поднялся... Б е р е ж н о в. Ерунда! Ничего не поможет. Было бы вам известно: на зональном совещании научных сотрудников в Омске ранние апрельские сроки отвергнуты. Бесплодный риск! Ни посев вкрест, ни увеличение нормы высева, ни удобрения, ни метровый слой снега, который вы накопили за зиму, — ничего не поможет, если всходы подморожены и ослаблены, запомните это, ослаблены морозом. П о п е р е ч н ы й (решительно). И через неделю, помяни мое слово, Андрей, они начнут выпадать, изреживаться... Точно! Верхушки побелели (вытаскивает с корнем один стебелек и показывает Переверзеву) да и корешки тронуты... Вы проиграли! П е р е в е р з е в. А я думаю, наоборот. Б е р е ж н о в и П о п е р е ч н ы й (в один голос). То есть как? П е р е в е р з е в (спокойно). Мы выигрываем, а вы... уже проиграли часть урожая. П о п е р е ч н ы й (раздражаясь). Я двенадцать лет полеводом в колхозе, Андрей Иванович, и не хуже тебя знаю: здесь дождей в мае не бывает. Надо под июньские и июльские дожди всходы к кущению подводить, а пшеницу сеять в мае... На этом поле я сеять начну через неделю и получу хороший урожай... Давай на пари! (Протягивает руку.) П е р е в е р з е в. Ну и подведешь всходы не под кущение, а под осенние морозы. (Отстраняя руку Поперечного.) Пари я держать не буду! П о п е р е ч н ы й (насмешливо). Боишься? (Бережнову.) Что я говорил? П е р е в е р з е в (твердо). Пари я держать не буду. У нас с тобой, Ефим, есть другой способ проверки — мы соревнуемся. И колхозники нашей артели «Заветы Ленина» вызвали, как тебе известно, колхоз «Путь крестьянина» на социалистическое соревнование за выращивание ста пятидесяти пудов зерна с гектара на круг... А вы, между прочим, еще не ответили на этот вызов. Почему? П о п е р е ч н ы й. Как? Обязательства нами приняты, за исключением одного... точно! Снегозадержание, удобрения, ремонт, очистка семян, обогрев, посев вкрест, закрытие влаги — все подписали... А урожай? Знаешь, Андрей, между нами говоря, тут вы загнули. Что значит сто пятьдесят пудов? Для вас это увеличение сбора зерна на двадцать пудов с гектара, а для нас... на сорок пудов... ну, сам посуди! Б е р е ж н о в. (Переверзеву) Вы и себя и других загоните в тупик... Вы себе иллюзии создаете! П е р е в е р з е в. А вы сами себе тупики готовите... В прошлом году сев затянули до июня, навоз не складировали, снег только для сводки задерживали. А перегной? Наша проверочная бригада позавчера убедилась, как вы выполняете свои обязательства. (Подходит Громов.) Вот парторг мне не даст соврать, скажет, как вы перегной используете. Г р о м о в. Какое там используют... На сухом болоте, около фермы мы с Авдотьей Егоровной обнаружили богатейшие залежи. Его там копили лет пятнадцать — на два двухсотпудовых урожая хватит. Там каждый год такие могучие бурьяны растут, что силоса на обе наши артели можно было вдоволь заложить... Да что говорить. Не дело! А, главное, признать не хотите... Сегодня обещал заехать секретарь райкома товарищ Селезнев, ему скажите... так соревноваться нельзя! Б е р е ж н о в и П о п е р е ч н ы й (вместе). Но при чем тут мы? Справа выглядывает Дарья. Переверзев яростно спорит с Бережновым. Бережнов отчаянно жестикулирует. Д а р ь я. Ефим, а Ефим. П о п е р е ч н ы й (вздрагивая, оглядывается). Что тебе? Д а р ь я. Ефим! Начальники приехали и тебя ищут... скорей. П о п е р е ч н ы й. Сейчас... Опять нахлобучка! (Хочет идти.) П е р е в е р з е в (смотрит из-под руки вправо). Да это товарищ Селезнев с Сергеем Петровичем (Поперечному), а с ними и парторг ваш. Сюда идут. Федосей Прокопьич вперед побежал (Вбегает Телегин). Г р о м о в. Здравствуй, Федосей Прокопьич, что это ты всполошился? Т е л е г и н. Да вот проверяем, по полям ездили... Беда! (Вздохнув.) Ох, тяжела ты, доля партсекретаря... Летучку секретарь райкома хочет в борозде провести о ходе соревнования. Так и сказал: «Соберите, кто есть, у межевого столба быстро...» Где твоя комиссия? Кличь! Г р о м о в. Летучку. Хорошо. Да она без малого началась уже... стихийно... (Переверзеву) Андрей Иваныч, кончай дискуссию и скричи членов комиссии. (Телегину) Да, Федосей Прокопьич, надо что-то делать, а то у нас не социалистическое соревнование с вами получается, а какая-то баталия с дискуссиями... Слушал я сейчас перепалку и с тобой, как с парторгом, хочу посоветоваться. (Разговаривая, отходит вглубь. Бережнов нервничает, увидев вдали Селезнева) . П е р е в е р з е в (сложив ладони рупором, кричит). Ду-у-ня, Дуня, иди с дедом Силантием на летучку, на подкормке оставь пока Лукерью. (Слышен голос Авдотьи: «Иду-у, товарищ полевод».). На авансцену выходят, оживленно разговаривая, Громов и Телегин. Т е л е г и н. Согласен, что неладно получается. Вместо соревнования споры и раздоры. Вы в лес, мы по дрова. Комиссию вашу у нас не хотят признать. Да и в колхозе у нас не очень клеится дело... Ты понимаешь, Григорий Николаич, все как будто сделал я: и обязательства роздал, на сельсоветской машинке отпечатал по всей форме, лозунг пустил вверху «Пролетарии всех стран...», понимаешь... Заполнил сам все графы — подписали все до единого, чин чином... полный охват! Там и выработка в мягкой пахоте, и сев перекрестный, и навоз, и даже суперфосфат. Охрана семян и инвентаря. Так и записано — не допускать хищений, смотреть в оба, а вот, поди ж ты, не получается! Г р о м о в. Эх, Федосей Прокопьич, ну как ты не можешь понять!.. Я же тебе говорил — бумажки эти, стандартные, все дело портят... Формалистика! Поднять надо весь народ, понимаешь? Люди сев кончили, а вы все влагу закрываете, да еще и теории оправдательные разводите... И смех и грех! Т е л е г и н (начиная обижаться). Постой, постой... Мы по графику будем сеять. У нас это все согласовано, брат, обдумано. Вы — как хотите, конечно, но у нас особое мнение. Нам, видишь ли, Григорий Николаич, июньскую влагу поймать надо... Под нее угадать. Г р о м о в. Слыхал! Но это же, Федосей Прокопьич, в конце концов, не по-большевистски. Т е л е г и н (вспылил). Как, как ты сказал? Не по-большевистски!.. Возьми свои слова обратно, Григорий. Как ты можешь мне такие слова говорить? Мне, коммунисту с пятнадцатилетним стажем! Да если хочешь знать, Григорий Николаич, ты сам, ты сам... Справа быстро входят Селезнев и Кузьмин. Бережнов снова подходит к Переверзеву и говорит ему о чем-то горячо. К ним подходит Поперечный и Громов. С е л е з н е в (на ходу). Здравствуйте, товарищи. (Быстро идет вместе с Кузьминым к телефону.) Слева вбегают, запыхавшись, Авдотья, за ней дед Силантий. С е л е з н е в (в трубку). Главного агронома. (Пауза.) Здравствуйте, товарищ главный агроном... На каком основании вы лично утвердили колхозу «Путь крестьянина» график майского сева? Хотите оставить без хлеба? Что-о?! В порядке опыта? Странно! Это что же камень за пазухой? А на трехполку вы не собираетесь в виде опыта перейти? А знаете, к чему приводит ваш «опыт»... Сегодня все колхозы района заканчивают сев, а здесь влагу закрывают, вернее теряют. (Пауза.) После решения сессии райсовета надо было бы и вам понять... Ваша позиция? Знаем! Но позиция это еще не хлеб... Что? Разберемся, конечно, но директиву вашу отменяем. (Кладет трубку, Кузьмину.) Видите, как опасны скептики и маловеры! К у з ь м и н (вне себя). Николай Семенович! Как коммунист, я настаиваю на гласном осуждении дезорганизаторов. С е л е з н е в. Правильно. Сделаем. Но сейчас, Сергей Петрович, время не ждет, дорог каждый час, досевать надо. Пошли! (Останавливаясь, смотрит на всходы.) Хорошо! (Кузьмину) А знаешь, почему еще есть маловеры? Мы виноваты... Мы, коммунисты, должны все предвидеть заранее. Каждому человеку надо в душу заглянуть и помочь ему одолеть сомнения и заблуждения, возникающие от недомыслия или от инерции устаревших взглядов и привычек... К у з ь м и н. Да, но в решающий момент эти привычки и взгляды могут погубить общее дело... Эти люди становятся дезорганизаторами. С е л е з н е в. Ты прав... Заезжал ко мне вчера старый друг; когда-то вместе воевали, он получил назначение в соседний район заведовать сельхозотделом... И говорит за обедом: «Как друг, говорит, боюсь за тебя и за район. Разве можно так рисковать. Двадцатое апреля, а вы сев кончаете... Земля не оттаяла на всю глубину... Риск!» (Смеется.) Так на него с таким азартом навалились жена и дочь старшая, что он не знал куда деваться... Жена говорит: «Вам в Якутии надо побывать, там вечная мерзлота, а хлеба научились выращивать не хуже, чем мы.» А дочь: «Вы в плену отживших взглядов, у вас, — говорит, — пережитки». Понимаешь?! Но ты прав: надо и ударить кое-кого... Пойдем! Селезнев и Кузьмин идут к группе оживленно жестикулирующих людей. Слева от межевого столба Громов горячо о чем-то говорит, обращаясь к Поперечному и Бережнову. За ним стоят возмущенные Переверзев, Авдотья, Силантий. Справа, в оборонительных позах, Поперечный и Бережнов. Сидя на земле, выглядывает справа Дарья. Шум голосов. Встревоженная вбегает и останавливается, как вкопанная, Таня Железнова. Солнце в зените. Жарко. Таня Железнова сдергивает с головы косынку, тревожно смотрит на солнце и, достав носовой платок, стирает с лица пот. К у з ь м и н. Привет комсомольцам. (Подходит и здоровается с Железновой.) Здравствуй, Таня. Т а н я (здороваясь за руку с Селезневым). Здравствуйте, товарищ Селезнев... Новый комсорг артели «Путь крестьянина» Таня Железнова. К у з ь м и н (удивляясь). Новый, а что случилось со старым? Т а н я. Сняли. Только что. С е л е з н е в (подходит вплотную к Поперечному). Так как же дальше быть... Весь район отсевается, а вы? Как белые вороны! П о п е р е ч н ы й (испуганно). Неужто весь район? К у з ь м и н. Вы газет не читаете? (Вытаскивает из кармана газету и протягивает ему.) Смотрите! П о п е р е ч н ы й (читая). Вот тебе и раз! «Путь крестьянина» в самом хвосте. (Бережнову) Никодим Валерьянович! (Протягивает ему газету. Бережнов и Телегин читают). Б е р е ж н о в (стараясь сохранить уверенную осанку). Ну и что же... Наш график научно обоснован и утвержден главным районным агрономом... Вот. (Вытаскивает из-за пазухи и развертывает длинную бумагу, достающую почти до земли). С е л е з н е в (спокойно, Бережнову). Значит, в график смотрите... А в почву не посмотрели? Кругом не оглянулись? (Бережнов хочет возразить, но так и остается с открытым ртом.) Нет? (Перешагивает через грань и, захватив горсть земли с правого поля, показывает всем.) Она же высохла на половину. (Сыплет почву из руки на землю, ветерок относит в сторону облачко пыли.) Видите?.. Эх вы, теоретик, прозевали влагу? (Телегину и Поперечному.) А вы?.. Что будем теперь делать? (Телегин и Поперечный молчат, Селезнев обращается к Громову.) Кто проверял ход соревнования? Г р о м о в. Какое там соревнование... Они соревноваться не хотят! П о п е р е ч н ы й и Б е р е ж н о в (вместе). Ничего подобного! Б е р е ж н о в. Мы соревнуемся за проведение сева в нормальные сроки... Да! Т е л е г и н. У нас обязательства оформлены на сто процентов! Г р о м о в. Бумага! (Селезневу и Кузьмину) Этот валерьяновый график их заворожил. У них даже сеялки не все отремонтированы до сих пор... Дед Силантий проверял. С и л а н т и й. Истина! (Громову и Переверзеву). Простите меня старого за промашку. Испугался я давеча, думал: зря наш труд колхозный пропал, даже боженьку вспомнил со страха по привычке... (Чешет в затылке). И рад, что обмишурился... Не докумекал! (Поперечному и Бережнову, горячо.) Да я же не в школу, а в подпасках ходил пацаном. А вы? Как вы обмишурились? Молодые! При советской власти роженые, вскормленные и вспоенные! Как?! П о п е р е ч н ы й. А что мы? Мы не хуже других... А ежели опыт у вас есть, почему не доказали нам... А в д о т ь я (гневно подступая к Поперечному). Юлишь, Ефим Карпыч, об опыте вам зимой говорено, а вы и слушать не хотели. Никодима Валерьяновича слушали. (Показывая на «график», беспомощно повисший в руках Бережнова.) Мы проверили: в январе эти святцы им написаны... А, по-моему, вы за легкой жизнью гонитесь. Еще бы! Сеять до июня, полегоньку, потихоньку, через пень в колоду... Зачем вам снег задерживать, зачем навоз возить, семена обогревать. На авось надеетесь, на летние дождички? П о п е р е ч н ы й. Вас не просим помогать. Сами справимся. А цыплят по осени считать будем. Б е р е ж н о в (важно). А от июньских дождей вы не отмахивайтесь, вот справимся с севом и... А в д о т ь я (наступая). Не справились ведь! А кто громче всех кричал о непосильных обязательствах по урожайности, кто тягло снял с перегноя, кто «Валерьяновые капли» (показывает на график) колхозникам преподносил... (Поперечному) Вы... Телегин и ты! Недаром тебя колхозники зовут поперёшным... Д а р ь я (вскакивает, скрестив руки на груди, подходит к Авдотье). А ты не командуй... Ишь какая агрономша! Мой Ефим не меньше тебя понимает — слышишь! На своего мужа кричи, а моему твои лекции ни к чему! Мы уж сами как-нибудь, без вас, рассудим. Мы, если надо, гору свернем с места, коли хочешь знать. Авдотья, широко раскрыв глаза от удивления и любопытства, смотрит на Дарью. Поперечный и Телегин, испуганные, бросаются к Дарье и что-то шепчут ей. Поперечный и Дарья быстро уходят вправо. Большая пауза. Все смущены. А в д о т ь я (волнуясь, смотрит вслед уходящей Дарье). Ишь ты какая... бабочка с характером, а? Силы-то некуда девать... Силища пропадает, через край брызжет. (Поперечному, когда он возвращается). А ты, Ефим, ее в домохозяйках держишь? Ой, неладно! (Ефим, растерявшись, молчит). К у з ь м и н (энергично махнув рукой). Все ясно. (Сухо Бережнову.) Когда по вашему (иронически) графику сев начинается? Б е р е ж н о в (водит пальцем по графику, отыскивая нужную графу). Двадцать седьмого апреля, через семь дней. П о п е р е ч н ы й (словно испугавшись). Как Никодим Валерьянович?.. Разве через семь дней? (Бережнов, строго посмотрев на него, молчит). С е л е з н е в (Поперечному и Телегину). Вот видите: самим страшно. (Смеется.) Ведь страшно? (Спокойно.) А я думаю (испытующе смотрит на всех) надо закончить сев двадцать шестого апреля. (Поперечный, Бережнов и Телегин в недоумении. Селезнев, заметив их удивление.) Да, да... Весной, товарищ Поперечный, надо смотреть не в календарь, а в почву, запомните это... (Всем.) Не забывайте: в борьбе с капризами и стихиями природы побеждает и выигрывает не тот, кто приспосабливается к ним и рабски преклоняется перед ними (громче, воодушевляясь), а тот, кто их побеждает, кто хочет и умеет заставить их работать на нас. Запомните: только тот, кто это делает, настоящий большевик. (Смотрит на всех по очереди.) Какие будут предложения? Т а н я Ж е л е з н о в а (сильно волнуясь, делает несколько шагов к Селезневу). Меня послали к вам комсомольцы и... другие колхозники сказать: мы ошибались — и сегодня только убедились в этом, хотя многие колхозники давно говорили то же, что сказали сейчас вы, товарищ Селезнев, а раньше Григорий Николаевич, Андрей Иванович, Авдотья Егоровна. (Порывисто подходит к Селезневу и крепко жмет его руку.) Спасибо вам! (Потом подходит к Переверзеву.) Спасибо. С е л е з н е в. Служим партии, товарищ... Таня! И рады за вас! Т а н я Ж е л е з н о в а (останавливаясь посредине, обращается к Громову). Нам помогли ваши комсомольцы, они доказали нам, что мы действовали... не по-комсомольски! Старый комсорг не хотел понять, и мы его... сняли. (Смущаясь, прячется за спину Авдотьи, которая ее обнимает одной рукой). П о п е р е ч н ы й (словно очнувшись от оцепенения, вдруг засуетился на месте). Но, товарищи, теперь сеялок нехватит... У нас один агрегат, а надо два... Прицепщиков где взять, возчиков зерна... Ведь надо же тогда заправку семян на ходу делать, сеять круглосуточно, людей мало... А? Никодим Валерьянович? Нам с вами расчет сделать бы... Б е р е ж н о в (сконфуженный и потрясенный). Я... я не знаю... Мне лучше уйти, надо подумать... С е л е з н е в. Подумайте вы потом, товарищ Бережнов, а сейчас нужно действовать. Вы виноваты, вы и исправлять ошибку помогайте. Б е р е ж н о в (с обиженным видом, медленно свертывая график в трубку). Как вам угодно, товарищ секретарь, но я свое, особое мнение имею... Я опыты провожу и заявляю: многие старинные приметы мною теоретически обоснованы. С е л е з н е в (иронически). Это интересно. Вот, например: листа на березе нет — и сеять нельзя... Как по вашей теории? Б е р е ж н о в (горячась). Очень просто... Биологические процессы затянулись, почва не оттаяла на полную глубину, пищи нет березовым корням и листьям... Значит... К у з ь м и н (в тон Бережнову). Значит и пшеницу сеять нельзя? П е р е в е р з е в (гневно). А в наших местах всегда так бывает: когда почва оттает до дна, из нее верхняя влага вся ветрами высосана... С е л е з н е в. Эх вы, опытник! Теории придумываете, чтобы оправдать косность?.. (Решительно.) Только вот что: обрекать колхозы на неурожай мы не позволим. Не имеем на это право... Из ваших березовых теорий и каши не сваришь, а мы боремся за изобилие всех продуктов. Понятно? Б е р е ж н о в (развернув график, пятится, размахивая бумагой). Но я могу обосновать, я могу доказать... И докажу. (Останавливаясь.) Скажите: а что вы будете делать, если следующая весна будет поздней и подсохнет, скажем, двадцать седьмого апреля? (Как бы заранее торжествуя, поднимает свой график вверх). С е л е з н е в (смеется, Переверзеву). Ответьте ему, Андрей Иваныч. П е р е в е р з е в (резко и твердо). Мы поднимем всех и вся, от мала до велика, но посеем в апреле. (Все одобрительно кивают головами, за исключением Поперечного, который ошеломлен). Б е р е ж н о в (махая графиком, пятится). А я докажу, я докажу, я докажу. (Пятясь, скрывается вправо). С е л е з н е в (вздыхая). Трагическая агротехника! (Весело всем.) Так как же поступим с сеялками, возчиками и прицепщиками. К у з ь м и н (тихо Селезневу, показывая на Громова и Переверзева). Николай Семенович, я думаю, что они... С е л е з н е в (Кузьмину). Помогут соседям? (Смеется.) Ну, конечно! К у з ь м и н. Да. Я именно об этом думал и уверен, что и они тоже... (Обращаясь к Поперечному и Телегину громко). А как сделать — это правильный вопрос. Надо вспомнить слова товарища Сталина о социалистическом соревновании. Равняйся на передовиков... У нас хороший пример рядом. П о п е р е ч н ы й и Телегин. Пример — да, но сеялки, люди? (Вопрошающе смотрит на Селезнева). С е л е з н е в (в упор Громову, Переверзеву, Авдотье, многозначительно растягивая слова.) По-мо-гай отстающим, — сказал товарищ Сталин, — добивайся общего подъема... как поступим, товарищи? П е р е в е р з е в и Г р о м о в (вместе). Правильно! Помочь надо! Немедленно. П е р е в е р з е в. Анюту с двумя сменами сеяльщиков (Поперечному) переключим к вам сейчас... Сеять круглосуточно! Г р о м о в (Телегину). Бригаду по подвозке семян и загрузке сеялок на ходу — обе смены, вместе с агитаторами и с редколлегией «боевого листа» — перебросим к вам, сейчас команду дадим. П о п е р е ч н ы й (растроганно). Спасибо, товарищи, ну прямо спасаете вы нас, честное слово. (Смущаясь.) Конфуз! С е л е з н е в (довольный, весело). А общее командование объединенными силами артелей «Заветы Ленина» и «Путь крестьянина» возложим на старшего агронома МТС коммуниста Сергея Петровича Кузьмина. Ладно будет? (Возгласы: «Правильно»! «Замечательно!» «Лучше не придумать!») З а н а в е с КАРТИНА ТРЕТЬЯ Между второй и третьей картиной перерыв (антракт) несколько секунд. Декорация та же. Ночь. Видны вдалеке огни работающих машин, слышен гул моторов. Резкий, продолжительный звонок телефона. Уснувшая у телефона дежурная Дарья вскакивает, оторопело озирается и, поспешно схватив трубку телефона, слушает, потом бежит вправо с криком: «Сергей Петрович! Вас райком вызывает». Голос Кузьмина за сценой: «Сейчас!» Дарья возвращается, за нею семенит Бережнов). Б е р е ж н о в (Дарье). Дарья Власьевна! Почему даже вы не хотите меня выслушать... Почему никто не хочет со мной считаться, как будто меня здесь и нет?.. Дарья Власьевна! Д а р ь я (грубовато, оборачиваясь к нему). Ну что вам от меня надо... Я же вам говорю: от дежурной телефонистки эти дела не зависят! Б е р е ж н о в. Дарья Власьевна! Я дружил с вами и Ефимом Карпычем... Меня слушались, а теперь... точно меня и нет! Д а р ь я (вяло). Отстаньте... Надоели! Б е р е ж н о в (упорно, не отставая). Но вы могли бы им сказать, повлиять, посоветовать. (Поднимает руку вверх, как бы проверяя температуру ветра.) Заморозки... Вот, вот опять ударят заморозки! Сев надо приостановить... О, господи! Д а р ь я (раздражаясь). Отстаньте, я говорю... (Бережнов раскрывает рот, чтобы говорить). Вы, слышите, не до вас теперь... дела важные и срочные. Не мешайте! (Идет к телефону и садится на скамейку). Б е р е ж н о в (обреченно махнув рукой). О, господи. (Убегает вправо). (Поперечный, вытирая со лба пот рукавом, выбегает из глубины сцены, кричит, обращаясь к кому-то направо). П о п е р е ч н ы й. Мешки подтаскивай... Прыгай на подножку. Заправку на ходу сорвете!.. У меня, чтоб не одной секунды простоя... Слышишь? (Голос за сценой: — Есть, ни секунды простоя! Слева направо быстро идет Андрей Иванович Переверзев). П е р е в е р з е в (всматриваясь, останавливается). Ефим, ну как дела? П о п е р е ч н ы й. На всех парах! (Переверзев хочет идти) Андрей Иванович (достает из кармана газету), читал? Главному районному агроному строгий выговор с предупреждением от райисполкома из-за нас... П е р е в е р з е в. И поделом. П о п е р е ч н ы й. Да, дела! (Задумчиво показывая на поле.) А я все-таки не пойму... Почему они после мороза еще пуще растут... Чудеса в решете! П е р е в е р з е в. Не чудеса, а факт... узел кущения — понимаешь? Узел кущения борется за жизнь, в борьбе с холодом все свои силы напрягает, сопротивляется и побеждает... Факт! (Смотрит в поле.) Смотри, какое освещение на агрегатах, как днем. Пошли (Уходят вправо беседуя. Быстро выходит и берет трубку телефона Кузьмин). К у з ь м и н. Здравствуйте, Николай Семенович! Спасибо... Рапортую: к утру артель «Путь крестьянина» сев зерновых заканчивает на сутки раньше назначенного вами срока. (Пауза). Да, круглосуточно... Что? Так подружились, что водой не разольешь... Как? Колхозники просят меня посоветоваться с вами о слиянии двух артелей, понравилась совместная работа. После уборки? Правильно. Всходы? (Пауза.) Растут, как в сказке. Здесь удивляются. Чудо, говорят. Всего! (Кладет трубку и быстро уходит вправо). Слева направо идут Телегин и Железнова. Звонок телефона. Дарья слушает и опять убегает вправо, положив трубку на место. Т е л е г и н (на ходу). Беги, Танюша, к сеялкам и скажи: к утру сев кончать. Сама стань к сеялке, сама. К утру надо обогнать переверзевский агрегат. Ночная вахта! Возьми «молнию» о сеяльщиках. (Передает ей листовку, а сам смотрит вперед.) Вот она, настоящая работа! Ж е л е з н о в а. Сделаем, Федосей Прокопьич! Оба уходят, слева выходит Авдотья и смотрит пристально на соседскую пашню. А в д о т ь я (радостно). Росточки! Росточки! (Перескакивает через межу и нагибается.) Ну, конечно! Подкормку им надо дать. (Неожиданно появляется из темноты Дарья и смачно зевает. Авдотья, вздрагивая, поднимается.) Кто это? (Дарья, подступая к ней вплотную, загадочно улыбается. Полная, большая, она кажется горой рядом с маленькой и стройной Авдотьей). А в д о т ь я (отступая, испуганно). Дарья Власьевна! Д а р ь я. А ты не пугайся. (Смеется.) Маленькая ты, хрупкая, а смотрю на тебя, и... мне завидно! А в д о т ь я (удивляясь). Завидно? Д а р ь я. Да... (Неожиданно тепло.) Сила в тебе не по росту, Дуня. (Берет ее за руку.) Прости меня за то... Признаюсь: Ефима я тогда приревновала к тебе, а теперь сама вижу — дура! А в д о т ь я. Что вы, что вы... Я и не думала обижаться. Д а р ь я (в страстном порыве). Сила во мне бунтует — это ты правильно сказала тогда... а работа какая? Весной на огородах общественных неделю покопаюсь, летом — на прополке и сенокосе пяток дней, осенью — на сортировке, а больше — дома. Хочется, как ты вот, делать что-нибудь большое, чтоб все жилки играли и душа горела... Эх, Дуня! (Показывает на поле.) Хорошо жить, когда земля под руками расцветает... А в д о т ь я. Так вас, я слышала, бригадиром по овощам хотят выдвинуть. Д а р ь я (радостно и вместе с тем испуганно). Меня? Бригадиром? Кто? А в д о т ь я. Секретарь партийный. Д а р ь я. Федосей? А не врешь?.. Пойдем к нему, сейчас пойдем! (Берет Авдотью дружески за руку. Обе уходят). Справа выбегает с ведром в руках Анюта, черпает воду из бочки и вдруг задумывается. Вася, тоже с ведрами, идет за Анютой и подкрадывается к ней. В а с я. Анюта! Ты на меня не очень сердишься? А н ю т а (вздрогнув, оглядывается, радостно). Вася! В а с я (шопотом). Анюта! Ты слышала, что у нас говорят? Хорошо бы, мол, обеим артелям в одну слиться и вот так всегда работать. (Показывает на поле). А н ю т а. Правильно. В а с я. Вот бы и нас с тобой тоже. А н ю т а. Что? В а с я. В одном колхозе и в одной избе жить. А н ю т а (вздохнув). Вася! Мне еще трех месяцев нехватает до восемнадцати лет! В а с я. Трех? Это ничего. Но ты подумала, Анюта, когда свадьба? А н ю т а (хватая Васю за руку). Знаешь, что, Вася? Давай сделаем так: урожай поспеет, уберем, будет тогда мне ровно восемнадцать и мы... поженимся? Согласен? В а с я (вне себя от радости). Ну, конечно, согласен. Ура! Анюта! (Берет ее одной рукой за талию, держа ведро в другой, танцует.) Ур-ра! Наша взяла! З а н а в е с КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ Большая комната в уютной квартире. За большим, празднично накрытым столом сидят Переверзев, Телегин, Авдотья, Громов, дед Силантий, Таня Железнова, Дарья и Поперечный, Анюта и Вася, одетые по-свадебному, в центре. Над ними — два снопа с надписями: один сноп, побольше, с надписью «Заветы Ленина» — 200 пудов с гектара», второй сноп, поменьше, с надписью «Путь крестьянина» — 100 пудов с гектара». Дарья, Таня и Силантий хлопочут, разливая вино в бокалы. Все готово. Все напряженно смотрят на дверь, кого-то ожидая. Г р о м о в (смотрит на ручные часы). Через пять минут должны быть... Сорок минут прошло, как выехали. В а с я (Анюте, тихо). Если бы, вдобавок к нашему счастью, отпустили Сергея Петровича из МТС председателем нашего укрупненного колхоза — вот было бы дело! А н ю т а (счастливо улыбается). Василий... Вася! Какая радость! Какое счастье... да? В а с я. Даже не верится! (Шепчет что-то на ухо Анюте). П о п е р е ч н ы й (Переверзеву). Сто пудов по нынешнему году, Андрей, не плохой урожай. За жениха с таким приданым (показывает на маленький сноп) краснеть не приходится, но невеста!.. Эх, Андрей, смотрю я на невестиное приданое (показывает на большой сноп) и губы кусаю, волосы на себе рву: какой я был дурак! Простофиля! Сто пудов с гектара, как одну копейку, из рук выпустил... сто пудов! Хорошо еще, что мы объединяемся. П е р е в е р з е в. Ха, ха! И получается, Ефим, все-таки, в среднем сто пятьдесят! А Никодима Валерьяновича — слыхал? — раскритиковали в газете и послали на три месяца на переподготовку, переучиваться. Хорошо бы и тебя на курсы! (Вытаскивает карманные часы и смотрит время). П о п е р е ч н ы й. Меня? На курсы? Не в коня овес, Андрей: мне уже под сорок... Да и Дарья меня одного не отпустит. Ни за что! Она у меня с характером ох, с характером... А ревнивая! А строгая! П е р е в е р з е в. Зато колхоз с овощами теперь. Дарью Власьевну мы недооценивали... Видал какая картошка растет. А как она действует?.. Командир! Такие характеры, Ефим, надо шлифовать умеючи, надо знать с какой стороны подойти к ним. П о п е р е ч н ы й. Где уж мне... Когда мы поженились, она первая через порог в избу ступила и с тех пор верховодит надо мной... А на курсы она меня одного не пустит, нет! П е р е в е р з е в. А что, если вам обоим вместе на курсы поехать зимой... а? Идея!.. Если Дарьюшку подучить, она, действительно, гору своротит... Поговорить разве с парторгом? П о п е р е ч н ы й (испуганно). Нет, нет, что ты... Она же меня заставит и там по одной половице ходить... (сообразив сразу) Знаешь что? Послать нас можно вместе, но... в разные города: меня в Челябинск, а ее, скажем, в Троицк. Точно! П е р е в е р з е в (дружески хлопая Поперечного по плечу). Правильно. Так и сделаем. П о п е р е ч н ы й (волнуясь). Одного боюсь: как бы ее не поделали после курсов куда-нибудь председателем. Она же у меня бой-баба! И придется мне тогда быть у ней полеводом... Заездит она меня! (Переверзев хохочет, подходит Дарья). Д а р ь я (присаживаясь к ним, обмахивается платком, как веером). О чем спорите, полеводы... П о п е р е ч н ы й (смущаясь). Спорим? Да, как тебе сказать, спорим об этой, как ее... агротехнике (Переверзев смеется). Д а р ь я (мечтательно, смотря на молодых). А я вот, смотрю на молодых и думаю... Какие они хорошие. Лучше нас с тобой, Ефим. И это хорошо, что лучше... Хорошо! (Поднимаясь) Пойду Силантию помогать. (Идет к буфету). П е р е в е р з е в (смотрит на часы). Где же они... Время! Слышен шум подъехавшей автомашины. Все встрепенулись. Входят Кузьмин и Селезнев, радостно взволнованные. С е л е з н е в. Здравствуйте, товарищи. (Вместе с Кузьминым подходит к молодым, целует их обоих. Кузьмин горячо жмет обоим руки). Все поднимают бокалы и подносят два бокала Селезневу и Кузьмину. Селезнев легонько подталкивает локтем Кузьмина. Напряженная тишина. К у з ь м и н (поднимая бокал). За молодоженов и за их будущих деток!.. Ур-ра! (Громкое «ура». Все пьют стоя. Садятся и напряженно, вопросительно смотрят на Селезнева и Кузьмина. Пауза). С и л а н т и й (не вытерпел, подошел к Селезневу). Николай Семеныч, а как же с Сергеем Петровичем? (Показывает на Кузьмина.) Народ волнуется. Ты уж нас не томи, сказывай. (Селезнев добродушно смеется. Силантий решительно Дарье.) Наливай, второй тост Николай Семенович объявит. (Трем баянистам, сидящим в конце стола.),А ну-ка, гармонисты, будьте готовы. (Делает рукой знак по-пионерски.) Дед Силантий после второй плясать привык. (Общий смех.) Эх-ма, что же это я — про молодых-то забыл, а им, поди, поцеловаться охота... Горько ведь, горько! Возгласы с мест: Горько! Горько! Горько! Анюта и Вася целуются! С е л е з н е в (поднимаясь). Могу вас обрадовать. Мы в районе только что одобрили слияние двух артелей «Заветы Ленина» и «Путь крестьянина» и согласились с вашим предложением назвать новый укрупненный колхоз «Путь к коммунизму». (Громкие возгласы «ура». Взволнованный Громов хочет что-то сказать, но вместо этого, вдруг, запевает партийный гимн. Все вдохновленно подхватывают: Это есть наш последний И решительный бой, С Интернационалом Воспрянет род людской). С е л е з н е в. Мы связались по телефону с областью. Управление сельского хозяйства возражало, но потом, по рекомендации обкома партии, согласилось с вашей и нашей просьбой: утвердить старшего агронома МТС Сергея Петровича Кузьмина (кладет по-отцовски руку на плечо стоящего рядом Кузьмина) председателем укрупненного колхоза «Путь к коммунизму». В а с я (вскакивает). Анюта, ур-ра! Наша взяла! А н ю т а (встает). Нет, честное слово, это замечательно! (Вася и Анюта, взглянув друг на друга, неожиданно для всех, вдруг целуются. Все смеются и аплодируют). П е р е в е р з е в (вставая, поднимает бокал). За нашего председателя, за Сергея Петровича. Урр-аа! С е л е з н е в (поднимает руку). И еще одна радость, нет две радости. (Торжественно.) За героический труд на колхозных полях, за выращивание выдающегося урожая областные организации представили к правительственным наградам пятьдесят товарищей из нашего района, из них двадцать из колхозов «Заветы Ленина» и «Путь крестьянина». (Все привстают, взволнованные.) А в том числе и молодые (Все встают, громко аплодируя). Т а н я Ж е л е з н о в а. Ура комсомольцам! Ура молодым! С е л е з н е в (все громче и взволнованней). Обком партии и облисполком, рассмотрев ваше письмо колхозникам, колхозницам, работникам МТС области, постановили: одобрить вашу инициативу и объявить поход за выращивание в будущем году большого урожая во всех колхозах нашей области... В поход, товарищи! За высокий урожай! Крики «ура». Радостные возгласы. Баянисты играют «урожайную», все поют. Дед Силантий пускается в пляс. З а н а в е с А. Н. ЧЕРЕМУХИН, председатель колхоза «Путь Ленина», Увельского района. В НАШЕМ КОЛХОЗЕ [1] ЗА СТОПУДОВЫЙ УРОЖАЙ 1 Литературная запись В. Старикова, дается в несколько сокращенной виде. В начале 1950 года я возвращался в Увельку из Челябинска с областного совещания работников сельского хозяйства. Стояла глубокая ночь. Все пассажиры спали. Сквозь полузамерзшее окно виднелась яркая луна. Бесконечной казалась заснеженная степь. Я очень устал за эти дни, но уснуть не мог, — был взволнован. Глядя на степь, я думал о земле, лежавшей под снегом, о наших делах и о задачах, которые перед нами теперь поставлены. Вспоминались горячие выступления участников совещания, бесконечные разговоры и споры в коридорах, в курительной комнате, в столовой, в гостинице. На совещании в докладах мы услышали много нового, а в спорах выкладывали свои сомнения, надежды, строили планы. Перед нами, практиками сельского хозяйства, хлеборобами, была выдвинута большая задача — в наступившем году добиться резкого повышения урожайности всех зерновых культур. На совещании говорили о запущенности земледелия в области, о нарушении правил агротехники, пренебрежении к передовому опыту и достижениям науки. Говорили о том, что многие работники сельского хозяйства примирились с низкими урожаями. Горько было слышать резкие упреки, но они были справедливы. Действительно, планов урожайности сельскохозяйственных культур, а также и развития животноводства многие колхозы не выполняли, плохо справлялись со сдачей хлеба и других продуктов государству. В таких сельхозартелях низка была выдача хлеба и денег на трудодни колхозников. — Не менее ста пудов зерна с гектара в среднем! — так был поставлен перед нами вопрос. За решение этой задачи бралась вся областная партийная организация. «Возможен ли стопудовый урожай в наших условиях, в условиях нашей Увельки»? — спрашивал я сам себя и не мог сразу дать уверенного ответа. Очень это было неожиданно. Я не новичок в сельском хозяйстве. В свое время, до войны, работал в районных советских сельских организациях и земельных органах. Почти шесть лет председательствовал в колхозе «Путь Ленина», Увельского района. Хорошо знал местные условия, знал земли и климатические особенности лесостепной части области. В послевоенные годы мы несколько увеличили урожайность и все же в самые лучшие, урожайные годы получали на круг не более 7—8 центнеров зерна с гектара, а в засушливые годы и того меньше. Низкие урожаи! Мы объясняли это особенностями уральской природы, ее суровостью, неожиданными заморозками, резкими температурными колебаниями и, в конце концов, сумели убедить сами себя, что более высоких результатов в наших условиях добиться невозможно. А теперь предлагался план, который ломал все установившиеся привычки и традиции. Теперь нам говорили, что больше нельзя мириться с такой отсталой практикой, что мы сами виноваты в том, что у нас на полях низка урожайность. Природу можно укротить. Нас обязывали провести весенний сев в текущем году в самые ранние и сжатые сроки в апреле, как только обнажится земля. И не ждать, когда высохнет и прогреется почва, а начинать работы сразу, как только по земле смогут пойти лошади и тракторы. Мы привыкли начинать сев поздно, чтобы дать прогреться почве, проклюнуться сорнякам, таким как овсюг, пырей, дикая конопля, хвощ и другие. Мы так и называли эту задержку с весенними работами — провокация сорняков. Как только сорняки выбрасывали первые ростки, начиналась бороньба и культивация с целью уничтожения сорняков и создания благоприятных условий для развития хлебов. «Чепуха, — сказали нам на совещании. — От сорняков вы так не избавляетесь, а золотые сроки сева теряете, упускаете время для созревания яровых зерновых культур». Мы считали, что семена должны лечь в прогретую почву. Нам говорили, что необходимо применить воздушно-тепловой обогрев семян по методу академика Т. Д. Лысенко. Это повышает всхожесть семян, усиливает их жизнедеятельность. В общем, много правил нашей традиционной шаблонной агротехники летело «вверх тормашками». В качестве самой решительной меры борьбы с сорняками выдвигался ранний сев и притом перекрестный, семенами, прошедшими воздушно-тепловой обогрев. Густые посевы пшеницы, энергичные по всхожести, заглушат сорняки, лишат их благоприятных условий развития. В природе идет непрерывная межвидовая борьба, — говорили нам. — Культурные растения, при поддержке человека, могут и должны из этой борьбы выйти победителями. Многих смущало увеличение нормы высева на гектар — с 1,2—1,3 до 1,8—2,0 центнеров. Хватит ли пищи растениям? Не погибнет ли пшеница при такой густоте посева от голода? Твердой уверенности в этом не было, но я понимал, что нельзя дальше мириться с низкими урожаями, надо принимать какие-то очень решительные меры. Хлеб — основа жизненного благополучия колхозников, база всего общественного коллективного хозяйства. Без высоких урожаев невозможно развитие и продуктивного животноводства. Есть в колхозе хлеб, — жизнь идет веселая, все спорится; нет хлеба — все трещит, все валится из рук. Правилен ли тот путь, на который нас направили? Итоги колхозного труда подводятся в конце года на полях. Шумит тяжелый колос — хорошо работали. Стоит чахлая и редкая пшеница — пропал год даром, вспоминаешь все допущенные промахи. В таком тревожном настроении Приехал я домой. Очень хорошо помню шумное собрание. Я докладывал об итогах областного совещания работников сельского хозяйства. Разговор шел о подготовке к весеннему севу. Я рассказал колхозникам о новом плане борьбы за урожай, о новых приемах. Многие решительно и резко выступили против раннего сева и увеличения нормы высева семян. Особенно яростно выступали старики — такие, как Следнев Николай Константинович, Тяжельников Николай Яковлевич, Бусов Филипп Степанович и другие. Это преданные колхозу люди, пережившие с коллективом трудные дни, положившие много сил на укрепление общественного хозяйства. Они были опорой правления во многих делах. Но им было трудно отказаться сразу от привычного. — Если рано посеем, — убежденно говорил Николай Константинович Следнев, — то у нас не пшеница, а мох на полях будет. Морозы в апреле и мае весь хлеб побьют. Не успеет росток показаться, как его мороз насмерть ударит. — Наша земля такого количества семян не примет, — поддерживал Следнева и выдвигал новые аргументы Николай Яковлевич Тяжельников. — Мы свои земли хорошо знаем, не первый год их засеваем. Но молодежь выступила за новое. Ее поддержали коммунисты. Они приводили примеры из колхозной практики, опровергавшие устаревшие агротехнические примеры и утверждавшие новое. Большая часть колхозников высказалась за применение новых сроков и норм, рекомендованных областными партийными и советскими организациями. Началась горячая подготовка к раннему весеннему севу: сортировали и очищали семена, задерживали снег на полях, вывозили навоз, ремонтировали сельскохозяйственный инвентарь. В таких больших объемах все эти работы проводились впервые. Колхозники с подъемом готовились к весне. План зимних работ, который нам дали районные организации, к апрелю перевыполнили. В эти напряженные дни, полные забот о будущем урожае, я читал и перечитывал агротехническую литературу. Особенно часто заглядывал в книгу Т. Д. Лысенко «Агробиология». Она у меня со стола не сходила. И чем больше углублялся в книги, тем все более убеждался, что повертывали нас на правильный путь. Теперь я разговаривал с колхозниками уверенно, решительно и убедительно. С волнением ждали весны. Снова и снова просматривали рабочие планы, распределение людей по бригадам, проверяли семена, инвентарь. На поля вывозили семена для воздушно-теплового обогрева. Для этого подготовили особые площадки. Дружно готовились к севу. Понимали, что решаем большое дело, что от нашей организованности, от умения быстро и хорошо работать зависит успех. Сеять в пятидесятом году начали необычно рано — 19 апреля. Зашумели тракторы и первые семена упали... в холодную землю. С первого дня сева в работу включились все колхозники. Обычно мы сеяли только днем, полагая, что времени для сева достаточно. Теперь же сеяли круглосуточно. День и ночь гудели тракторы. Едешь ночью по степи и всюду слышишь гудение, всюду мелькают огни. И вдруг особенно светло и радостно становится на душе. Отпадают все сомнения и страхи. Должна земля нам отплатить за такой труд тучным колосом. Не пропадут даром наши усилия! Строго следили за выполнением агропланов. Перекрестным способом засеяли всю пшеницу и даже часть овса. Трактористы поработали на славу! Еще не бывало у нас такой напряженной и трудной весны, но не было и такого трудового подъема. Даже те колхозники, которые все еще сомневались в успехе, не отставали от других. Отсеялись небывало рано — 7 мая. К этому дню засеяли последние гектары овса. Весна еще только развертывалась. В прошлые годы, как раз в эти дни начиналась наша самая горячая посевная пора, сеяли тогда весь май. В этом году не только рано справились с этими работами, но и засеяли яровой клин хорошо, перекрестным способом, по повышенным нормам высева, обогретыми семенами. Все другие работы также начались раньше обычного. Тракторный парк в начале мая пустили на обработку паров. Своевременно подготовились к сенокосу. Обычно весной не хватало людей на огородах. Теперь людей хватало. С нетерпением ждали всходов. Как поведет себя овсюг, другие сорняки? Не заглушат ли они пшеницу? Ходили на поля. Волновались. В первых числах мая только-только появились обрадовавшие нас первые дружные всходы, ударили, обычные на Урале в это время, весенние заморозки. Березы уже выбросили листочки, стояли окутанные зеленой дымкой, внизу лежал снег. Поля побелели. Мороз был около десяти градусов. Правда, продержался он не долго — несколько часов. Но много ли надо, чтобы убить только что затеплившийся огонек жизни крохотного растения. На следующее утро еще хуже. Снега нет, но холодно. Стою в поле, смотрю на пшеницу. На каждом нежном листочке сверкает ледяная капелька. Неужели побило? Однако все страхи и сомнения оказались напрасными. Выдержала пшеница весенние морозы, не поддалась им и очень быстро, энергично пошла в рост. Густая зелень покрыла поля. Всходы развивались хорошо. Сорняков не было. Мы их и не видели на полях. Правы были товарищи, доказывавшие нам, что ранние и густые посевы не дают ходу сорнякам. Так оно и произошло. Лето 1950 года выдалось отличное, дожди перепадали во-время. Утром выйдешь в поле, оглянешь зеленую даль, и сердце радуется. Поднимается хлеб, тяжелые волны катятся от края и до края. Кажется, что каждый колос кланяется тебе. Богатый, еще невиданный в наших местах урожай зрел не по дням, а по часам. Таких хороших хлебов у нас еще не бывало. На Урале в конце августа, начале сентября обязательно бывают первые осенние заморозки. Они часто прихватывают пшеницу в момент налива и созревания. Молодое зерно теряет свои качества, морщится. Это морозобойный хлеб. Зерно щуплое, битое. Всхожесть таких семян невысокая, качество муки низкое. Теперь же мы начали уборку рано, так как рано посеяли, и справились с нею до первых заморозков. А это дало возможность раньше провести и зяблевую пахоту и все осенние работы по подготовке земли к севу следующего года. Парами и зябью обеспечили всю площадь весеннего сева. Это нам удалось провести впервые. Собрали в среднем по 18,6 центнеров с гектара... 112 пудов! Задание перевыполнили. План поставок хлеба досрочно выполнили и перевыполнили. Забили хлебом все амбары. Лучшее зерно выделили на семена. Семенную пшеницу нового сорта «Искра» целиком засыпали на семена для посевов следующего года. Колхозный трудодень получился весомым. Выдавали на каждый трудодень по 5 килограмм зерном и по семь рублей деньгами. Колхозники реально ощутили плоды дружного труда. Они были и с хлебом и с деньгами. Резко улучшилась вся экономика колхоза. Доходы от растениеводства повысились. До этого, в самые лучшие годы, в колхозную кассу от растениеводства поступало от 270 до 480 тысяч рублей. В 1950 году эта отрасль хозяйства принесла один миллион 188 тысяч рублей дохода. Богатство! Выделили большие средства на развитие общественного хозяйства, стали больше уделять внимания животноводству. Осенью и зимой подготовились к весне лучше, чем когда-либо. Весенний сев 1951 года завершили еще раньше, чем в 1950 году — 2 мая. Никого уже не пугали заморозки. Все убедились — они не страшны. На своем собственном опыте колхозники увидели, — какое огромное значение имеет ранний сев. К 1951 году по весновспашке не сеяли. Всю землю подготовили с осени. Сеяли в хорошо удобренную и влажную почву. Сами колхозники теперь строго следили за соблюдением правил раннего сева, требующего высокой агротехнической культуры. Однако в прошлом году нас погода не порадовала. Дождей почти не было. Земля сохла. Плохо росли травы. Но зимой провели большие работы по снегозадержанию. Посеяли еще раньше, чем в 1950 году. Всходы поднялись дружно и плотно закрыли пашню. В почве было много влаги и растения развивались хорошо, не особенно страдая от недостатков дождей. Засухи не редкость в наших местах. В такие годы, как 1951 год, мы и получали обычно урожаи от 1 до 4 центнеров с гектара. Сильная жара подхватила зерно. Однако урожай получили неплохой, по 13,6 центнеров с гектара... И это в такой год, когда выгорели травы. Самый высокий урожай дала пшеница «Искра», которая на наших полях появилась впервые в 1950 году. «Искры» мы собрали по 23,4 центнеров с гектара и всю ее засыпали на семена под посевы 1952 года. В том, как важно провести сев в ранние сроки, колхозники убедились на одном очень наглядном примере. 15 мая по зяби посеяли 15 гектаров овса на зеленую подкормку скоту. Середина мая, в прошлом, обычный срок сева. Этого овса мы так и не увидели. Жара спалила его. Увельские колхозники не могли пожаловаться даже в этот относительно неблагоприятный год. От растениеводства получили несколько меньше дохода, но достаточно — 1174 тысячи рублей. На трудодень колхозникам пришлось по 4 килограмма зерном и по 8 рублей деньгами. Второй год наши колхозники получали на трудодни большое количество хлеба и денег. Эти два года показали, что партийная организация области правильно нацелила колхозников на борьбу за урожай. Вся область решила задачу высоких урожаев. Наш колхоз не был в числе передовых по урожаям. Другие нас обогнали. Мы использовали не все резервы. В марте 1952 года группа наших колхозников принимала участие в областном совещании работников сельского хозяйства. Как не похоже было это совещание на то памятное, в начале 1950 года! Теперь уже обменивались и делились опытом борьбы за высокие урожаи. За два года область сильно шагнула вперед. Бригадиры, председатели колхозов, агрономы рассказывали, как в засушливый 1951 год они вырастили хороший урожай. Рядовые хлеборобы убедились, что природу с помощью науки можно взять в руки. Советские ученые вооружили колхозников знаниями. Земля покорялась человеку. Выступали передовики, собравшие по 150, 160, 170, по 200 пудов зерна с гектара. В колхозе «Путь Ленина» Верхне-Уральского района с площади в 1293 гектара сняли по 129 пудов пшеничного зерна, а с площади в 103 гектара — по 168 пудов. В колхозе имени В. М. Молотова, этого же района, с площади 1005 гектаров получили по 115 пудов, с 96 гектаров — по 180 пудов и со 176 гектаров — по 210 пудов. Более ста пудов зерновых в среднем получили колхозы Еткульского, Красноармейского, Увельского, Бродокалмакского, Верхне-Уральского, Копейского, Коркинского и других районов. Особенно хорошо поработали колхозники Сосновского района. Урожай зерна, в среднем по району, у них поднялся до 120 пудов с гектара. Эти успехи радовали. Но они и обязывали нас. Значит, можно добиться еще более высоких урожаев, чем у нас. Надо учиться у соседей, смотреть вперед. Да, надо внимательно проверить ход всех работ, установить свои слабые места. Надо бороться за стопятидесятипудовый урожай! Такую задачу и поставило областное совещание работников сельского хозяйства области перед всеми колхозниками. УКРУПНЕНИЕ Когда коллектив по-настоящему воодушевлен большой целью, он мобилизует все силы и средства, способствующие достижению этой цели. Именно в связи с борьбой за высокие урожаи возник у нас и вопрос о слиянии с соседями. Наш колхоз «Путь Ленина» в 1950 году объединился с колхозом имени Н. К. Крупской в селе Луговом. В те самые дни, когда шла борьба за стопудовый урожай, мы занимались организационным укреплением нового укрупненного колхоза. Было много радостного, хорошего, но были у многих и сомнения в необходимости этого шага. Часто спрашивают, что толкнуло на укрупнение. Высказывали даже такие мысли, что может быть не следовало этого шага делать. Колхоз «Путь Ленина» считался в районе и области неплохим, год от года он все больше укреплялся. — Есть ли нужда, — говорили некоторые, — сливаться с хозяйством, которое намного слабее нашего? Я не могу считать типичным наш пример, когда более сильный колхоз соединился с более слабым. Я мог бы привести и другие примеры, когда соединялись колхозы примерно одинаковой мощности, одинаковой экономики, когда трудно решить, какой из них лучше, а какой хуже. Значит, в таких колхозах были какие-то очень важные причины, толкнувшие на соединение. Значит, были основательные доводы и прямые выгоды для расширения хозяйства. И. В. Сталин в 1929 году говорил: «...надо постепенно переводить мелкие крестьянские индивидуальные хозяйства на базу крупного коллективного производства, ибо только крупное производство общественного типа способно использовать вовсю данные науки и новую технику и двинуть вперед семимильными шагами развитие нашего сельского хозяйства» (И. Сталин, том 12, стр. 59). Укрупнение за счет небольших ближайших колхозов шло у нас и раньше. Мы понимали преимущество крупного хозяйства: больше простора для хозяйственной инициативы, больше всяких возможностей. Инициатива эта возникла сначала у колхозников села Луговое. Расположено это село в восьми километрах от нас и стоит в красивом месте, около реки Увельки. Земли у луговчан хорошие, особенно выпасы. Налицо хорошие условия для развития животноводства. Но дела в этой артели за последние годы шли неважно. Наши колхозники часто говорили о луговчанах: «На таких землях жить и так плохо хозяйничать. Не стыдно ли им?» В это время луговчане обратились к нам с предложением: соединить две артели в одну. Заволновались животноводы — их привлекали просторные и хорошие выпасы. Рождались заманчивые планы. Колхоз в Луговой, как я уже говорил, за последние годы пользовался в районе неважной славой. Часто менялись председатели, попадали все люди не очень серьезные. Земли обрабатывались плохо, урожаи снижались. Луговчане оставались в постоянном долгу перед государством по всем видам поставок. Трудодень был мал весом, а колхозники больше, чем следует занимались своими личными хозяйствами на усадьбах и бахчах. В самые горячие дни луговчане не считали зазорным, бросив работу в поле, ехать на базар. Особенно большими доходами в «Пути Ленина» мы в то время тоже не могли похвастать. Все же хозяйство было налажено. Все видели, что жизнь с каждым годом улучшается. Колхоз обеспечивал людей заработком. Дисциплина поддерживалась строгая, нерадивым спуску не давали. Я поехал в Луговую, чтобы поговорить с людьми. Долго в тот первый вечер проговорили мы с Тимофеем Филипповичем Тутаевым и Варварой Петровной Пролубниковой — самыми активными сторонниками слияния артелей. Они прямо говорили: — У вас в «Пути Ленина» порядок. Честные люди за свой труд получают полное вознаграждение. А у нас хуже... Помогите нам. Давайте работать вместе. Мы видим, как ваш колхоз растет, как все у вас меняется. Мы хотим, чтобы и в Луговой шел рост общественного хозяйства. Наш народ готов работать. Однако были и здесь противники слияния, в том числе председатель колхоза И. И. Лукин, его ближайшие друзья и родственники, уже втянувшиеся в легкую базарную жизнь, предпочитавшие ее работе на полях и в животноводстве. Серьезных мотивов против слияния эти люди не имели. Говорили только об одном: — «В Увельке слишком суровая трудовая дисциплина». — Как на производстве, — пытались они запугать колхозников. — Не выйдешь на работу — отвечай. Нужно по своим делам на несколько дней отлучиться — спрашивай разрешения. Да, в вопросах трудовой дисциплины мы были требовательны. Нам пришлось много поработать, чтобы навести порядок. Большое внимание уделяла этому партийная организация. У наших колхозников вырабатывалось чувство ответственности за поведение перед коллективом. У нас человек не мог, скажем, сослаться на нездоровье или «по-свойски» — на «болезнь». Он непременно шел к врачу, и только врач освобождал от работы. Зато в тех случаях, когда человеку необходимо было помочь, принимались все меры. С Е. В. Кубановым случилась беда — потребовалась срочная хирургическая помощь. По нашей просьбе из Челябинска прибыл санитарный самолет, и больной был своевременно доставлен в больницу, где ему и сделали операцию. В колхозе «Путь Ленина» тоже были сторонники и противники слияния с луговчанами. Первые понимали хозяйственное значение этого шага, преимущества крупного хозяйства. Вторых беспокоило, что наша артель, находившаяся на хорошем счету в районе, слившись со слабой, уступит первенство. Уменьшатся в нашем колхозе доходы, луговчане внесут дезорганизацию в нашу наладившуюся жизнь. Поехал я посоветоваться-по всем этим вопросам в исполком районного Совета депутатов трудящихся. В то время о слиянии мелких колхозов никаких разговоров не велось. У меня и у самого было много нерешенных вопросов. В исполкоме ко всему этому отнеслись настороженно. Однако райком партии поддержал нас. В ясный летний день в деревне Водопойка, расположенной на равном расстоянии от Увельки и Луговой, состоялось первое совместное собрание колхозников двух артелей. Собрание шло долго. Сначала прослушали доклад о преимуществах и выгодах ведения крупного хозяйства, затем перешли к практическим делам. Решение о слиянии приняли единодушно, но было не мало споров и перереканий. Особенно горячие разговоры начались о распределении доходов текущего года. На наших полях зрел более богатый урожай, чем у луговчан, лучше обстояли дела в животноводстве. Многие склонялись к тому, чтобы в текущем году доходы учитывать и распределять побригадно, то есть луговчанам — особо, нам — особо. Присутствовавший на собрании секретарь райкома ВКП(б) Н. Ф. Соколов вмешался в спор. — Неправильно товарищи, — решительно сказал он. — Коли добровольно соединились, то и добро и худо делите пополам с первого дня. Один колхоз — одна семья! Совет секретаря райкома приняли. Избрали председателя, затем членов правления. В состав правления вошли: Е. В. Кубанов, А. Черемухин, К. П. Монастырев и П. У. Угольков — от увельцев; И. И. Лукин, В. П. Пролубникова и П. К. Кочетков — от луговчан. Колхоз «Путь Ленина» стал самым крупным в районе. Земли у нас теперь — 9625 гектаров, в том числе пахотной — 7620, естественных лугов 253, пастбищ 1030 гектаров. Колхозники с первых дней увидели преимущества жизни в укрупненном колхозе. Сразу сократились административно-управленческие расходы. Высвободилось 32 человека. Пересмотрели состав бригад, пересоставили рабочие планы на осенние уборочные работы. Увельский колхоз давно электрифицирован. Свет имелся во всех домах колхозников, на фермах, электричество использовалось и на некоторых хозяйственных работах. Луговчане тоже начали электрификацию. Поставили линию, натянули провода... Но на этом и остановились. Затратив 105 тысяч рублей, они продолжали обходиться керосиновыми лампами. Через два месяца после первого совместного собрания электрический свет появился и у них в избах. Осенью вышли на поля, охваченные единым желанием — в срок выполнить все работы, убрать быстро и без потерь хлеб, и справились с этой задачей хорошо. Год резкого перелома в подъеме урожайности полей совпал с годом укрупнения. Артель выросла вдвое, а стала сильней в несколько раз. ЛЮДИ КОЛХОЗНОЙ ДЕРЕВНИ Когда я думаю о наших колхозниках, то опять вспоминаю слова товарища Сталина. Он говорит: — «Было бы ошибочно думать, что ежели даны колхозы, то дано всё необходимое для построения социализма. Тем более ошибочно было бы думать, что члены колхозов уже превратились в социалистов. Нет, придется еще много поработать над тем, чтобы переделать крестьянина-колхозника, выправить его индивидуалистическую психологию и сделать из него настоящего труженика социалистического общества» (И. Сталин, том 12, стр. 164). Наши колхозники прочно связали свою жизнь с колхозом. В борьбе за процветание общественного хозяйства они находят радость и счастье. От богатства колхоза зависит и их материальное положение, жизненное благополучие. Но есть еще люди, которых цепко держат привычки прошлого. Они еще продолжают старый счет: «это колхозное», «это — мое». И стараются побольше урвать от колхоза, поменьше дать ему. С этими людьми надо работать, как учит товарищ Сталин, воспитывать их, помогать им освобождаться от пережитков капитализма в сознании. Одни из них быстро понимают свои заблуждения и ошибки, другие медленнее. По тому, какова трудовая и общественная дисциплина в колхозе, можно судить насколько правильно руководит правление, хорошо ли работают партийная и комсомольская организации. Трудовая дисциплина — основа благополучия колхозной жизни. В крепком коллективе — она высокая. В слабом — плохая. Нам приходится вести большую работу, чтобы реализовать все преимущества укрупненного хозяйства и создать дисциплину, отвечающую возросшим масштабам сельскохозяйственного производства. Приходится слышать жалобы от некоторых председателей колхозов, что базар разрушает трудовую дисциплину, портит людей, отвлекает их от главного. Пережили и мы когда-то такие «базарные» настроения. И нам очень сильно «мешал» базар. Теперь этого почти нет. А когда-то и мы всерьез задумывались над тем, как доказать людям, что предпочитая базар колхозу, они наносят ущерб не только коллективному хозяйству, но и себе. В конце прошлого года собрали мы как-то колхозников на беседу о трудовой дисциплине. К такой беседе партийная организация хорошо подготовилась. Мы собрали много фактического материала. Для примера подробно рассказали об экономике двух колхозных семей: Генералова Якова Андреевича и Следнева Александра Константиновича. Семьи эти, по количеству трудоспособных, одинаковы. Семья Якова Андреевича Генералова в течение года честно и добросовестно работала в артели. Она имела 2070 трудодней. Семья Александра Константиновича Следнева все свое жизненное благополучие связывала с базаром. Отношение с колхозом у этой семьи было во многом формальным. Все члены семьи, правда, имели обязательный минимум трудодней, — с колхозом расстаться не хотели. Но эта семья заработала за год только 720 трудодней. Семья Генералова имела огород 0,20 гектара, а семья Следнева — на площади 0,76 гектара. Следневы рассчитывали основной доход получить «от базара». Каковы же были доходы в этих двух семьях? Все полученные продукты мы пересчитали на среднерыночные цены. Вот что вышло... Семья Следнева получила деньгами и продуктами, в перерасчете на среднерыночные цены, в колхозе 7000 рублей и доходов от своего приусадебного участка 21715 рублей. Семья Генералова на огороде собрала овощей немного — только для личного пользования, но ее доход в колхозе составил 88180 рублей. Семья Генералова на каждого трудоспособного в среднем получила 22045 рублей дохода, а в семье Следнева лишь 7200 рублей. Таково разительное преимущество честного труда в колхозе по сравнению с трудом «для проформы». Такой итог заставил задуматься семью Следнева, да и многих других колхозников. — Кто в проигрыше, а кто в выигрыше? Факты сами говорили за себя. Большую борьбу пришлось вести и с отсталыми формами организации труда, несовместимыми с интересами большого коллективного хозяйства, ослаблявшими дисциплину труда и заинтересованность колхозников в высокой производительности его. Расскажу такой случай. Есть у меня давняя знакомая Мария Ефимовна. Знал я ее, как очень трудолюбивую женщину из таких, которая на месте и минуты не усидит. Любое дело в ее руках спорится. Работу любит по-настоящему. Как-то заезжаю в правление того колхоза, где живет Мария Ефимовна. А там рассматривают список нерадивых колхозников и обсуждают, какие применить к ним меры взыскания. Заглянул я в этот список. И вдруг увидел в нем Марию Ефимовну. Меня это невероятно поразило. — Мария Ефимовна лодырь? — спрашиваю. — Может ошиблись? — Ничего с ней поделать не можем. — Позовите-ка ее. Поговорю с ней по душам. Приходит Мария Ефимовна. Лицо суровое, недружелюбное. Увидела меня, просветлела. Говорю ей: — Мария Ефимовна, объясни, как ты в список нерадивых попала? — Это они виновны, — показала женщина в сторону правленцев. — Они лодырей выращивают, Алексей Николаевич. Послушай, как я «лодырем» стала. Выхожу рано утром картошку полоть. Никого в поле — ни женщин, ни бригадира. Ну, спите, думаю, а я работать пришла. Отметила колышком участок и начала полоть. Много времени прошло, являются женщины. Удивились, что я давно на месте. Присели, судачат, а я работаю. Потом пошли они скопом, а я все в сторонке, свою полосу прибираю. К вечеру приехал бригадир. — Как дела, бабоньки? — Хорошо. — Сколько же вам сегодня записать? — спрашивает он их. Оглядел поле, подумал: — по семьдесят пять соток каждой запишу. — Всем? — спрашиваю. — Всем. — Ты посмотри, сколько я сделала. — А чего тут считать? Или тебе мало — семьдесят пять соток? Так всем поровну и записал. А у меня раза в четыре больше, чем у других женщин, было. Вот так и пошло. Сколько не сделаешь, а трудодни всем поровну выписывают — трудолюбивым и лодырям. Иная с утра — на базар, а после обеда — в поле. А ей одинаково со всеми пишут. Понемногу и я начала сбиваться. Думаю, зачем надрываться, зачем за других работать. Повернулась Марья Ефимовна к правленцам... — Что вы делаете! — кричит. — Вы так людей калечите. Ладно уж меня — я человек взрослый. Вы моих детей портите, от честного труда отучаете... И ушла. Дверью хлопнула. Марья Ефимовна права. Такая форма организации труда, «артелки», приносит вред, подрывает общественное хозяйство. Нам в колхозе «Путь Ленина» тоже пришлось бороться с артелками. Что такое «артелка»? Выходит группа людей на работу. Индивидуального учета работы не ведется. Всем записывается одинаковая производительность труда. В такой артелке вольготно живется лодырям. Трудолюбивый колхозник несет ущерб, тунеядец сидит на его шее. Наша партийная организация в свое время провела борьбу с артелками. Особенно они были распространены на покосах. Сейчас мы завели строгий учет работы. Труд колхозников становится более производительным. Высокая производительность труда колхозников укрепляет экономику колхоза, а следовательно и увеличивает личный доход колхозника. В некоторых колхозах еще можно и сейчас встретить эти «артелки». Они обесценивают трудодень, снижают производительность. Мне хочется посоветовать всем председателям колхозов: освобождайтесь от «артелок». Тогда и нерадивых будет меньше и заметнее станет труд хороших. А вчерашние нерадивые станут честными колхозниками. Ядро колхоза составляют люди, которые своим многолетним самоотверженным трудом помогают укреплять хозяйство. Таких большинство. Их видишь в полеводческих бригадах, на фермах, на огороде, в саду, на пасеке, в правлении колхоза на посту счетовода. Они помогают найти правильную линию поведения, они принимают участие в решении всевозможных вопросов, они ведут за собой остальных колхозников, принимая на себя главную долю всех трудовых усилий. Это — золотой фонд колхоза. Несколько лет работал у нас секретарем партийной организации Иван Филиппович Глушенко. Он приложил много усилий, чтобы организовать и наладить учет в работе. Хорошо им была организована воспитательная работа. Иван Филиппович воспитывал сознательное отношение к колхозной собственности, чувство гражданственности, советского патриотизма, любви к Родине. Сколько людей обязаны ему своим воспитанием, тем, что они теперь являются коммунистами. От активной работы по возрасту Иван Филиппович отошел. Но он и сейчас один из уважаемых людей в колхозе «Путь Ленина». Якову Андреевичу Генералову 68 лет. Он в колхозе «Путь Ленина» поставил на ноги овцеферму. Настойчиво и упорно работал, чтобы сделать ферму образцовой, чтобы она приносила доход колхозу, учил и воспитывал людей. Яков Андреевич первым добился получения от 100 овец 127 ягнят. Он воспитал овцеводов, которые сейчас успешно работают на ферме. Вера Емельянова, Маруся Инчина, Емельянова Нюра, Инчина Мария Петровна — его ученицы. Добрым словом вспоминают они своего учителя. Долго у нас не ладились дела на свиноферме. В районе вообще между председателями нередко возникают споры о выгодности и убыточности свиноферм. Такие споры можно было услышать и у нас. Но вот доверили мы свиноферму Ефросинье Прокопьевне Новичковой и не прогадали. Очень хорошо ей помогал Федор Семенович Киселев. И что же — в прошлом году от каждой свиноматки получили по 17 поросят, а в колхозную кассу поступило впервые от свинофермы 76 тысяч рублей чистого дохода. Ефросинья Прокопьевна доказала, что свиноферма может быть прибыльной. В этом году по свиноферме запланирован еще больший доход. Колхоз «Путь Ленина» славится лошадьми. Коневодство у нас ведет знаменитая пятерка — Абишев Батал, Абишев Джапас, Дворянинов Федор Иванович, Шмелева Софья Николаевна и Лопаева Клавдия Ивановна. В этой пятерке строго распределены обязанности. За пять лет работы от коневодства поступило в колхозную кассу около полумиллиона рублей дохода. Выращено 317 жеребят. За эти пять лет не выжило и погибло только пять жеребят. Говоря о полеводстве, нужно в первую очередь сказать о бригадире Лопаеве Михаиле Архиповиче и о трактористах Константине Яковлевиче Карпове, Степане Андреевиче Иванове, Федоре Ивановиче Сидорове, Кутылове Федоре Ивановиче. На всех работах они неизменно перевыполняют нормы, соблюдая высокое качество, и этим обеспечивают высокую урожайность. На огородах у нас работает знаменитая тройка. В нее входят: Светачко Нина, Галямина Маруся и Кондакова Лена. Они неизменно получают высокие урожаи, все время заботятся о росте колхозных доходов. Есть еще колхозница Пелагея Даниловна — садовод. Она поистине творит чудеса. Раньше сад был до нельзя запущенным. Пелагея Даниловна восстановила его в короткий срок. Ягодники стали приносить высокий урожай. Работой Пелагеи Даниловны заинтересовались на областной плодово-ягодной станции, приезжали знакомиться с опытом ее работы. Для этих людей интересы колхоза стоят на первом месте. Лишить их участия в общественном труде — значит лишить жизни. Труд для них — дело чести. С этим народом мы смело строим большие планы на будущее. А ведь и они пришли в колхоз не готовыми социалистами. Они прошли большую школу воспитания, а сейчас сами воспитывают людей в духе сознательного коммунистического отношения к своим обязанностям. КОЛХОЗНАЯ СТАТИСТИКА Статистика в большом хозяйстве — тоже средство борьбы за урожай, за всестороннее развитие колхоза. В нашей колхозной статистике есть немало любопытных цифр, показывающих, как идет укрепление коллективного хозяйства, как меняется экономика. Кое-какие хочется привести. Когда решен основной и самый важный вопрос с хлебом, то легче решаются и все остальные. Ведь хлеб — основа колхозного благополучия. Вырос валовый сбор зерна. В неблагоприятном, сухом, 1951 году в амбары колхоза «Путь Ленина» поступило 45 347 центнеров зерна. А за пять лет — с 1945 по 1949 год — колхоз имел общий валовый сбор зерна 45 047 центнеров. В один год мы стали собирать зерна столько же, сколько до этого получали за пять лет. Вот какие изменения произошли в экономике колхоза «Путь Ленина» после того, как добились резкого повышения урожайности. Доля доходов от растениеводства составила 40 процентов всех доходов, а в 1951 году — уже около 70. Всего колхоз в 1951 году получил доходов 1657 тысяч рублей и от животноводства 325 тысяч рублей. Денежные доходы по сравнению с 1945 годом возросли в 8 раз. Есть у нас и еще такой показатель — денежные доходы на каждый затраченный трудодень. В 1945 году на каждый затраченный трудодень пришлось доходов 6 руб. 80 коп., а в 1951 году — 13 руб. 50 коп. Эти цифры говорят о том, что наш колхоз стоит на правильном пути. В хорошо организованном хозяйстве рост доходов должен итти все время по возрастающей линии. Мы считаем, что в колхозе «Путь Ленина» ежегодно наши доходы должны увеличиваться примерно на 400 тысяч рублей. Такой прирост доходов намечен и на текущий 1952 год. План по денежным доходам нами будет выполнен. Рост их будет особенно резко расти за счет повышения продуктивности животноводства. Я попутно должен сделать одно замечание. Высокие урожаи облегчают выполнение планов развития животноводства, повышения его продуктивности. Никогда не было у нас такого благополучия с кормами, с фуражным фондом для животноводства, как сейчас. Скот у нас раньше страдал от бескормицы, не соблюдались правильные нормы кормления. Не выполнялись планы надоя молока, нагула скота. Поэтому животноводство приносило убытки. В фуражные фонды с большим трудом выделяли не более 300—500 центнеров зерна. Теперь для животноводства выделяется невиданное раньше количество зерна — 6800 центнеров. Мы обеспечили благополучную зимовку скота. Животноводство пошло в гору. План развития животноводства нами перевыполнен. Скота у нас много — более 200 дойных коров, 2000 овец и коз, около 500 свиней, 400 лошадей. План по надоям молока перевыполняем. В 1949 году только от двух коров получен был удой молока свыше 1500 литров, а в 1951 году — свыше 1500 литров дали 82 коровы. Но этого мало. Рядом с Увелькой имеется совхоз. Там от всех коров надаивают по 2500 литров. Ездили в этот совхоз наши животноводы и убедились, что разницы в условиях содержания скота, в породности его нет. Значит, наши животноводы имеют все возможности добиться таких же надоев молока, как и в совхозе. За это сейчас и идет борьба. А в связи с таким многосторонним развитием артельного хозяйства, как показывает статистика и факты, улучшается и жизненное благополучие колхозников. В 1948 году на трудодни распределялось 2711 центнеров зерна и около 500 тысяч рублей. А в прошлом году распределяли на трудодни 5000 центнеров зерна и 932 тысячи рублей деньгами. Резко возросли доходы на один колхозный дом. Макаров Михаил Григорьевич в 1950 году получил на трудодни 400 пудов хлеба и 7652 рубля, а в прошлом году — 470 пудов хлеба и 15356 рублей. Таких семей немало. Семья колхозника Иванова Семена Ивановича получила чистого дохода около 25000 рублей. Петр Васильевич Дуплянский выработал 692 трудодня. Ему начислено около 200 пудов зерна и 5560 рублей. Месячный его доход составил — 463 рубля и 14 пудов хлеба. Честный труд вознаграждается по заслугам. Заработок многих наших колхозников не ниже заработка высококвалифицированных рабочих. Так это должно и быть. Широкая механизация всех работ повышает производительность труда. Колхозный труд требует специальных знаний. Трудятся наши люди честно и живут хорошо. Более тридцати колхозников имеют мотоциклы, у многих в квартирах радиоприемники, музыкальные инструменты, домашние библиотеки. Устраиваем мы коллективные выезды в Челябинск, на спектакли областного драматического театра. Огромную, из года в год возрастающую помощь получает колхоз от государства. На наших полях работает большое количество машин. Тут и факторы последнего выпуска марки «С-80» и заслуженные колесники Сталинградского тракторного завода. А всего в дни весеннего сева на полях работало 14 машин, на уборке работало 17 комбайнов. Могучая техника позволила нам в короткий срок справляться с большим объемом работ. Этой могучей техникой нас, колхозное крестьянство, вооружила большевистская партия. И мы с особой благодарностью думали в эти дни о товарище Сталине. Нам хотелось своим трудом, честным выполнением всех обязательств перед государством ответить, отблагодарить товарища Сталина и партию за заботы о колхозниках. НАШИ ПЛАНЫ Хозяйство колхоза «Путь Ленина» стоит на прочной материальной основе. Год от года растут основные средства. В 1949 году они составляли 570 тысяч рублей, в 1951 году достигли 1954 тысяч рублей. В этом году возрастут до 2300 тысяч рублей. Доходы прущего года по плану должны составить свыше двух миллионов рублей. У нас имеются все возможности и все средства для правильного ведения большого хозяйства. Главнейшая задача — ежегодно увеличивать производство продуктов сельского хозяйства, повышать производительность труда, материальное благосостояние колхозников. Наша земля должна обрабатываться так, как этого требует передовая советская наука. Необходимо внедрить правильные травопольные севообороты, все больше и больше применять минеральные удобрения, использовать на практике все новые достижения науки. В полеводстве мы добились только первых успехов. Сейчас мы поставили задачу: собирать урожаи еще выше. Опыт двух лет показал, что получение больших урожаев — вещь реальная. Лучшие участки дают и более высокий урожай. Значит, есть полная возможность иметь и более высокий общий сбор хлеба по всему колхозу со всей посевной площади. Такую задачу ставят перед собой все работники социалистического сельского хозяйства Челябинской области. Надо повышать и продуктивность скота. В прошлом году средний удой составил 1700 литров молока. Есть все возможности увеличить его. Я уже говорил, что в соседнем совхозе средние удои составляют 2500 литров. Наши животноводы приняли обязательство — получить в текущем году средний надой молока не менее 2000 литров. Отдельные доярки взялись надоить по 2500 литров молока на корову. Будем расширять сад с 12 гектаров до 50. Посадку в новом саду начали в этом году. Ведем большое строительство, не только хозяйственное, но и культурное. Нужен нам хороший клуб, который должен стать центром всей многообразной культурной и политической жизни колхозного села. Большие работы предстоят по электрификации многих отраслей производства. Тут непочатый край всяких дел. Электричество в хозяйственных работах используется пока мало. А ведь здесь таятся огромные возможности для повышения производительности труда колхозников. Надо учесть, что в связи с ростом производства всех продуктов увеличивается объем работ, и нам, при старой производительности труда, людей не хватит. Путь только один — механизировать все работы, впрягать в работу все больше и больше моторов. Оглядываюсь на пройденный колхозниками путь. Какую большую школу жизни прошли наши люди. Когда-то соединили они слабые единоличные хозяйства в коллективные. Пережили много трудностей. Но с каждым годом укреплялись хозяйственные дела. Росли люди. Сейчас в колхозах живут большие мастера сельского хозяйства, вооруженные знанием, опытом работы, беззаветно преданные партии. Изменился облик крестьянина. Наши люди живут охваченные большими мечтами о дальнейшем переустройстве жизни. Все более и более высокие цели и задачи ставят они перед собой. Идет неустанная борьба за овладение всеми тайнами природы. Колхозники уже давно освободились от подчинения земле, от преклонения перед ней. Теперь — это сознательные творцы. Они знают тайну плодородия почвы. Наука помогла им стать подлинными хозяевами своего богатства — земли. Наше будущее светло и радостно. Мы живем в счастливой стране. Созданы все условия для активного проявления всех способностей и талантов, заложенных в человеке. Люди имеют возможность в труде проявить все свои способности. В свободном обществе родились и развиваются свободные отношения между людьми. Все большие и большие задачи ставим мы перед собой. Приближается пора материального изобилия. Близится пора коммунизма. И радостно сознавать, что в этом есть и доля нашего труда. Эта мысль воодушевляет, не дает успокаиваться на достигнутом, а заставляет каждый день спрашивать себя, — все ли ты сделал, что можно было сделать. Владимир Ильич Ленин, Иосиф Виссарионович Сталин наметили дорогу для выхода из многовековой нужды крестьянства. Мы пожинаем плоды многолетней героической борьбы большевистской партии за построение нового общества. И все вместе мы растим дерево еще более прекрасного будущего. А. КУЛИКОВ НЕУТОМИМЫЙ РАЦИОНАЛИЗАТОР Осень сорок шестого года была на Урале на редкость ненастной. Частые дожди мешали убирать урожай. На полосах стояла вода. Колеса комбайнов тонули по самую ступицу. Но люди с огромным упорством работали на полях, ведя борьбу со стихией. Надо было спасти весь хлеб до единого колоса, до единого зерна. Тогда и стал изобретателем заведующий зерновым складом Увельского зерносовхоза Александр Кузнецов. Влажность зерна достигала 48 процентов. На току, под навесами, тем более под открытым небом не было сухого места. А дождь лил и лил. Хлеб надо было сушить, веять и отправлять на элеватор. Кузнецов проводил на току день и ночь. Он принимал машины с зерном нового урожая, руководил работами по сушке и очистке зерна, отправлял хлеб на элеватор. Но дело двигалось медленно. Александр Автономович думал: как облегчить работу людей, как упростить и ускорить сложный, тяжелый труд по очистке и сушке зерна, особенно в условиях непогоды, когда хлеб все время приходится пересыпать по несколько раз с места на место, когда до предела насыщенное влагой зерно необходимо постоянно перелопачивать, пропускать через веялки, чтобы снизить его влажность хоть на один процент. Коммунисты колхоза собрались, чтобы найти выход из положения. Собрание было открытым. Пригласили и Кузнецова. И тут Александру Автономовичу пришла в голову смелая мысль — восстановить давно вышедшую из строя зерносушилку «Висхом». Кое-кто сомневался: «Выйдет ли что-нибудь из этой затеи. В сушилке половины деталей нет». Однако большинство поддержало предложение Кузнецова. Ему поручили восстановить сушилку. Александр Автономович взялся за дело. Он сам ковал, клепал, растачивал нужные детали. Сушилку пустили в самый «критический» момент. Через сушилку стали пропускать по двадцать тонн в сутки, но заведующий током не успокоился. Под навесом он оборудовал самотаску, которая подавала хлеб от вороха к сушилке, а от сушилки к веялкам, ускоряя поток зерна на элеватор. — Талантливый человек Александр Автономович, — говорили подъехавшие за «готовым хлебом» шоферы. — Золотые руки. — Теперь никакое ненастье не страшно. — Недаром он кузнецом долго работал, понимает механизацию! А бывший кузнец в это время приглядывался к работе веялок. Все они приводились в движение электричеством. Это значительно повышало производительность, но Александр Автономович хмурился... «Электрическая энергия, — думал он, — может дать во много раз больше. Нужны другие машины, а не эти ручные «клейтоны». Дед Прохор, стороживший зерно на току, выслушав «Автономыча», первым поддержал его. — Твоя правда, Александр Автономович, — говорил он, — по этой силе, которую дает электричество, веялкам надо быть поосанистей. Посоветовавшись с директором совхоза, с секретарем парторганизации и механиками, Кузнецов начал конструировать высокопроизводительную веялку. Сделана была эта веялка наскоро, из старого железа, со старыми валами и шестернями с выбракованных машин. Однако она отличалась от «клейтонов» тем, что была выше, прочнее, устойчивее, за день пропускала до 20 тонн зерна, а не восемь-девять, как «клейтон». Хлебозаготовки в тот год Увельский совхоз завершил одним из первых в области. Несмотря на плохую погоду, здесь не было попорчено ни одного центнера зерна. Государству сдавался хлеб только высокого качества. В приказе по тресту А. А. Кузнецову была объявлена благодарность. В 1947 году, после февральского Пленума ЦК партии, изобретателя пригласил к себе в кабинет директор совхоза Иван Матвеевич Рутковский, человек внимательный, знающий, способный примечать в людях самое важное и полезное, по образованию и по стажу — инженер-механизатор. — Хорошую ты, Александр Автономович, веялку сделал, — сказал Иван Матвеевич. — Неплохую, но хочу сделать еще лучше, — ответил Кузнецов. — Вот и я об этом хочу сказать, — продолжал Рутковский, — нам нужна такая машина. Нам не одну сотню вагонов хлеба государству надо сдавать каждый год, и без механизации не обойтись... А что, если сделать подачу ковшовым элеватором? — Я об этом тоже думал, — ответил Кузнецов, — не страшно, если веялка будет намного выше человеческого роста. У меня такая думка: сделать ее с двумя очистками, то есть с двумя грохотами и с двумя вентиляторами. Тогда не потребуется повторной очистки, зерно будет чистым и добротным. — Правильно. Значит, будем действовать... — А можно сделать и так, — продолжал Александр Автономович, воодушевляясь, — веялка сама будет брать зерно из вороха и, уже готовое, очищенное, подавать на самотаску, которая унесет хлеб в любой склад. — Действуй, Александр Автономович, — ободрил мастера директор, — а если помощь потребуется — говори. Всё будет! Изобретателю помогали механики, токари, слесари, кузнецы, электросварщики, жестянщики. Однако основную работу он проделал сам. Машина Кузнецова уже в 1947 году по своему устройству совершенно отличалась от всех существующих до сих пор веялок. Высота ее равна комбайну. Она имеет два вентилятора и два решетных стана, зерно берет из вороха автоматом. Производительность — десять тонн в час, в пятнадцать раз больше обычной веялки! Новая машина превзошла всякие ожидания не только директора совхоза, но и самого конструктора. Успех окрылил изобретателя-самородка. У него созревает новая мысль — сконструировать зернопогрузочную машину, о которой давно мечтал директор совхоза Иван Матвеевич. Целое лето возился Александр Автономович над созданием зернопогрузчика. К уборке машина была сделана. В течение пяти минут зернопогрузчик нагружает трехтонную автомашину. Погрузчик изумительно прост по своему устройству. Это — ковшовый элеватор, работающий при помощи электромотора в две-три лошадиных силы. На трех колесах он легко передвигается одним человеком в любом направлении, зерно берет прямо из вороха. В хлебозаготовительную кампанию прошлого года в совхозе работала скоростная бригада шоферов. В автоколонне было 35 грузовиков. Каждая автомашина совершила 5—6 рейсов с центрального тока на элеватор. В день колонна вывозила 500—600 тонн зерна. При ручной погрузке это было бы невозможно, нехватило бы людей... А сейчас семь тысяч тонн хлеба было вывезено на элеватор за двенадцать дней! Хлебный поток механизирован: от комбайнов зерно поступает на ток. Если оно влажное, самотаски несут его в сушилку, затем транспортеры подают на зерноочистительные машины. Чистое зерно автопогрузчик прямо из вороха насыпает в кузов автомашины, которая взвешивается на автовесах и уходит на элеватор. Трудно переоценить государственное значение этой новаторской инициативы. Осматривать машину Кузнецова часто приезжают колхозники из соседних колхозов. Бывают гости из других районов и даже областей. Убедившись в преимуществах новой веялки, многие колхозы изготовляют эту машину сами. Колхоз «Путь Ленина», Увельского района, имеет уже две таких веялки. Увельский механический завод в 1950 году сделал несколько машин для крупных колхозов. Зимой 1951 года к Александру Автономовичу Кузнецову приезжали делегаты из Курганской области. Сейчас в ряде курганских совхозов изготовляются машины его конструкции. Не так давно изобретатель получил письмо из Каргапольского совхоза от механика Михаила Федоровича Тетюкова. В письме говорится: «Уважаемый Александр Автономович! Шлю самую горячую благодарность и большое спасибо за вашу помощь в устройстве веялки, для ознакомления с которой я к вам приезжал. Сообщаю, что я тоже построил такую веялку и работает она прекрасно. Мы все очень довольны тем, что она работает быстро, довольны и качеством ее работы. Она прекрасно очищает даже сильно заовсюженное зерно... А еще прошу вашего совета по следующим вопросам...» И Александр Автономович шлет свои советы соседним колхозам, в другие районы и в другую область. Он хочет, чтобы его машины как можно больше принесли пользы, чтобы работники сельского хозяйства, как можно быстрее и шире механизировали трудоемкие работы на токах и на животноводческих фермах. После выступления «Литературной газеты», подхватившей новаторскую инициативу Александра Кузнецова, в совхоз посыпались телеграммы из управления, из треста с требованием чертежей и эскизов. Последнее изобретение Александра Кузнецова — сеноподборщик-стогометатель. Сконструирован он прошедшим летом и прекрасно показал себя на заготовке кормов. Сеноподборщик берет сено прямо из валков и способен застоговать на платформе, прицепленной к трактору, 80 тонн за 14 часов при девяти рабочих, тогда как вручную эти же люди могут застоговать за это же время лишь 8 тонн. Эта машина дает возможность механизировать заготовку сена. Александр Автономович Кузнецов доволен... Он доволен, что его скромный вклад изобретателя поможет колхозам и совхозам Южного Урала, а может быть, и других областей и краев Советского Союза быстрее решить поставленную партией большевиков задачу: добиться обилия продуктов питания для трудящихся и сырья для легкой промышленности в самое ближайшее время. Я. ВОХМИНЦЕВ РАЙОННЫЙ ГЕРКУЛЕС (Басня) Вот вам, друзья, правдивейший рассказ О том, как некто стал районным геркулесом. Сначала он таскал портфель в полпуда весом, Храня в нем разные бумаги про запас. Тренировался с ним, осваивая жимы и рывки, Как с гирями гиревики. И вскоре уж такую силу чувствовал в себе, Что мог бы в цирке отличиться по борьбе. Но так как цирк за сотню верст от нас (Не ехать же ему туда со всей семьею), То на иной арене нашему герою Пришлося показать свой высший класс. Явился как-то он в один колхоз, Схватил свинью подмышку и... — понес. С добычей он перемахнул через забор. — А деньги? — Что? Ах, да... Возьмите рубль — целковый. С тех пор и стал он живностью дешевой Прилежно наполнять свой скотный двор. В другом колхозе взял овечку и телка, Не пожалев рубля на эти мелкие расходы. А в третьем уволок быка — Красавца костромской породы. Бык рвался и ревел, но все ж сползти с плеча Не мог — земли не достают копыта. ...И стало ясно всем: душа у силача Какой-то странной ржавчиной покрыта. Почистили с песком — не помогло: Там хапнет сена стог, там — штабель строевого леса. Народ, чтоб навсегда пресечь такое зло, Решил отнять портфель у геркулеса. Тут наш герой, сидевший за столом, Стакан с водою поднял еле-еле. Все поняли, что сила-то была не в нем, А в должностном его портфеле. И. ЯКИМОВ СПОР КОЛОСЬЕВ (Басня) Три колоска заспорили о том, Кого из них похвалит агроном. — Меня, — шумел на левом поле колос, — Он предпочтет, по всем приметам, вам: Я выше вас, видней, хотя и молод, Посеян я... по сдвоенным парам! — А я, — кричал сосед на поле правом, — Вот, вот до облаков достану головой: Посеян я... по многолетним травам, Гордится полевод артельный мной! — Не вижу в вашей высоте я проку, Не вижу пользы ни на волосок, — Басил на третьем поле, где-то с боку, Склонившийся к земле тяжелый колосок: — Вы оба зелены! Росли упрямо В солому вы, а я Пониже вас, Зато могу на элеватор прямо Явиться в полной форме хоть сейчас... Обычай есть такой у нас в артели: Весенний сев кончать всегда В апреле. * * * Как жаль, что из соседних областей Не пригласил никто сюда гостей... Не надо быть и агрономом, Чтоб видеть — где зерно, а где солома. НОВЫЕ КНИГИ БИБЛИОТЕЧКА АГРОТЕХНИЧЕСКИХ ЗНАНИЙ ДЛЯ КОЛХОЗНИКОВ Кузнецова А. Как освоить травопольный севооборот. Ведущим элементом травопольной системы земледелия являются травопольные севообороты с правильной организацией территории, с планомерным чередованием культур однолетних растений с многолетними травами и наличием культурных паров. Согласно учению академика В. Р. Вильямса для получения высоких и устойчивых урожаев необходимо применять всю систему агротехнических мероприятий травопольной системы земледелия в единстве, а не разрывать ее на отдельные элементы. Быстрейшее освоение травопольных севооборотов составляет одну из задач всех колхозов и совхозов страны. Брошюра Кузнецовой «Как освоить травопольный севооборот» состоит из следующих глав: структура почвы — основа ее плодородия, травопольная система земледелия и ее важнейшие элементы; травопольные севообороты — ведущее звено травопольной системы земледелия; какие севообороты надо вводить в колхозах; кормовые севообороты; овощные севообороты; полевые севообороты; план перехода к принятым севооборотам. Кушниренко Ю. Гранулированные удобрения и урожай. Ученые нашей страны в тесном содружестве со стахановцами социалистических полей изучают новые эффективные приемы использования удобрений, успешно решают актуальные вопросы повышения урожайности сельскохозяйственных культур. Производственные опыты колхозов Троицкого, Сосновского, Красноармейского, Варненского, Миасского и других районов области убедительно доказывают высокую эффективность гранулированных удобрений в условиях Южного Урала при внесении их под различные сельскохозяйственные культуры. Автор брошюры рассказывает о способе применения органических и минеральных удобрений в виде гранул, разработанном и широко проверенном на практике Всесоюзной Академией сельскохозяйственных наук имени Ленина под руководством академика Т. Д. Лысенко. Малахов И., Фольмер Н. Как повысить полевую всхожесть семян. Полевая всхожесть семян сельскохозяйственных культур является одним из важнейших условий получения высоких урожаев. Брошюра ставит своей задачей ознакомить колхозных и совхозных работников с простейшими приемами, доступными для каждого колхоза и совхоза, обеспечивающими повышение полевой всхожести семян до нормальной, предусмотренной I-ым классом ОСТа. Кралин П. Позднеосенний стерневой посев яровых. Автор брошюры научный сотрудник Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина тов. Кралин П. И. подытожил исследования опытных учреждений Сибири и Урала по осенним посевам яровых для обновления семян и борьбы с головней. Результаты изложены в настоящей брошюре. Здесь же изложена агротехника осенних стерневых посевов яровых. Кузнецов А. Агротехника высоких урожаев яровой пшеницы в Челябинской области. Большие успехи в борьбе за высокие урожаи зерновых культур и, в частности, пшеницы достигнуты колхозами и совхозами Челябинской области. Брошюра т. Кузнецова посвящена изложению особенностей агротехники высоких урожаев яровой пшеницы в Челябинской области и предназначена для колхозно-совхозного актива. Супрун Н. Как обрабатывать пары под озимые и яровые культуры. Важнейшим звеном в системе борьбы за повышение плодородия почвы является своевременный подъем и агротехнически правильно проведенный уход за парами под озимые и яровые культуры. С каждым годом колхозное крестьянство области, на основе учения академика В. Р. Вильямса, улучшает агротехнику подъема и обработки паров, полностью очищает поля от сорняков, создает наилучшие условия для жизни культурных растений. Брошюра т. Супруна имеет целью осветить основные агротехнические правила подъема паров под озимые и яровые культуры. Плющенко Г. Агротехника люцерны на семена. Возделывание люцерны на семена в Челябинской области — дело новое и потому мало изученное. Автор брошюры, проработавший на Троицком опытном поле в течение четырех лет, убедился в том, что климатические и почвенные условия лесостепной и степной части нашей области более благоприятны для возделывания семенной люцерны, чем, скажем, южные и юго-восточные районы Советского Союза, где люцерна является основной многолетней кормовой культурой. Брошюра т. Плющенко знакомит работников сельского хозяйства с приемами агротехники, при помощи которых Опытное поле получает хорошие урожаи семян люцерны. Задача брошюры — помочь труженикам сельского хозяйства нашей области овладеть агротехникой возделывания люцерны и получения урожаев семян не менее 5 — 6 центнеров с гектара при любых погодных условиях. Шмаков И. Парторганизация укрупненного колхоза. В брошюре рассказывается о первом опыте работы партийной организации укрупненного колхоза «Политотделец», Верхне-Уральского района. * * * Кушниренко Ю. Колхоз «Красное знамя». Автор брошюры рассказывает о росте общественного хозяйства одного из лучших колхозов Южного Урала — колхоза «Красное знамя», Миасского района. Опыт колхоза «Красное знамя» является наглядным доказательством победы принципов травопольной системы земледелия, без которых немыслим дальнейший непрерывный рост урожайности хлебов и планомерное повышение продуктивности сельскохозяйственных животных. Рост экономики колхоза и материального благосостояния колхозников является прямым следствием упорной и настойчивой работы по претворению в жизнь передовых идей советской агробиологической науки. Изучение опыта освоения травопольных севооборотов в передовых колхозах Урала поможет работникам сельского хозяйства быстрее вскрыть и ликвидировать недостатки и ошибки, ранее допускавшиеся в вопросах полевого травосеяния. Виноградов В., Аблин П. Почасовой график в тракторной бригаде. Февральский Пленум ЦК ВКП(б) в решении «О мерах подъема сельского хозяйства в послевоенный период» постановил, что «основной задачей машинно-тракторных станций является повышение урожайности в обслуживаемых колхозах, дальнейшее улучшение использования машинно-тракторного парка, повышение качества тракторных работ и выполнение их в агротехнические сроки, своевременная уборка урожая и выполнение планов сдачи натуроплаты за работы МТС». Изыскивая пути повышения урожайности, механизаторы социалистического сельского хозяйства вступили в массовое социалистическое соревнование за отличное качество полевых работ, за подъем культуры земледелия. Повышение урожайности находится в прямой зависимости от качества и своевременности выполнения основных видов сельскохозяйственных работ, то есть от производительности тракторных агрегатов. Поэтому стахановцы-механизаторы сельского хозяйства изыскали дополнительный резерв для подъема производительности тракторных агрегатов — почасовой график. Таким образом были введены в действие до этого неиспользованные резервы времени, мощности и скорости тракторов. Благодаря почасовому графику механизаторы добились увеличения производительности тракторов. Авторы брошюры ставят своей задачей помочь механизаторам сельского хозяйства нашей области освоить и внедрить опыт работы по часовому графику на полях колхозов и совхозов. Кралин П. Семеноводство зерновых на Урале. В книге тов. Кралина П. И. — сотрудника Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина изложены характерные особенности уральских семян, пути повышения их породных и посевных свойств, сроки и способы уборки семенных посевов, осенняя и предпосевная подготовка семян. Эти актуальные вопросы семеноводства и селекции рассмотрены в книге обстоятельно с позиций передового современного биологического учения Мичурина — Лысенко. В связи с этим большое теоретическое и практическое значение приобретают все разделы книги. Они излагают основные теоретические и агротехнические положения о направленном воспитании семенных растений. В книге дана правильная критика ошибочных и устаревших взглядов, а также недостатков, которые мешали выращивать хорошие семена. В книге даются практические советы, осуществление которых поможет нашим колхозам и совхозам резко сократить обменные операции и создать высокоурожайные семена, приспособленные к ранним посевам. Виноградов В. Бригада Михаила Аксенова. Бригадир тракторной бригады Полетаевской МТС Герой Социалистического Труда Михаил Афанасьевич Аксенов бессменно в течение 16 лет руководит тракторной бригадой, обслуживающей колхоз имени Сталина, в Сосновском районе, Челябинской области. Тракторная бригада тов. Аксенова широко известна в области, как передовая, начиная с 1935 г. Автор брошюры поставил перед собой задачу осветить опыт работы передовой тракторной бригады Героя Социалистического Труда Михаила Афанасьевича Аксенова и сделать его достоянием широких масс механизаторов Челябинской области. Старостин Н. Опыт передового комбайнера. Кадры специалистов сельского хозяйства вырастают из среды нашей замечательной колхозной молодежи и передовиков социалистического земледелия. Как по всей стране, так и на Южном Урале раскинулась сеть специальных школ, сотни трехгодичных курсов для работников колхозов. Весьма знаменателен и интересен процесс роста нашей технической интеллигенции, специалистов сельского хозяйства в МТС и колхозах Южного Урала. Одним из таких представителей является комбайнер-орденоносец Ф. А. Ахматнуров, опыт работы которого и описывается в брошюре. Раенко Ф. Опыт свинарки К. Г. Сергеевой. В брошюре рассказывается об опыте работы знатной свинарки колхоза имени Буденного, Троицкого района. Веселовский В. Опыт передовиков животноводства. За последние годы в колхозах и совхозах области проведена значительная работа по улучшению племенного дела в животноводстве; расширилась сеть племенных совхозов, государственных племенных рассадников и племенных ферм колхозов, возросла техническая вооруженность животноводства, улучшилась кормовая база. Книга т. Веселовского знакомит читателей с достижениями и методами работы передовиков животноводства. Заянчковский И. Бесплодие крупного рогатого скота и борьба с ним. Брошюра знакомит работников МТФ — доярок, скотников, пастухов, животноводов-бригадиров с научными основами размножения животных, осеменением коров, содержанием беременных животных, режимом использования быков-производителей, а также с причинами бесплодия и абортов скота и мерами борьбы с ними. Кормщиков П. Подготовка грубых кормов к скармливанию. Цель брошюры — познакомить заведующих фермами, бригадиров, скотников, доярок, телятниц и других работников животноводства с общедоступными способами подготовки грубых кормов (сена, соломы и других) к скармливанию, дать понятие о природе грубого корма и его питательности в свете последних достижений науки. В брошюре т. Кормщикова изложен ряд новых данных и последних достижений науки и передовой практики в области подготовки кормов. В брошюре отведено значительное место описанию методов химической подготовки и обработки соломы известью, разработанных автором брошюры в условиях Челябинской области. Вагин П., Внуков В. Автоматизация водоснабжения на колхозных фермах. Механическое водоснабжение животноводческих ферм дает большие выгоды и является одним из трудоемких процессов, подлежащих электромеханизации в первую очередь. В брошюре обобщается опыт организации водоснабжения в передовых колхозах и совхозах нашей области и освещаются вопросы, связанные с проведением этой работы. В брошюре-описывается устройство водоснабжающих установок, которые применяются в колхозах, и показываются возможности автоматизации их работы. Рассматривается принцип действия автоматических башенных и безбашенных установок и приводятся практические советы, которые могут быть использованы при организации водоснабжения. Чирков В. Организация тебеневки лошадей. Брошюра имеет следующие главы: тебеневка — средство создания выносливости и крепкого телосложения лошади; неорганизованная тебеневка наносит ущерб каждому животному и коневодству в целом; способы тебеневки; подготовка к тебеневке; выбор и чередование пастбищ; техника пастьбы табунов; особое внимание уделено тебеневке жеребых кобыл и молодняка. Ульман И. Способы предупреждения и устранения неисправностей трактора «С-80» при работе в сельском хозяйстве. Книга представляет интерес не только для инженерно-технических работников МТС и совхозов, но для бригадиров и трактористов. Книга поможет механизаторам сельского хозяйства упорядочить использование и обслуживание тракторов «С-80», предупредить возникновение ряда неисправностей, повысить производительность этих машин и этим самым содействовать получению высоких урожаев. Назаров В., Морозов Н. Орденоносная МТС. В книге рассказывается об опыте работы Есаульской ордена «Знак Почета» опорно-показательной МТС. Ульман И. Узловой метод ремонта тракторов. В книге представлен обобщенный материал, помогающий работникам МТС и совхозов организовать ремонт машинно-тракторного парка узловым методом. СОДЕРЖАНИЕ Т. Тюричев. Наша весна. Стихотворение. 3 A. Лозневой. Отчизна родная. Стихотворение. 4 Д. Белоусов. Тракторист. Стихотворение. 5 Я. Вохменцев. День председателя колхоза. На нашем поле. Верные приметы. Стихи. 6 М. Гроссман. В колхозной лаборатории. Стихотворение. 11 B. Кузнецов. Посевная. Стихотворение. 13 В. Вдовин. В поле. Стихотворение. 14 Вл. Наумов. На засеянном поле. Стихотворение. 15 В. Савин. На мосту у Глухой пади. 16 Н. Глебов. Федор Иванович. 29 М. Цыбенко. Враг. 33 А. Шмаков. Музыкант. 41 И. Якимов. Это было в апреле. Пьеса. 43 А. Н. Черемухин. В нашем колхозе. 63 А. Куликов. Неутомимый рационализатор. 81 Я. Вохменцев. Районный Геркулес. Басня. 85 И. Якимов. Спор колосьев. Басня. 87 Новые книги. 88 Редактор И. Д. Якимов Обложка худ. Н. В. Челинцовой Тех. редактор М. А. Выголова Корректор А. А. Савиновских ФБ19901. Подписано к печати 30/IX-1952 г. Формат бумаги 60X92 1 / 32 — 2,875 бум. л., 5,75 печ. л., 6,13 уч.-изд. л. Изд. № 797. Тираж 15000 экз. Цена 2 руб. 45 коп. 10-я типография треста «Росполиграфпром». г. Челябинск, ул. Громова, 127. Заказ № 2332.