Шрифт:
Миллер согласно наклонил голову:
— Я готов.
— Точных сведений о том, что там происходит, у меня нет, — сказал Маклаков, — да и те новости, которые мы получаем из России, доходят сюда с двухнедельным опозданием. Ясно одно: Россия в огне. — Сигарета, венчавшая длинный мундштук Маклакова, погасла, посол выдернул её коротким, очень ловким движением, опустил в пепельницу. — Ленин пытается создать государство, которое бы работало, как некая бездушная железная машина: все граждане должны трудиться и сдавать свою продукцию на приёмные пункты. Взамен получать еду и одежду... Этакая всеобщая трудовая повинность на государственных предприятиях. Полное исключение частной собственности. Свободной торговли, конкуренции товаров нет и не будет. Любой бунт подавить в таких условиях — всё равно что муху пришлёпнуть газетой. Во главе этой пирамиды стоят вооружённые рабочие вместе с Лениным, они дёргают рычаги и управляют всем движением. В основе всего — тоталитаризм, жестокая подчинённость, стальная диктатура, рассчитанная на чугунные умы. Вот так, Евгений Карлович.
Маклаков знал не больше, чем Миллер. То, о чём сейчас рассказывал посол, Миллер тоже знал. Не позже, чем вчера, за ужином, он объяснял Тате, что большевики разложили, превратили в гниль фронты и превратили вчерашних умелых солдат в разбойников. Сколотившись в банды, они меняли власть в городах, будто сбрасывали соломенные шляпы — одним взмахом штыка. Так в России пришли к власти большевики — на разбойных штыках. Этих людей надо было осадить, а остальным — дать еду, работу, одежду, зарплату, жильё, но ничего этого большевики дать не могли. Ни сил, ни возможностей у них для этого не было. Но они нашли выход — дали людям войну. Гражданскую.
Наталья Николаевна, выслушав мужа, долго молчала. Молчание её было подавленным.
— Я никогда не думала, что это может быть так примитивно, Эжен, — сказала она.
— Увы!
— Господи! — Наталья Николаевна прижала пальцы к вискам. — Бедная Россия!
— Я и сам не думал, пока в этом не разобрался. Пришлось прочитать речи революционных вождей — Троцкого и Ленина.
И вот — повторение разговора у посла. Одни и те же слова, одни и те же мысли. Даже интонации те же — всё повторилось. Миллер поднялся со стула, сжал одной рукой другую. Услышал хруст костей.
— Я готов! — повторил он.
— Добираться придётся морем до Мурманска, — сказал Маклаков, — а там будет уже просто: в Мурманск из Архангельска за вами придёт судно.
— В Архангельске уже зима, — заметил Миллер.
— Значит, придёт ледокол, — блеснул своими познаниями северной жизни посол. — Но советую вначале заглянуть в Лондон, к военным. Англичане, насколько я знаю, готовы информировать вас о своих планах. В Архангельске и в Мурманске у них стоит несколько батальонов.
— Это что, оккупация? — не выдержав, спросил Миллер.
— Нет, бескорыстная помощь добрых союзников. Ну, — Маклаков протянул ему руку, — счастливого пути вам. Главное — на море сейчас нет этих ужасных немецких субмарин. От подписанного перемирия до мира с Германией осталось сделать всего четверть шага.
Миллер послушался совета русского посла и завернул в Лондон, где встретился с начальником Генерального штаба британских вооружённых сил генералом Вильсоном. Разговор шёл на английском, который Миллер знал очень хорошо, поэтому мог в лающей речи Вильсона засекать не только тона, но и полутона, и полутона для него значили гораздо больше, чем общий, слишком бодрый настрой речи красноглазого британского вояки: глаза у Вильсона были красными, словно бы он пытался промыть их керосином.
Гораздо чаще Архангельска в речи Вильсона звучал Мурманск — бывший Романов-на-Мурмане.
В Мурманске стояли два английских крейсера «Глори» и «Конкрен», а также французский крейсер «Адмирал Об», сухопутных же сил было немного — несколько батальонов. Капля в море — только на зайцев охотиться.
— А если усилить ваше воинское присутствие в Северной области, генерал? — аккуратно предложил Миллер. Перед отъездом он получил телеграмму из Архангельска за подписью некого Чайковского [5] , о котором раньше ничего не слышал, с предложением занять кресло генерал-губернатора, и теперь, таким образом, говорил от имени огромной территории — всей Северной области.
5
Чайковский Николай Васильевич (1850-1926) — политический деятель. С 1869 г., будучи студентом физико-математического факультета Петербургского университета, входил в состав народнического кружка, вошедшего в историю как кружок «чайковцев». После его разгрома в 1874 г. эмигрировал в США, с 1879 г. жил в Европе. В 90-х гг. один из основателей «Фонда вольной русской прессы». В 1907 г. вернулся в Россию и был арестован, проведя год в Петропавловской крепости, порвал с эсерами и отошёл от политической деятельности. После февраля 1917 г. — член ЦК Объединённой трудовой народно-социалистической партии, член исполкома Совета крестьянских депутатов и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, был избран членом Учредительного собрания от Вятской губ.; после октября — член Комитета спасения Родины и революции и один из руководителей Союза защиты Учредительного собрания и Союза возрождения России. 2 августа 1918 г. «народный социалист» Н. В. Чайковский стал председателем Верховного управления Северной области (ВУСО), сформированного в день занятия Архангельска англо-американским десантом. 28 сентября ВУСО сложило свои полномочия, и Чайковский при поддержке посла США Д. Фрэнсиса сформировал Временное правительство Северной области. До февраля 1920 г. он был его председателем и управляющим отделом иностранных дел. Как член русской заграничной делегации участвовал в работе Парижской мирной конференции. В 1920 г. входил в правительство А.И. Деникина. Н.В. Чайковский был осуждён заочно, объявлен «врагом народа» и лишён права въезда в Советскую Россию под угрозой расстрела.
— Не можем, — отрицательно качнул тщательно причёсанной головой Вильсон, уголки губ у него раздражённо дёрнулись.
— Это почему же? — поняв, в чём дело, насмешливо поинтересовался Миллер.
Миллер знал, что у англичан существовал план — перебросить несколько корпусов на Волгу, Дон и создать таким образом новый фронт против Германии, вторгшейся на украинские земли. При такой постановке вопроса Север англичанам был совершенно не нужен, он только отвлекал внимание. Но план сгорел, а отрыжка от него осталась.
Кстати, по причине открытия нового фронта «самостийную Украину» спешно признала Франция — произошло это пятого декабря семнадцатого года, а зимой, в начале восемнадцатого года «самостийную» признала и Англия.
Впрочем, планам союзников не суждено было сбыться. Из-за Японии. Англичане имели непростительную наивность предполагать, что на Волге окажутся интересы у Японии — богатый ведь кусок земли... И совершенно бесхозный. Но Волга оказалась интересна японцам не больше, чем река Миссисипи или мутный Заир, протекающий в Африке, в Токио на планы англичан даже головы не повернули.