Шрифт:
– Раньше здесь было многое по-другому, – сказал он мне однажды, когда время уже шло к отбою, в одной из первых наших с ним бесед. Помню, что это зимой было. В тот раз мы встретились совершенно случайно, возле изолятора, и сели поболтать на лавку. Так, чтобы видеть черную лестницу, просматривать коридор столовой. В общем, чтобы обзор был. – У нас был коллектив. А у вас сейчас – одно название. Все иначе. Индивидуальностей по школе человек двадцать, которые и вправду способны на что-то хорошее. И на дружбу.
Я понимающе кивнул:
– Как Вася и Миша?
– Ну если говорить о дружбе, то да. Они считаются. Всегда думают друг о друге. Не то чтобы педики…
Мы засмеялись.
– Хотя кто знает? – продолжил шутку я.
И мы снова серьезные. Как Фрай и Лори в том старом шоу, в котором они еще шпионов играли.
– А насчет Николаевича… Понимаешь, я сейчас учусь жить двойной жизнью. Для начальства я один, а на самом деле я другой. Очень полезно. И это дает тебе преимущество.
Этот трюк был для меня не нов, но я уважал начинающее крепнуть доверие Артура ко мне и не стал говорить, что эта тема мне уже знакома. Я только добавил в знак согласия:
– Время…
– Да, и время. Что делает Николаевич в школе, я уже начинаю потихоньку понимать. И здорово, что он не догадывается об этом.
Николаевич был у нас в школе завучем и параллельно учителем информатики. Как человек он был неплохой, но со своими странностями. Так что говорили о нем всякое. Вот и у меня были свои догадки о его персоне. Я, честно сказать, не знаю, чем мы все будем заниматься после того, как закончится сей рассказ, но запомните, пожалуйста, одно навсегда: правда начинается с сомнения. Думаю, когда-то человека обманули. Впервые. Он засомневался и с тех пор ищет правду. Что-то я опять ухожу в сторону. Так вот. В Николаевиче я сомневался. Я всегда доверял своей интуиции, а ей казалось, что он не был искренним. И после этого я в нем засомневался. Ну и из-за своего любопытства я хотел докопаться до истины. Загадку разгадать удалось. Если правда то, что я услышал от одной молодой учительницы (а может, вся та история – вымысел ее скверного характера?), то он периодически домогался новых сотрудниц школы. И ее тоже. В любом случае это банальщина и не мое дело.
Поэтому тем вечером Артуру я ничего об этом не сказал. Да мы и так, чтобы вы знали, понимали друг друга все лучше и лучше. Что-то нас сплачивало. А что – не могу понять до сих пор.
– А что он, по-твоему, делает? – спросил я своего друга, слишком резко, как тогда показалось. Бывают такие вопросы, которые кажутся бессмысленными, но задать их надо, чтобы разговор продолжился.
– Потом, – отмахнулся он от меня, – может, сам все узнаешь. Всему свое время. Не просто так об этом говорится…
– Ладно, как скажешь, – ответил я ему.
– Единственное, о чем я начал жалеть, так это о том, что Черникова научил как надо разговаривать с Ниной Олеговной, чтобы при любом раскладе получить желаемое.
Черников – местный мажор, сирота, выпускавшийся в тот год из школы. А Нина Олеговна – это директор того интерната. И когда я туда попал, она там уже работала. Кстати сказать, кое-кто из ребят говорил, что до нее директором был другой человек. И мужчина. По тому, что мне удалось о нем узнать, создавалось впечатление, что его любили и дети, и работники образовательного учреждения.
– А… Это из-за того, что он может теперь намеренно или нет понаставлять тебе палки в колеса?
– Типа того. Я всегда говорю, что «настоящее образование – это самообразование». Но и о воспитании забывать не надо. Мы же в школе. А Черников может об этом позабыть. Хотя, если что, ситуацию я, конечно, выправлю.
– Да, Толик, он проблемный, тут и к бабке ходить не надо… – сказал я и посмотрел на часы. Было без десяти десять.
– Щас тебе попадет, – понимающе, но не одобрительно сказал мне Артур.
– Да. А вообще странно, что меня уже не ищут. Обычно Маринка более мобильна. – Мы встали с лавки. Маринкой мы называли Марину Александровну. Как воспитательница она была просто цербер. Ну и ума не особо далекого, вы уж простите, что даю ей оценку.
– Ясно. Пойду я тогда к Нине Олеговне в кабинет. Надо ее компьютер перебрать. Пока, Алексей. Рад, что тебе не страшно со мной общаться. – Он улыбнулся, и мы пожали друг другу руки.
– А чего страшного? С тобой интересно. Пока, Артур, – ответил я, и мы разошлись в разные стороны.
Тем вечером мне так и не попало. Удачно отмазался тем, что якобы сперва ждал медсестру в изоляторе, а потом полоскал горло.
Дни в школе шли своим унылым чередом: уроки, перепалки со сверстниками, прогулки, выпивон. Понедельник-вторник, подъем-отбой. Словом, вроде ничего нового. Иногда, конечно, происходили истории из ряда вон: типа той, когда Маринина зарядила ночной няне в глаз с кулака, а за что, уже и не помню. Да это и не важно. Важно то, что среди одноклассников первое время мне было тошно, и поэтому я общался с ребятами постарше. И мозгов у них было побольше. Но время идет, и вот они все повыпускались. Характер мой закалился, я поумнел (лучше бы наоборот) и стал общаться с одноклассниками, и все бы ничего, да только скучно. И если бы не наша с Артуром дружба, тогда бы точно вся эта рутинная школьная жизнь меня поглотила…