Шрифт:
А математика, не оставляющая меня в покое ни ночью, ни днем! Как же я её ненавидела… И вот уже в который раз, не сумев вычислить квадратный корень, горестно вздыхая, шла к отцу, который с упоением смотрел детектив по телевизору. Объяснения я слушала в одно ухо, телевизор — в другое… В итоге, мы вдвоем утыкались в экран, а раскрытый учебник валялся рядом, в ожидании лучших времен.
На праздники, дни рождения в дом приходили гости. Стоял такой гам, что весь двор был в курсе, где и что празднуют. И хотя нас с братом рано укладывали спать, до глубокой ночи слышали мы раскатистый смех, музыку и песни, которые распевали во весь голос друзья родителей.
Детские воспоминания — загадочные. Есть грустные, но, когда пытаюсь их отыскать, — они исчезают. А иногда, вдруг, откуда ни возьмись, мелькнет картинка детства, о которой даже не подозревал. Эти картинки, как сны, существуют в своем параллельном мире. Их невозможно подчинить строгой классификации, они несуразно перетасованы между собой. Не ты руководишь ими. Всё наоборот. И ничего удивительного. В страну с названием "детство" мы возвращаемся каждый раз благодаря родителям.
Для них мы — всего лишь дети. Навсегда.
Он был обыкновенным курсантом. Кучерявым дылдой. Но мне почему-то казался Аполлоном в военной форме. Как же она ему шла, эта форма! И когда я все же милостиво разрешила проводить себя Домой — неизвестно в какую секунду оказалась вдруг сидящей на его острых коленках. ЧТО?! Поцеловать?! Какая наглость! Три раза виделись, потанцевали — и поцеловать?
Бедный парень, он не мог найти разгадку тайника женской души. По окончании учебы в военном училище "аполлон" уехал в Москву. Так и не узнав, что сердце вредной кокетки разрывалось от тоски и печали.
Это была любовь. Первая и взрослая. Безумно–платоническая, плаксиво–романтическая. В 16 лет я рисовала в мыслях эпические картины: как приеду в Москву, случайно встречу Его, он упадет на колени, сраженный неземной красотой, и, заливаясь горькими слезами, откусит в порыве отчаяния оба локтя (себе, естественно), поняв, что навсегда потерял бесценное сокровище (то есть, меня), так как я "другому отдана и буду век ему верна" (цитируя великого поэта). Бразильским сериалам и не снились подобные страсти…
Сколько слез было пролито при воспоминании о 2–х танцах, 3–х взглядах и эстетически прекрасном падении в обморок на Его глазах (заранее продуманном и разученном в домашних условиях).
Каждую неделю мы с подругами бегали на дискотеку в военное училище. Курсантов было в 3 раза больше барышень, и весь женский пол пользовался бешеным успехом. Платоническая любовь выливалась в слезы, мечтания, театральные стенания и закончилась как-то незаметно. Испарилась.
Пустующее юное сердце заполнила сверкающая улыбка хоккеиста с плаката за 15 рублей. Раскосые глаза с поволокой, мужественная челюсть и умение мастерски махать клюшкой довели меня в итоге до истеричных рыданий в обнимку с телевизором в тот самый день, когда сборная России по хоккею проиграла золотые медали зимней Олимпиады.
Находясь в состоянии вечной влюбленности, я разглядывала мир через радужные узоры калейдоскопа. Цветные стеклышки складывались то геометрическим цветком, то вьющейся лианой. Все вокруг танцевало в ритме солнечной румбы. Были и слезы, и полуночная тоска, а я успевала учиться, веселиться с друзьями на дискотеках, выбирать новогодние подарки и мечтать, мечтать до бесконечности. Во сне и наяву, в трамвае, дома, чистя картошку, плавая в море…. Всегда, везде… Это ли не счастье?
Так какое оно на вкус? А на цвет? И есть ли определенные размеры или признаки? Когда сердце стучит то в груди, то в горле — это признак?
Когда смех распирает твое существо и капельки безумной радости (все равно чему) сверкают на поверхности повседневья — это признак?
Еще чуть–чуть — и вдох, а выдоха нет, да и не надо. В легких воздух мечты, смех без причины в пустой комнате разлетается эхом. И потолок кружит над головой.
Ах, это кружение! Оно преследует тебя повсюду — в транспорте, на улице, на работе, — везде. А еще предательски лихорадочно звенит тело. Тысячи хрустальных колокольчиков переливаются в самой душе.
Испытывали вы дрожь в коленках? — не от страха, нет. Испытывали вы чувство полета — не во сне, наяву? Когда не думаешь о завтрашнем дне, летишь, сметая все преграды, и не боишься. Ничего не боишься. Страх и пустота уходят, и остается песня. Ноющее плаксивое нутро превращается в зеркальной чистоты голос. И хочется плакать, и хочется смеяться.
Или… это уже было? Где-то… с кем-то… Не надо повторов! Хотя, если подумать, все, что случается, — уже было. И каждый вздох — повтор. И каждый щелчок в сердце знаешь досконально и ждешь, как ту боль, когда рвет на части, выворачивает наизнанку…