— О, Мишель!.. Ну, как там?

— Как часы, — ответил тот, растягивая в улыбке черный шнурок аккуратно подбритых усиков. И, приглушив голос, почти зашептал: — Комиссионные, мадмазель. Без этого, сами понимаете…

— У-у, какой нетерпеливый. Я же сказала!..

Противно было видеть молодого человека не в военной форме. Вот уж действительно: «Кому война, а кому — мать родна», — вспомнил Вано фронтовую поговорку.

Завернув покупку в газету, Вано поспешил на окраину. Вот и школа, в которой когда-то учился. Осмотрелся: вроде все на месте, но что-то не так, чего-то не хватает. Ах, вот что, тут же стоял дом! И как он сразу этого не заметил? Деревянный, большой, в нем девочка-скрипачка жила… Даже фундамента не осталось. Поразило безлюдье.

Свернув в знакомую узкую улочку, Вано пошел быстрее: еще немного — и за углом встанет каштан, покажется дощатая крыша с ржавым железом у трубы. Шагнул за угол и, ничего не понимая, остановился. Ни каштана, ни дома… Только земля да пепел… Кинулся к соседям — никого. Обошел наполненную водой воронку, присел на камне. Не заметил, как подошла женщина.

— Вано?! — всплеснула она руками.

Солдат вскочил на ноги:

— Тетя Мари! Тетя…

Вскрикнув, женщина бросилась к нему, припала к груди. Ее плечи судорожно вздрагивали.

— Что с вами, тетя Мари?.. Ну, говорите же!

Потом сидел у пепелища и смотрел куда-то вдаль невидящими глазами.

Больше не стал никого расспрашивать. Что толку? Ни соседи, ни самые лучшие друзья, никто не сможет помочь ему. Тяжелое, двойное горе свалилось на него — мать и Лейла…

К ночи налетел ветер, зашумел кипарисами, с моря дохнуло холодом и еще тяжелее стало на душе солдата.

Ни к чему было оставаться здесь.

Вскинул за плечи вещмешок и побрел в верхнюю часть города. Остановился лишь на горе Баграта и минут пять смотрел на море, на притихшие темные улицы, скверы. Как тесно была связана его жизнь с этим городом!

Повернулся и быстро пошел вверх по тропке, как умеют ходить только люди, выросшие в горах.

О том, что генерал Леселидзе прибыл в 76-й полк и «заглянул» в некоторые его подразделения на переднем крае, знали многие. Но посетит ли он батальон Колнобокого, который, ведя бои, потеснил противника и вырвался вперед, — сказать трудно. В этом сомневался и командир батальона: мало ли у генерала всяких дел!

Раздумывая, Колнобокий не подозревал, что командующий армией уже находился в квадрате боевых действий батальона, а точнее, на приданной ему батарее.

С юных лет артиллерия стала для Константина Николаевича Леселидзе главным увлечением. Окончив в двадцатых годах училище имени ВЦИК, он оставался «при пушках» на протяжении более двадцати лет: прошел путь от наводчика и командира взвода до генерала. До тонкостей познав это оружие, его боевые возможности, он придавал «богу войны» особое значение.

— Ну, пушкари, — просто сказал он, — хвалитесь успехами: как с питанием, боеприпасами?.. — И услышав, что «стало лучше», мысленно похвалил летчиков, занимавшихся переброской грузов к переднему краю. «Молодцы авиаторы, — подумал он. — Герои».

Взглянув на телефонный аппарат, попросил связать его с находившимся на НП командиром батареи. Старший на батарее лейтенант Сахнин сам припал к телефонной трубке, но она молчала. Он бешено крутил ручку, ел глазами телефониста: стыд и позор — в такой момент связь отказала!

— Обрыв, — буркнул связист и побежал по линии, но вскоре вернулся: провод перебило как раз над ущельем. Спуститься в ущелье здесь невозможно, надо обходить, а это займет минут сорок.

— Двадцать! — строго взглянул лейтенант. — Бегом!

— Связи нет и возможно долго не будет. Ваше решение? — сказал генерал.

— Исправить связь. А не удастся — выкатить орудия на прямую наводку.

На склоне горы опять заработал немецкий пулемет.

— Правильно. Но это можно было сделать раньше. Действуйте.

…Зацепив орудия веревками, первый расчет потянул его вперед на возвышенность.

— Левее! — вскричал Сахнин. — Не видите, камень! — Расчет потянул влево, но орудие угодило колесом в воронку. Солдаты дергали за веревки, хватались за колеса — орудие не двигалось. А лейтенант командовал:

— Взяли!.. Еще раз!..

Поднатужились и вырвали колесо из проклятой воронки.

Вернулся связист: обрыв линии ликвидирован. Генерал взял трубку и потребовал доложить, какие цели поражены, каков расход боеприпасов. Услышав, кто находится на проводе, командир батареи опешил: нечем было ему похвалиться; снарядов израсходовали много, а какой урон нанесли врагу, установить наблюдением не удалось: то туман, то дождь.

— Почему медлили с выводом батареи на стрельбу прямой наводкой? — спросил генерал. И подумал, что придется еще раз устроить неприятность командующему артиллерией: плохо учит подчиненных маневренности, более эффективному использованию орудий.