Через некоторое время приходит немец — тот, который приходил перевозить нас из госпиталя, и с ним второй, высокий тоже, по-русски тоже хорошо говорит. Отец его лесопромышленник был в России, заготовлял на всю Европу шпалы. Значит, в России родился, в России вырос. Высоченный такой немец, с бородой. Тоже в штатском. Видимо, тоже в разведке работает. «Ну, господа, — говорит, — собирайтесь. Завтра поедете в Германию, повезем вас». Ну что ж, повезете, так повезете.

К. М. А о Москве вы еще не слышали в это время?

М. Ф. Ничего абсолютно. Газет-то нет никаких, никто нам не говорит ничего, и мы не знаем.

Да, когда я был в нашем госпитале, я услыхал через санитаров, что Международный Красный Крест в Смоленске есть. Приходил к нам один немец, всегда раздавал махорку, видимо, обхаживал кого-нибудь, не знаю, — я попросил его, чтобы зашел представитель Международного Красного Креста. Зашел швед, и я ему заявляю протест. «Вы посмотрите, в каком положении находятся советские военнопленные». А он говорит: «Ваше правительство конвенции Женевской не подписало, поэтому вы находитесь у немцев из милости. Мы здесь ничего сделать не можем». Не можете сделать, значит, и разговора быть не может. Ведь сколько было бы спасено жизней! Они бы как-то вмешивались в это дело.

Это возмутительно, что мы даже не подписали конвенцию о военнопленных!

К. М. А сейчас подписали?

М. Ф. Сейчас подписали. А тогда приходил ко мне швейцарский врач-невропатолог. Я говорю ему, что рука у меня не работает. Он говорит, что надо сшивать. Тогда еще, может быть, можно было бы сшить. Но он говорит: «Вы знаете, немцам сейчас не до этого, у них очень много раненых, вряд ли они будут этим заниматься, а мы вмешиваться в это не можем». Так рука у меня и осталась.

Повезли нас. Привезли на вокзал, впихнули в отдельное купе. Там было уже много-много напихано. Душно было, дверь закрыта. Поехали. Доехали мы до Орши — поезд дальше не идет: взорван мост.

К. М. Мост железнодорожный?

М. Ф. Да. Видимо, действовал уже Заслонов. Может быть, даже и не он. Ведь у нас же было как: я при отходе заминировал мост или что-то другое, я заминировал и не взрывал, а потом проходит какое-то время, все там успокоилось, движение там идет или что-нибудь, я вызываю радиста и говорю: «Взорвите номер такой-то». Мост или здание какое-нибудь. Он нажимает кнопку, и все взлетает на воздух. Может, и так было, не знаю. По-всякому взрывали, Крещатик-то взорван…

К. М. По радио взорвали?

М. Ф. Мне кажется, по радио. С какой стати немцы будут взрывать, когда немцы там живут, в гостинице этой? Гостиницу взорвали, как она называлась? Хорошая гостиница.

К. М. «Континенталь».

М. Ф. Чего они своих людей будут взрывать? Конечно, наши взрывали. Я наверное не знаю, взрывали ли дома, я это не утверждаю, а гостиницу-то, я думаю, наши взорвали наверняка.

Внесли нас в вокзальное помещение. В это время приехали только что окончившие военное училище немецкие офицеры. Едут под Москву. А помещение разбито, комнатки маленькие, и мы тут еще занимаем место. И когда они узнали, что тут находятся русские генералы, кричат: «Русские генералы, вег на улицу!» Значит — на улицу выкинуть. «Не хотим тут с ними жить».

И вот этот, высокий-то, с бородой, — очень долго их уговаривал. Они бушевали, бушевали. Не знаю, вернулись они на родину или под Москвой нашли себе дом в земле.

Ну, потом поехали мы. Доехали до Бреста. В Бресте нам сделали баню, бани там были хорошие, промывали всех. Туда уже не впускали не обмытых, не обработанных в санитарном отношении. И поехали мы дальше.

Привезли нас в Берлин. В Берлине поместили нас в один из госпиталей. Там прожили мы недолго, сопровождающий куда-то ушел, остались консервы, которые на дорогу нам были даны. Мы консервы и съели. А он, видимо, консервы эти привез домой, для своих. Пришел и очень ругался, что мы их съели.

К. М. А он вас сопровождал?

М. Ф. Сопровождал.

К. М. В гражданском?

М. Ф. В гражданском, да.

К. М. Михаил Федорович, вы как-то упоминали, как вы услышали впервые от кого-то из солдат, что с Москвой у немцев не получилось. Это позже уже было?

М. Ф. Это уже в Берлине мы услышали, что у них под Москвой ничего не получилось. Из газеты. Кое-как разбирали. Не все мы понимали, но понимали, что от Москвы они отошли. Приятно было, что Москва не взята, что Москва в надежных руках, крепко ее обороняют. А потом, позднее, когда мы стали уже встречаться с югославами, французами, тут мы уже все знали, когда нас перевезли в лагерь Люккенвальде. Это был небольшой лагерь. Югославы, французы (англичан не было) и мы. Лагерь был весь окружен проволокой, а мы еще и от них отделены были проволокой. Вместе не держали.

К. М. Недалеко от Берлина Люккенвальде, да?

М. Ф. Порядочно, километров полтораста. Место сейчас находится в зоне Демократической Германии. Я потом, когда был в Германии, поехал туда посмотреть. Там ничего уже нет, все сожжено.

К. М. Это южнее Берлина?

М. Ф. Да, южнее.

К. М. Я знаю это место по сорок пятому году.

М. Ф. Там недалеко полигон был. В этом лагере были и французы, и югославы.