– Сыр? – спросил я сонно, пытаясь шутить.

Вовка кивнул утвердительно, буркнул неразборчиво, улыбнувшись набитым ртом.

– Мы его год жрать будем. Домой, что ли взять немного? – сказал я.

Вовка энергично одобрительно закивал, тут же полез в холодильник.

– Не, не, не! Я пошутил! – принялся отмахиваться я.

Вовка сразу погрустнел, перестал жевать, закатил целую головку сыра обратно.

Выходной день. За окном весна. Спешить некуда. Оба в одних трусах, мы сидели и пили чай. Головная боль заметно утихла, и домой совсем не хотелось.

– Как там батя твой? – вдруг спросил Вовка. – Все ругается на тебя?

Как только я осмыслил вопрос друга, на меня накатило.

– Да так, сремся регулярно, – вяло отмахнулся я. – Заебал он меня. Постоянно дое-бывается до всякой хуйни, это ему не так, то ему не так. Я уже не могу с ним работать, сил нет никаких. Деться бы куда-нибудь, да не бросишь же все это. Хорошо, хоть розницу за-крыли. Я тебе говорил, что розницу закрыли?

– Ну да, че-то такое говорил, – в промежутках между чавканьем вставил Вовка. – А че, совсем что ли закрыли? А товар куда будете девать?

– Не знаю, мы только вчера ж ее закрыли, продали киоск, – пожал плечами я и рас-сказал всю историю продажи.

– Ха-ха-ха! – засмеялся довольный Вовка. – Пока Анатолий Васильевич ходил там где-то, Рамзес такой, хоп, и продал киоск! Вот человек, учиться надо, как впаривать тет-кам старый ржавый киоск!

Чай – хорошая штука! Я постоянно им отпаивался после перебора с алкоголем и сигаретами. И в тот раз, потягивая сладкий чай, я постепенно приходил в себя.

– Товар? Не знаю, распихаем по клиентам, тебе чего-нибудь тоже привезем, – вяло размышлял я вслух.

– Ой, блять, да везите хоть все это ваше говно, не, только самое говно не надо! – сам себе возразил Вовка. – Хорошее везите только. Все продадим.

– Бляаа!! Время сколько!!??? – чуть ли не заорал я вдруг.

Вовка удивленно вытаращился на меня, обернулся назад и через плечо посмотрел на часы, вмонтированные в газовый котел: «Половина двенадцатого, а че такое?»

– Блять, я забыл! – вскочил я и тут же сел. – Нам в «Сашу» сегодня до трех надо ус-петь! «Саша» закрывается! Товар надо забрать и рассчитаться с ними!

– «Саша» закрывается!? – еще больше удивился Вовка. – А че это они!?

– Не знаю, – дернул плечами я и стал усердно дожевывать бутерброд и запивать его жадно чаем. – Сам удивился. Сергей позвонил, сказал, что закрываются.

– Это такой смуглый, симпатичный который?

– Ну да, коренастый такой, смуглый! А че, ты его знаешь что ли!?

– Брали как-то у него товар, заезжал я к нему пару раз. Ниче такой, вежливый.

– Ну да, вроде нормальный такой чувак, – я дожевал бутерброд, отставил полупус-тую кружку в сторону. – Одеваться буду! Надо в «Сашу» позвонить!

Я метнулся в комнату. Натянул джинсы, майку, толстовку, пальцем раскрыл «рас-кладушку» и набрал номер по памяти.

– Алло, Сереж… здравствуйте, а позовите Сергея, пожалуйста, к телефону! – я сел на диван. – Алло, Сереж, привет, это Рома! Мы сегодня к тебе обязательно заедем, но бли-же к трем, хорошо!? Дождитесь нас, мы точно приедем! Да, пусть кладовщики подготовят нам возврат пока. Да, привезу там тебе тоже немного возврата. Не помню на память сум-му, да там немного. Хорошо, давай, пока, до встречи!

– Странно, че это «Саша» закрывается!? – донеслось с кухни.

– Да, я сам удивился, так неожиданно, нормальная контора, работала-работала и тут на тебе, закрывается! – я вернулся на кухню и стал пить чай большими глотками, допив выпалил: «Все, я погнал! Че, вечером идем!?»

– Ёпт, Рамзес, спрашиваешь!

– Хорошо, как закончу, позвоню, давай, пока!

Я сунул ноги в туфли и выскочил за дверь.

– Па! – позвонил я на ходу домой. – Я дома буду минут через сорок, приду, и сразу поедем, да!?

– Ну, давай так, – вздохнув недовольно, произнес отец.

– Хорошо, еду!

Через час мы уже выезжали со стоянки.

– О, Василий приехал! – воскликнул отец, проезжая ворота стоянки.

– Че за Василий? – поинтересовался я, отставляя в сторону свои мысли.

– Вон, идет! – отец кивнул в сторону идущего со стороны нашего двора к стоянке мужика. Я присмотрелся. Мужик, как мужик. Среднего роста, русые волосы, сгорбленный какой-то, да еще и с усами, лицо сморщенное, как печеное яблоко, на вид лет шестьдесят.