А. И. Куприн в рассказе «Лесная глушь» (1898) передавал впечатления от охоты в Полесье. «Нам оставалось до деревни не более полуверсты, и мы подходили уже к большому деревянному кресту, стоявшему на пересечении зуленской и печаловской дорог. Эти кресты, с прибитыми наверху их, сделанными из дерева орудиями страданий Христовых – копьём, лестницей, молотком и тридцатью сребрениками, – всегда можно увидеть на перекрёстках полесских дорог. Снизу на эти кресты молодицы и девки вешают сшитые ими по обету пёстрые фартуки и полотенца, что придаёт кресту своеобразный – дикий и живописный вид» [134] .

Сибирский историк В. Н. Курилов, обнаруживший в «Дозорной книге Тюмени и Тюменского уезда» (1700) свидетельство о воздвигнутом в XVII в. в Тюменском уезде на пересечении дорог деревянном кресте, высказал предположение, что этот крест не был ни обетным, ни поклонным. То есть он вообще никак не ассоциировался с сакрально-религиозной сферой. «Всё было проще: это была выразительная веха на развилке дорог». Мотивация установки старинного придорожного креста виделась ему как вполне светская и функциональная – просто «выразительная веха» на распутье. Курилов, однако, признавал, что такого рода кресты становились почитаемыми, хотя это, по его мнению, уже вторичное явление [135] .

Да, путеводное, приметное значение придорожных крестов хорошо известно и самим жителям, и исследователям. Например, Н. М. Ведерникова замечала: «Бытовая функция таких крестов очевидна. Это – путевые метки, не позволяющие сбиться с пути». И при этом далее она, подобно иным учёным, указывала, что перекрёсток (росстань) – «место знаковое в народной топографии» [136] . И действительно, даже если первоначально некоторые придорожные кресты ставились в том числе ради указания места – как «выразительная веха», но и место установки (в случае с тюменским крестом это развилка дорог), и сам этот предмет (крест), с его безошибочно определяемой и значимой формой, сразу предусматривали возможность и даже в некотором смысле неизбежность сакрализации. А «ситуация пути», «мифология пути», опасные дорожные реальности тому явно способствовали.

В пинежской д. Немнюга фольклористы записали рассказ о том, что происходило возле местночтимой святыни – немнюжского креста: «И видали девок в красных сарафанах. Пугало всё. У меня у самой был случай. Я мужа поехала провожать. Обратно еду. И всё лошадь идёт-идёт. Бежит лошадь. Ну, ладно. А сумерки. Едет обоз мне навстречу. Едет обоз. Вот качают головами лошади. Скоро больше всё. Надо мне сворачивать: заденут за мою оглоблю. Всё. Я хочу свернуть. Свернула – и лошадь дырк! Вот-вот-вот больше! Кое-как я лошадь стянула, свернула чуть-чуть. Не сворачивает она в сугроб. Мне не выехать. Лошадь-то как стегнула, она как упряднула, и лошадь не может тянуть воз-от. Я одна в санях. Потом, как я отвернула, она как вскочит, как будто что-то спало. И лошадь у меня как понеслась-понеслась! Я обернулась – никого не было, никаких лошадей, ничего. Потом как-то пересилила. А вижу: управляют, стегают, и лошади вот качают, тянут возы и обоз. Несколько лошадей» [137] .

Таинственный обоз привиделся как раз у креста – в том месте, где проезжим добрым людям чудилось всякое. Пришлось отворачивать с накатанной дороги, а выезжать из сугробов всегда непросто, особенно когда ты в санях один. Ну, а если конь то еле-еле тянет сани, то вдруг ни с того ни с сего мчится, будто тяжесть какая спала, – это ужверный признак, что дело нечисто: не иначе как невидимый, но ощутимый своим весом лешак или чёрт на санях усоседился.

Удмурты верили, что нюлесмурт (леший, буквально: «лесной человек») иной раз появлялся на дороге возле верстового столба в виде высокого человека. Тогда ни в коем случае нельзя заговаривать с ним – иначе окажешься в его власти, и он тебя унесёт: «Он не любит, если говоришь ему, стоящему у столба» [138] .

Вот и почитаемые камни в центральной и северной России, многие из которых в народе назывались «синими», нередко располагались вблизи дорог. С этими камнями связывали легенды о кладах, там являлась нечисть, туда ходили люди с подношениями и т. п. [139]

Крест – у дороги, крест для того, чтоб путники помолились у него. Крест оберегает в пути. Значит, путешествующий, двигаясь по дороге, находится в таком пространстве, где на него могут воздействовать злые силы.

Вот несколько вятских быличек о том, как «нечистый» садится к проезжающему мимо опасного места.

Две из них были записаны в Кумёнской волости художником А. В. Фищевым (1875–1965) уже в старости, по воспоминаниям его детства и юности: «Ехал я из села Вожгалы в Кумёны. Знаете, есть такое место, не доезжая до ворот между кумёнскими и мухинскими полями, где небольшой лесок. Самое страшное место! Проехал я ворота-те. До Кумён осталось почти три версты. Лошадь не может идти. Идёт, идёт, да остановится. Ну, думаю, “пассажир” сел. Ехали до Кумён не меньше двух часов. От лошади пар идёт. Приехал домой, соскочил с саней “Иван Иванович” – это “он”». Другой случай рассказывала нищая Алёшиха. Мужу неё – коновал, «дошлой был мужик», «знался с нечистым», кумом его называл. Ехала как-то раз Алёшиха с мужем мимо леса. Муж остановился, пошёл к «куму». Вернулся. Сказал, что кум его угостил. «Да вот он пришёл проводить. Подвиньсь, – говорит, – дай место куму». Она смотрит: вроде никого нет. А лошадь чуть плетётся, еле идёт [140] .

Н. А. Рябова (1926 г. р.) из пос. Суна Кировской области упоминала о «рябовской поскотине» – огороженном загоне между д. Копырята и д. Быки. Это место считалось опасным, в нём происходили загадочные события. Её отец ехал там однажды. «А мерин идёт тихо, словно тонну везёт. Лошадь выбивается из сил, вся мокрая». Когда отец приехал домой, «ему послышалось, что кто-то затопал, захохотал, как будто много народу сошло». Жена ему растолковала: «Так это леший у тебя в телеге-то сидел». На поскотине, как говорили, «водилась нечистая сила», там «леший озоровал» [141] . У д. Здерихино того же Сунского района при дороге было «чёртово городище». Т. Ф. Мурина (1931 г. р.) рассказывала, что её брат поехал на лошади свататься, и вот там «лошадь встала, и ни с места». Он и переобувался «на косую ногу», и лошадь перепрягал, и «кольца у дуги сделал в обратную сторону, чтоб в сторону смотрела» – ничего не помогало. Ну, брат перекрестился, прочитал молитвы – тогда услышал чей-то смех, а лошадь с места и тронулась [142] .