В двадцать один год он был потрясающе красив, но помимо этого он был добр и терпелив. Ей он нравился, и нравился очень сильно. Но сейчас он весь словно состоял из острых углов: вспыльчивый, расчетливый, жесткий – чему тут нравиться?

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня. – Он посмотрел Равенне в глаза, и она стойко выдержала его взгляд.

Лучше выглядеть наглой, чем показать хотя бы намек на сомнение. И все же внутри она дрожала, как желе. Прошедшие дни сделали свое дело, когда она увидела, как горе опустошило и раздавило ее мать. Равенна отправила ее отдыхать, подальше от квартиры, в которой она жила с Пирсом. Она предложила матери свою помощь в упаковке вещей и взялась поговорить с арендодателем, но даже такие простые задачи были настоящей проверкой на выносливость для Равенны, а теперь еще это…

– Мы здесь, чтобы обсудить мои деньги. – Пальцы Джонаса сильнее сомкнулись вокруг ее запястья. – Деньги, украденные с моего счета.

Равенна поежилась от его безжалостного тона. Каким же будет наказание?

Джонас почувствовал, как ее рука задергалась в его ладони. Признак вины или доказательство того, что она лгала ему?

Ее янтарные глаза казались просто огромными на тонком бледном лице, что придавало ей какую-то хрупкость, несмотря на довольно-таки воинственный вид. Джонас был недостаточно сентиментальным, чтобы чья-то внешность повлияла на его решение. Тем не менее он колебался.

Ему не хотелось верить в виновность Равенны. Гораздо легче было поверить, что эту аферу организовала хищница Сильвия. После многих лет жесточайшего контроля над собственными эмоциями он практически наслаждался всплеском ярости, которую вызывала в нем любовница отца.

Но больше всего Джонаса беспокоило то, что он не хотел верить в виновность Равенны, потому что помнил ее искренность и честность много лет назад. Джонас поджал губы. Кто бы мог подумать, что у него до сих пор могут оставаться иллюзии, которые ему не хочется рушить? Он слишком долго вращался в беспощадном мире бизнеса, чтобы верить в человеческую честность.

– Значит, это ты подписала чеки?

И снова он ощутил, как напряглась ее рука. Он ладонью почувствовал, как участился ее пульс, и ему захотелось нежно провести пальцами по ее запястью, но он тут же оттолкнул от себя эту мысль.

Она молча кивнула.

– Как ты получила доступ к чековой книжке? Ты жила с Пирсом и Сильвией?

– Нет. – Взгляд Равенны метнулся в сторону, и инстинкт подсказал Джонасу, что она что-то скрывает. – Но я часто к ним приезжала. Мы с мамой всегда были близки.

Это, по крайней мере, было правдой. Он вспомнил, какой несчастной была Равенна в подростковом возрасте, но не только из-за ненависти к школе и злобным девчонкам, превращавшим ее жизнь в ад. Она не хотела разочаровывать свою мать.

– Ты делаешь мне больно!

Джонас ослабил хватку, но не отпустил ее. Он был полон решимости разобраться во всем.

– Зачем тебе понадобились деньги?

Равенна удивленно изогнула одну бровь и наклонила голову, внимательно рассматривая Джонаса.

– Ты что, шутишь?

В ее голосе была та беспечная скука, которую он так часто слышал из уст богатых молодых женщин, не проработавших в своей жизни ни дня. Вот только в ее голосе чувствовалась какая-то фальшь.

Джонас притянул ее ближе к себе, пока их тела не соприкоснулись. Он почувствовал, как напряглась Равенна. Хорошо! Ему хотелось вывести ее из равновесия.

– Надо же девушке на что-то жить! – На этот раз в ее голосе звучало что-то похожее на отчаяние. – У меня были… расходы.

– Какие расходы? Даже покупки в лучших парижских домах моды не могут потянуть на эту сумму.

– Ну, много всего. – Ее взгляд скользнул в сторону.

– Наркотики?

Равенна покачала головой, а потом пожала плечами:

– Долги.

– Азартные игры?

– Что за допрос? Я же призналась, что взяла твои деньги! Это все, что имеет значение. – Она посмотрела ему в глаза, и горячая волна прошла сквозь тело Джонаса. Это ошеломило его.

Как мог один простой взгляд так повлиять на него? И ведь это было отнюдь не горячее приглашение, а угрюмый, воинственный взгляд, который чертовски раздражал его. И все же он чувствовал жар внизу живота, наклоняясь к ней ближе и вдыхая тонкий аромат корицы, исходивший от Равенны.

Этого просто не может быть!

Он просто отказывается чувствовать что-то по отношению к женщине, которая обокрала его! Тем более что это дочь Сильвии Руджеро. Эта мысль отрезвила его получше холодного душа.

– Зачем тебе красть, если Пирс с удовольствием потакал любым капризам такой молодой и привлекательной женщины, как ты? – Он намеренно выбирал каждое слово. – Уверен, он ни в чем тебе не отказывал.

– Ты просто извращенец. Пирс был с моей матерью, и он никогда не испытывал ко мне никакого интереса, – с отвращением проговорила она.