Пайпер спрятала лицо в ладонях и стала раскачиваться в безумном танце. Сквозь ладони слышался леденящий душу крик. Джоан в испуге подбежала к девочке и обняла ее.

– Тише, не плачь. Все хорошо. Ты...О Боже, - женщина внезапно все поняла, она закрыла глаза и теснее прижала к себе ребенка.
– Посмотри на меня, пожалуйста.

Как она могла не заметить очевидного, она же изучала это в университете и прочитала столько литературы на эту тему, но, когда это случилось с близким человеком, ничего не увидела. Она же знала, что он принесет людям только горе. Пока Джоан упрекала себя в невнимательности, Пайпер кричала и билась в истерике. Женщина схватила со столика стакан и выплеснула холодную воду на лицо девушке. Она отшатнулась и перестала кричать, только тихонько покачивалась из стороны в сторону.

– Вот почему ты сбежала, не из-за рассказов о работе. Я...Когда это началось?

– Шесть лет назад.

Джоан тихо ахнула, вспомнив фотографию в альбоме и осознав причину печали девушки, ее глаза заметались по комнате в поисках спасения, когда она пришла в себя, то спросила:

– Но...Если...Если ты не доверяла мне и боялась пойти в полицию, то почему терпела шесть лет? Почему не сбежала раньше?

Прежде чем Пайпер ответила прошло немало времени. В коридоре раздался смех, взрывной волной долетев до их комнаты. Девушка вздрогнула, выйдя из оцепенения и заговорила:

– Я забеременела, - голос звучал глухо без намека на эмоции.
– Не знала, что делать. А потом купила таблетку и все кончилось. Смыла его в унитаз и все, - одинокая слеза скатилась по щеке.
– Я так больше не могла. Я так устала. Очень устала.

– Все детка, тихо, не говори больше ничего, - Джоан взяла девушку за руку и немного сжала.
– Отдохни, со мной ты в безопасности. Я обещаю.

Пайпер вырвала свою ладонь и с раздражением в глазах крикнула:

– Нет, я не могу больше так. Не хочу в себе это держать. Хотела все узнать, так слушай, - ее голос сорвался и спустя минуту борьбы со слезами, она продолжила.
– Он приходил ко мне каждую ночь, шесть лет подряд. Я не понимала, что он делает. Думала, так надо, думала...это правильно, - с каждым произнесенным словом девушка погружалась в транс и рассказывала все так, будто это случилось не с ней, стараясь не сорваться и не впасть в истерику.
– Впервые это случилось на мой десятый день рождения, последний день, когда я была по-настоящему счастлива. Ночью все изменилось. Он пришел, когда я уже легла спать. Лег рядом со мной и...обнял. Он говорил, что любит меня и никому нельзя рассказывать, что здесь произошло, иначе меня накажут. Когда он ушел, я почувствовала себя опустошенной, будто из меня все внутренности вытащили. Потом, через несколько недель, он начал рассказывать мне о своей работе, и я цеплялась за это, чтобы хоть как-то отвлечься от того, что происходит в данный момент. Иногда это помогало, иногда нет, - она снова замолчала в этот раз надолго, и Джоан решила, что больше не услышит от внучки ни слова, но внезапно девушка продолжила.
– Я боялась кому-то сказать, потому что он заставил меня поверить, что это я во всем виновата и накажут только меня. Я думала, что каждую ночь я расплачиваюсь за свои грехи, а потом случилось то из-за чего я больше не могла терпеть. Он лишил меня детства, лишил нормальной жизни. Я никогда не смогу этого простить, никогда не смогу забыть, - по щеке девушки скатилась слеза, за которой последовала еще одна. Она забыла добавить, что не сможет и жить с этим, потому что была уверена, бабушка начнет ее отговаривать и точно посадит под замок. Ей не понять той боли, которую я испытала и не ей решать мою судьбу.

Пайпер посмотрела на Джоан и спросила:

– Ответь мне честно. Если бы я рассказала все полиции, его бы наказали?

Женщина отвела взгляд. Она хотела уверить девочку в том, что ее отец получил бы по заслугам, но врать в такой ситуации бессмысленно. Джоан знала законы, по которым жил ее сын и ему подобные, и они были ей отвратительны. И судя по тому, что сказала ей внучка, он вообще не считался ни с чем, и оболгать собственную дочь оказалось бы для него пустяковым делом. Без сторонней поддержки девочке никто не поверит и узнай отец о ее протесте, тут же наказал бы так, что она уже ничего не смогла бы сказать. Джоан это понимала, но как сказать об этом внучке, как ей объяснить, что никто не встал бы на ее защиту, что деньги, которых у ее отца предостаточно, закроют эту тему раз и навсегда. Она молчала, не зная, как начать, но в этом не было необходимости, девушка уже и так все поняла. Она медленно поднялась с кресла и пошла к выходу, но Джоан ее задержала:

– Не уходи, прошу тебя. Останься здесь, так мне будет спокойней.

Девушка посмотрела на нее невидящим взглядом и вернулась к широкой постели. Как только ее голова коснулась подушки, она уснула.

Джоан, оставшись в полной тишине, не могла сдвинуться с места. Грудь сдавила дикая боль, которая перерастала в жажду мести, она прошла к креслу и, сев в него, посмотрела на внучку. На невинное создание, которое нигде не могло найти защиты и помощи, которое ежедневно подвергалась нападкам близкого человека. Она его боготворила, а он ее растоптал.

Этой ночью Джоан не спала, она сидела в кресле, охраняя сон внучки, и закипала от злости на человека, которого она породила, который стал виновником всех бед, произошедших с ее дорогой девочкой. Женщина впивалась тонкими пальцами в подлокотники и думала о том, что ее месть будет страшна.

Рейчел

С разговора о разводе прошла неделя. Рейчел была уверена в своем решении как никогда, но не прислушаться к словам мужа она не могла. В чем-то Джеймс был прав, она не умела быть матерью, не знала, как заботиться о девочках и что нужно делать, если вдруг раковина засорится. Всю неделю Рейчел, полная энтузиазма, общалась с няней и женщиной, которую Джеймс любил называть экономкой. Она интересовалась денежными вопросами и особенностями ведения хозяйства, а особенно ее интересовали материнские обязанности. В Рейчел снова проснулась жажда жизни, жажда узнать все на свете. Каждый день - подъем в семь утра, приготовление завтрака под руководством миссис Джонс и уже в восемь она готова проводить дочь в школу. Подумать только Рейчел впервые за многие месяцы покинула пределы дома. Серое осунувшееся лицо с благодарностью принимало теплые солнечные лучи. Правой рукой она сжимала ладошку дочери, не отпуская до школьных ворот. Любопытные взгляды родительниц не давали ей проходу, жгли спину, она буквально чувствовала, как они шепчутся где-то позади, строя различные версии ее долгого отсутствия. Ну надо же, Рейчел Брукс появилась в школьных дверях, вспомнила, наконец, что у нее есть дети. Женщина знала, что ее еще долго будут обсуждать, но на такие мелочи у нее просто не оставалось времени. Нужно было думать о более серьёзных вещах.

Временами энергетический заряд иссякал, обычно так бывало под вечер. Женщине казалось, что, проснувшись на следующий день, она уже не сможет двигаться дальше, опять остановится на месте, и все вернется на круги своя. Когда наступали моменты бессилия, она брала в руки фотографию дочерей. Ее любимую. Хоуп тогда было восемь, Лилиан только родилась. Старшая сестра держала на руках закутанного младенца и широко открытыми глазами смотрела в объектив. Казалось ей поскорее всучили маленький сверток и тут же сделали снимок. Неприкрытые эмоции. Жаль, что Рейчел не видела этого, она как всегда заперлась в своей комнате и смотрела в никуда, приходя в себя после родов. Держа в руках снимок, женщина на постоянно возникающий вопрос в голове: "Зачем все это?" отвечала: "Ради них". Еще есть шанс исправить ошибки.

Несмотря на периодическую апатию и желание сдаться, Рейчел удалось добиться успеха. В конце семестра, состоящего из семи дней, она получила диплом об образовании, специальность: мать и хозяйка. Она сделала самое сложное: смогла начать. Начать не оглядываться в прошлое, не винить себя за чужие ошибки, а исправлять свои.

Сегодня было ровно четыре недели, как в доме не слышно шагов старшей дочери. Сегодня Рейчел собиралась рассказать Лилиан о своем решении. И когда они все обсудят, женщина не станет спрашивать разрешение у мужа и сообщит в полицию. Рейчел устала сидеть, ждать и надеяться на чудо. Пока она не приложит усилия, не сможет увидеть свою дочь.