Именно в этом ей должен был помочь Сергий.

Чародейка открыла глаза. Прямоугольник над головой был пронзительно-ясным, и к нему она рванулась со всей силой надежды на лучшее — как к путеводной звезде.

Этот лоскуток неба накрыл ее, словно полог, чьи опоры и веревки подрубили все разом. Она заметила, как мимо нее проскочили и ухнули вниз все стекла, покрытые многолетними бурыми напластованиями, едва видимые сквозь них лестницы со сломанными и покореженными перилами, с грубыми бетонными стенами и надписями на них.

А потом вниз ушла и крыша. Она Кайндсл совсем не интересовала, поэтому девушка даже не заметила, какого та цвета. Внизу ступеньками потянулись и другие крыши, а ниже — улицы. И люди — крохотные, но каждый из них особенный, различимый, потому что видимый не в обычном спектре, а в магическом. Среди них девушка выхватила взглядом и тех, кто, собственно, ее сейчас интересовал больше всех.

Одного желания вернуться обратно оказалось недостаточно, и у нее, когда она осознала это, перехватило дыхание. С паникой едва удалось справиться. Темные пятна перед глазами замельтешили, как мухи, разлетающиеся от мухобойки. Прерывисто дыша, она пришла в себя и поняла, что до боли в собственных пальцах стискивает ладонь Сергия. Тому, наверное, было еще больнее, но даже выражением лица он не давал этого понять, был суров, сдержан и полон сочувствия. Он прижимал сверху ее ладонь и спокойно смотрел то на нее, то в землю, но его близость она чувствовала не только рукой и плечом.

— Все, — простонала она. — Все нормально.

— Ты в порядке? — спросил он, украдкой разминая слипшиеся пальцы.

— Да.

— Что увидела? — нервно спросил Илья — он прижимался плечом к стенке, а автомат очень удачно пристроил на урну.

— Продолжаем идти прежним путем. Нам сейчас на Средний лучше не соваться. По крайней мере, до Семнадцатой линии.

— А почему именно до Семнадцатой? Что за ерунда?

Кайндел мутило, перед глазами все плыло. Дыхание перехватило еще тогда, в самый напряженный, самый нервный момент медитации, и до сих пор еще толком не удавалось вздохнуть. Едва осознавая, что делает, она жестом Багиры вытащила пистолет и направила его на тверичанина.

— До сих пор все было отлично, — глухо проговорила она («Елки, что я несу?!»). — Либо делай, как я говорю, и сразу, либо я тебя убью.

— Все, замолчал. — Он слегка побледнел, но — чувствовалось — не был выбит из колеи. Скорее просто удивился. Не слишком-то верит — подумала девушка. Просто готов согласиться, что, пожалуй, перегнул палку.

Чародейка сделала несколько шагов в глубь арки, туда, где свод снова смыкался над головой. Ее немного шатало из стороны в сторону, потребовалось некоторое усилие, чтоб поймать равновесие и хоть как-то привести себя в порядок. Она помнила, где увидела преследователей — слишком уж они близко, хоть пока и не наступают на пятки. На то, чтоб привести себя в порядок, времени нет.

— Вперед, ребята, — устало произнесла она, разглядывая окно, расположенное почему-то прямо под аркой. Оно явно принадлежало жилой квартире, потому что, хоть и было загорожено изнутри листом фанеры, однако неплотно, и темную занавеску слегка золотил свет лампы. К чему здесь было делать окно — непонятно, даже при распахнутых шторах в ясный день света из него будет литься не больше, чем кипятка из закупоренной грелки.

Она так и не додумалась, зачем па самом деле здесь могло быть прорезано это окно, и отнесла его к перечню тех бессмысленностей, которые делали старые кварталы города такими необъяснимым и — как ей казалось — угрожающе-таинственным.

— Сергий, поддерживай меня, ладно?

— Разумеется, — молодой священник пристроился рядом с ней, взял ее под локоть. Рука у него была сильная, и в какой-то момент девушке показалось, что ее просто несет над землей. — Ты б поосторожнее рисковала собственной душой…

— Да, постараюсь больше не рисковать.

Они миновали еще пару дворов, и только после этого Кайндел скомандовала поворачивать к Среднему. Эти линии делил узенький бульвар, украшенный редкими деревцами, и дальше поднималось массивное равнодушное здание завода, так что дворы, открытые для свободного хождения, все равно заканчивались. Тут уж волей-неволей приходилось выбираться на один из проспектов — либо на Большой, либо на Средний.

— Так что там творится-то? — спросил Илья, не выдержав всеобщего молчания.

— Нам по Съездовской или, к примеру, по Шестой-Седьмой линиям не проехать. А скоро будет не проехать и по Малому, — медленно проговорила девушка — она немного задыхалась. — Как ты понимаешь, мы растревожили весь Васильевский. Так что отсюда нужно выбираться как-то иначе.

— Идеи есть?

— Есть одна. — Кайндел сделала знак стоять, подошла к красивому голубому зданию с фонарями и длинными черными подпалинами, осторожно выглянула из-за угла. Пожала плечами, шагнула на тротуар Среднего со спокойствием мирного жителя, обитающего в самом что ни на есть мирном городе. — Так, пока никого не видно. Однако к театру, похоже, возвращаться опасно.

— Не дури, — сердито отозвался Роман. — Сколько можно швыряться машинами?

— Не волнуйся. Потом ребята заберут ее. Но машина нам действительно нужна. — Девушка огляделась. — Как думаешь, вон та «хонда» на ходу?

— По-моему, да. — Тверичашш прищурился, разглядывая иномарку с помятым боком.

— Раскочегаривай. И еще… Илья!

— У?

— Извини. У меня, кажется, крышу сорвало… Извини.

Он медлил пару секунд, будто бы пытался решить, как бы ответить на это наглое предложение, а потом расплылся в улыбке.