Ноябрь

1 [ноября].— (Это пишу снова поутру на другой день.) В университете виделся с Вас. Петр., который сказал, что получил приглашение явиться в театр и пойдет завтра, т.-е. нынешний день. Дай бог успеха. Вечером был у них. Застал Ив. Вас. и в 8 час. пошел к нему. Он был мил, а я «сначала несколько обрезывал его, так что Над. Ег. смеялась (за то, как мог приходить в пальто). Вас. Петр, сказал еще, что то место, которое предлагают, зависит от того, получит ли сам тот, который предлагает, то место, о котором ту [69] $рь хлопочет, потому что это право его — тогда будет место письмоводителя. У Устрялова вчера, во второй раз уже, не писал ничего — не было чернил — и теперь решился носить их к нему, однако, что нельзя будет писать — не догадывался.

2 [ноября]. — Написал домой два письма: одно вложил Ив. Гр. со своим и сам отнес; другое, в котором я написал ответ на доверенность ко мне и что теперь обстоятельства изменились и сами верно Тер-синские перейдут с квартиры, отнес я сам. — Никитенки не было. Я дочитал историю (3 том) Гизо в университете — великий человек, он переменил несколько мои мнения и, как сам думает, что souverainete 1' ' принадлежит не народу, а au droit, а Іа justice [70] , и решительно убедил меня в своих мнениях, которые излагает там, — человек гениальный решительно, что за светлость ума и взгляда, что за сила в мыслях, что за логика в доказательствах! И он решительно приверженец новой Франции, как называет ее там, — и между прочим после этого для меня еще темнее, как мог он ошибиться и пасть — рок увлек этого человека! Но я верю в совершенную чистоту его.

Дал Куторге подписать Droysen Alexander der Grosse,4To6bi вместо этого взять Гизо IV и V томы. После был в бане, где было весьма много народа, так что мне было неприятно, шум, крик, воды не дождешься, и поэтому я, кажется, плохо вымылся. После писал Срезневского. (Да, я ему, как и думал, сказал, что вчера он говорил, читая Паннона житие Кирилла, что Амвросий волхв (он говорит: верно эмир) и что ответ Кирилла: «Я внук изгнанного царедворца»— должно понимать в богословском смысле, — что «я внук падшего Адама». Он сказал, что это уже думали, но что это не так и что здесь в самом деле пропущено несколько строк в ответе, где Кирилл говорит о достоинстве своего отца. Кажется, я слишком настаивал на своем мнении в последнем случае, так что показался ему долбоголовым, но говорю решительно без всякого ощущения и предзанятия и думы об этом: это хорошо, новый шаг к устранению робости и глупости.) Дописал до литовских слов в славянском для Срезневского.

Прочитал 10-ю статью о Пушкине Белинского («Борис Годунов»), которую взял вчера у Ив. Вас.: в самом деле, снова хорошо писано, и мне кажется, что взгляд во многом весьма отличается верностью и большими сведениями в истории человека вообще — во всем, может быть, верно, разве только замечание «Борис не гений, а талант, а на его месте мог удержаться только гений» несколько преувеличено или, как это, переходит в декламацию мысли; в самом деле, Белинский был тогда не то, что в последних своих статьях, где пошлым образом говорил о романтизме и проч.

3 [ноября]. — (Это все писано 5 числа утром в 10V4 час.) — У Никитенки: он предложил взять списать свою программу с тем, чтобы, кто возьмет, тот бы и отвечал за целость. Залеман, который сидел ближе, взял и после лекции сказал: «Господа, я вам дам список, а подлинник возвращу, чтобы он не был замаран, потому что я за это отвечаю». Другие стали говорить, что нет. Он сказал, что не может отдать другим, потому что отвечает за это. Я сказал высоким своим голосом, как обыкновенно говорю, напр., вздор, т.-е. пронзительно и высоко: «Если вы не хотели давать другим, так зачем же вы и брали? взял бы другой и передал бы другим». — «Ну, если угодно, я и отдам». После пошел я в библиотеку и получил от самого Лерхе Гизо, замарав Droysen IV и V томы, а боялся, что не получу, потому что много книг у меня и потому что замаран билет (это последнее, однако, знал, что ничего). Вечером читал «О смертной казни» Гизо — превосходно, превосходно, свидетельствует о глубоком уме. Почти дочитал.

4 [ноября]. — Утром читал Гизо, дочитал о смертной казни (конец V тома) и прочитал 40 страниц IV тома: о средствах управления и оппозиций — превосходно. После пошел в университет в библиотеку, а не к Грефе. — Мост разводили, и я зашел к Вольфу на полчаса, пробежал газеты, ничего не брал, а хочу зайти завтра почитать газеты и «Современник» и «Отеч. записки». Оттуда зашел к Алекс. Фед. взять и взял «Debats» 22–28 окт. и до этого времени читаю их. Вечером был у Вас. Петр., пил чай; у Над. Ег. узнал, что болит голова, она хотела ложиться, и поэтому ушел в 63Л. Вас. Петр, сказал, что еще не было испытания, а будет ныне (т.-е. 5-го, в пятницу утром). Признаюсь, что я как-то мало волнуюсь этим и им вообще, хотя думаю попрежнему, — вот что значит: без поддержки огонь затухает, и остаются только искры в пепле. Стало досадно, как это охладевает наша связь, и4 я ничего не делаю, т.-е. не делаю ничего для того, чтобы она могла возобновиться, т.-е. для перемены квартиры, или чтобы разойтись с Терсинскими, и решил говорить как можно скорее, т.-с. во-первых, узнав, что его дело кончилось хорошо, потому что я тогда могу располагать деньгами.

5 [ноября]. — Утром были Ив. — Вас. и Вас. Петр., который сказал, что ничего еще нет, но завтра будет решено. I Іад Ив. Вас. смеялся и много колол глаза ему графом 82 и дорогами. Просидел с час, ушел. Мне стало несколько досадно, что вот прекратились наши беседы с Вас. Петр., а все от моей глупости. Дочитал «Debats». После обеда не хотели зажигать огня; хотя было весьма досадно, что не зажигают, так и прасидел 1г часа в потемках, а зажигать сам не стал. Когда уходил к Ворониным, Любииька сказала: «Ну, зажги же мне огню», — это патриархальность. Занес «Debats» Ал. Фед.; он толковал, как обыкновенно, о своих делах, как и Ив. Вас., и мне было довольно скучно; однако к скуке я привык, так что, если можно так сказать, она мне уже не скучна. Перед уходом к Ворониным, да и после прихода, бесился головою на себя и CBO^fwyno» CTHi, которые довели меня вот до того, что чорт знает, в каком отношении к Терсинским, да не имею свободного времени, нельзя ни читать, ни писать, не могу выпить чашки чаю. — Дурак!

Хотел сказать, но останавливает Любинькина болезнь, а что останавливает? ведь предложи Зуров квартиру, конечно, болезнь не помешает переехать.

11 часов. — Срезневского дописал до Новгорода [71] Завтра хотел идти к Вольфу, теперь не хотелось идти, но завтра, может быть, будет досадно сидеть дома, а после чаю побываю у Вас. Петр, узнать. Гизо произвел некоторое впечатление, так что я теперь как бы колеблюсь говорить, что должно бы дать suffrage universal [72] теперь, может быть еще рано, потому что еще не во-спитана большая часть народонаселения. Но как бы то ни было (прибавлю свои старые мнения), это отвратительно, что одна часть населения господствует над другой.