1 февраля. — Видел Фурсова, который едет через неделю, 6-го или 7-го, в понедельник. Михайлов, говорит он, приедет в феврале, если приедет Якоби, управляющий Соляным отделением. У Никитенки читал, и он согласился со мною более, чем я думал. Корелкину золотая медаль, и сочинение будет напечатано университетом или в Записках Академии нашей — весьма хорошо. Существенного сожаления, т.-е. в сердце, решительно не было, что я не писал, и зависти кет; в голове, конечно, думается: «Если б я, я б еще лучше». Иду пить чай.

(Продолжаю у Фрейтага в пятницу, 4 февр.) — Вечером не помню уже теперь, что делал, — верно ждал Вас. Петр., который обещался зайти, когда пойдет к Залеману, но не мог идти, потому что нога, на которой он неловко подрезал мозоли и от которой он хромал в субботу, распухла (см. после под 3 февраля — я был у Ханыкова.)

2-го [февраля] был праздник. После чаю пошел к Ал. Фед. за «Debats» и деньгами, просидел вместе с ним до 11, потому что ждал, чтоб он одевался. Денег у него еще не было мелких, поэтому хотел в этот или следующий день отдать. После, оттуда к Вольфу, у которого выпил кофе, просидел до 3 или больше, читал все газеты, но ненова взял 1 № «Отеч. записок», потому что 2-го еще не было, как я и думал. Прочитал «І^егрицию» Ковалевского 129 — весьма понравился он за то, что так говорит о неграх, что они ровно ничем не хуже нас, с этим я от души согласен: когда говорят противное, мне всегда кажется, что это такой же вздор, как слова Аристотеля, что народы на север от Греции самим климатом и своею расою осуждены на рабство и варварство, — и первую часть («Гордость») Э. Сю130. Мысль-то, если угодно, прекрасная для романа, но преувеличения и мелодраматические сцены, как всегда у него. Оттуда в Пассаж, где прочитал следующую за «Грациэллою» статью Ламартина, но там не так занимательно, только о нашествии с Эльбы Наполеона, а после смотрел «Journal pour rire» 131 3 целых номера, довольно мало поправилось, однако ничего — отделка обыкновенно весьма хороша в больших политипажах, но есть такие вещи, где почти нет ровно нисколько остроумия. Только что пришел домой и кончил обед в почти 6 час., как пришел Корелкин и просидел до 9, но последний час только потому, что я его удерживал per fas et nefas [115] . Я был довольно весел, читал стихи Лермонтова и особенно Гете из «Фауста»; потом начал ему говорить правила демократов о ётап-і ipation de Іа femme [116] ; стал говорить о meretricibus [117] , что они ничем не хуже нас, и этот разговор довел его до того, что он с угрызением совести стал вспоминать и говорить мне, как он бывал в доме на Гороховой; после раскаяние отчасти прошло, и он стал говорить так, что там три их и оно как бы Вологодское подворье, как выразился я. Так он вкусил запрещенного плода. Итак, я не был у Вас. Петр.

3 [февраля]. — В университет не пошел. Писал отчасти Фрей-тагу, отчасти читал «Debats» и Гегеля — теперь прочитал до «гражданское общество, система потребностей»/ Пообедали ранох в 3V4 пошел к Вас. Петр., чтобы воротиться домой в 6, потому что думал, что придет Ал. Фед. — Над. Ег. уходила к Самбур-ским, поэтому Вас. Петр, почти сам предложил идти к Ив. Вас., от него к нам, от нас к Залеману; я сказал, что пойду к Зале-ману, если придет и уйдет до того времени Ал. Фед. Пришли к Ив. Вас., я с ним стал играть, шутить, смеяться; пришел Майер, который живет с ним и учит его по-французски, — хуже, чем я думал, просто глуп и надут, вроде Туфы, только, может быть, тертый калач. К нам Ал. Фед. не приходил, и поэтому я не пошел, а поэтому и Вас. Петр., тем более, что не взял с собою «Современника». Говорил почти все я, кроме того, что играл в шашки, и говорил все я о Февральской революции и положении партий теперь и чего теперь должно ждать. Вас. Петр, сказал, что его это сильно интересует и что если у него будут вдруг «Debats» и «Современник», то он раньше взял бы «Debats»; поэтому я вздумал передавать их ему и, как увижусь с Ал. Фед., спрошу у него позволения на это. Читал у него письмо, которое написал он к редактору «Сына отечества» от лица трех дворовых людей. Сначала довольно остроумная мысль, что «хотя мы и считаем вас дураком, а благодарим вас, потому что через вас мы выучились читать: хорошие книги господа берегут в своих комнатах, а ваш журнал, который выписывают больше для приличия или хвастовства, лежит всегда в передней, вот мы по нему и выучились читать». — После неостроумно, потому что писано решительно без обдуманности. Так я ему все говорил о революции и о хилости нашего правительства, — мнение, которого зародыш положил Ханыков, и пооч. в этом роде. Когда ушел он в 10, я немного пописал Фрей-тагу, после — спать.

4 [февраля]. — Теперь утром просмотрел написанное Фрейтагу почти все, остальное здесь в университете перед этим просмотрел; после это [т.-е. дневник] стал писать. Ныне из университета зайду к Вольфу на полчаса (да, этот vote что отверг ordre du jour sur l’enquete contre le ministere наполнил меня радостью и теперь должно узнать, какой ordre du jour motive*** принят).

(Писано у Фрейтага в субботу 5-го.) — В университете Вас. Петр, не было. Пошелк Вольфу, где почти до 3-х. Amendement**** de Louis Perree не принят, а Uudinot, и столкновение избегнуто, но 6 числа о Rateau общая discussion. 7-го должны перейти к параграфам — бог знает, будет ли принято. — От Ворониных, где всего до 7, потому что Константину было куда-то нужно (да, еще гувернер бранил его передо мною и рвал за ухо, что не умел переложить на ассигнации 18 р. сер., и сказал, что fort zustreiten***** не годится, потому что он позабывает, что назади; что меня не слишком, правда, но все-таки взбесило), пошел к Райковскому, у которого почти до 9, потому что, конечно, не был, только адрес оставил. Оттуда идя, заходил к Fleischhauer, который в Чернышевом переулке, за чернилами. Вышла девушка довольно красивая, в немецком роде, и стала говорить по-немецки, я не отвечал по-немецки, чернил не было готовых. Когда пришел, стал писать Фрейтагу и до 11V2 в этомз прошло, все-таки просмотрел все и переписал; итак, на сочинение было употреблено часов пять.

5 [февраля]. — Проснулся в 7, потому что боялся проспать. Сердце нисколько не волновалось, когда подавал Фрейтагу; он заметил несколько в самом деле нечистот и, когда отдавал, ничего не сказал. Вчера получил, когда пришел, письмо, которое оставил Ал. Фед., и в нем 16 р. сер.; итак, отдаю ныне деньги в университет. Получил повестку от своих на 40 р. сер. — Конечно, что мне — все отдам Вас. Петр., потому что у меня и так остается 3 р. 75 к. сер. — Итак, с лекций в, почтамт, оттуда, если придет Вас. Петр, (верно не придет), в университет, к Корелкину, если нет, к Вольфу верно пойду (нет, прямо в библиотеку, потому что там еще ничего нового нет, конечно). После обеда — к Вас. Петр., если не увижусь с ним до обеда, потому что обещался, да и кроме того верно буду в состоянии отдать несколько. Хотел бы что-нибудь ныне и завтра написать «о воспитании»; не знаю, напишу ли что-нибудь, а как напишу, хочу отослать в «Современник».

В Берлине выборы демократические — это хорошо. Что-то будет? Что-то будет? Жаль, что Франкфурт так ослаб, — бог знает, не виноваты ли в этом отчасти сами они, как говорят справедливо, [118] [119] [120] [121] [122]

кажется, — Bassermann и другие, которым помешали действовать решительно по случаю смерти R. Вішп’а и смятений в начале ноября в Берлине. Кажется, если бы вступились решительно за Национальное Собрание и проч. и послал бы слева, а не справа послов в Вену, людей решительных и смелых, хотя не дерзких и не заносчивых, потребовали бы тотчас отдачи под суд Виндиш-греца и Бранденбурга и проч., то уже было бы одно что-нибудь — или да, или нет, и как теперь вышло, может, нет, то хуже теперешнего не могло выйти, а едва ли посмели бы отвечать — нет. (Писано во вторник 8, в 83/4;) — В субботу пришел от Вольфа весьма усталый, так что весь вечер проспал и у Вас. Петр, не был.

6 [февраля], воскресенье. — Ушел к Вольфу довольно рано и просидел 7 часов сряду, от Ю2 до 5г. Читал все «Отеч. записки», но и остальное тоже. В «Отеч. записках» повести довольно хороши, так что это меня несколько утешило, но особенного ничего, нигде ничего особенного; в «Записках» Шатобриана тоже ничего нет особенного, но везде чрезвычайное чувство и видно, что великий человек. Вечером был у Вас. Петр., толковал все о революции у нас и проч., и проч., как и раньше; он любит заводить об этом речь, но раньше я не сочувствовал, а теперь не прочь и я. Мнение его о государе, кажется, переменилось к худшему, во всяком случае, я думаю, что и он, как я, считает его чем-то вроде Пушкина 131а– Просидел до Ю2.

7 [февраля]. — Обед пробыл у Вольфа и все-таки мало изнурился; в воскресенье и теперь выпил по чашке кофе. Любинька взяла 3 р. и, кажется не отдаст, потому что забыла. Когда пришел, играл в шахматы, и проч.

8 февраля. — Утром читал и играл в шахматы, читал Росси,’ почти дочитал, Гегеля совершенно дочитал, особенного ничего не нашел. Еще акт, опишу после.

(Писано 10-го, четверг, 10 ч. вечера.) — Пришел на акт, когда Плетнев уже начал читать; начало необыкновенно глупо, необыкновенно глупо. Срезневский стал читать также хуже, чем думал я; подошел Ал. Фед., мы стали говорить с ним, как раньше с Мельниковым также говорил я и проч., и не слушал Срезневского. Хорошо, начинают читать и раздавать медали. Я был весьма весел, и когда Корелкин получил, поздравил его от души решительно. Конечно, живой радости не чувствовал, а собственно радовался как делу постороннему, не моему, не то, что если бы, напр., Вас. Петровичу что-нибудь; и зная, как приятно, как видишь участие в своей радости, даже поцеловал Корелкина в висок. Сочинение печатает на казенный счет университет. После акта я ушел искать Раева, между тем как он здесь оставался, и не видал того, как Корелкин был представлен министру, который, как нарочно, приехал в ту самую минуту, когда начал Куторга старший читать о медалях. После Раев сказал, что ужасно хвалил, сказал, что должно поддержать, и проч. Это хорошо, дай бог. Не скрою и того, что мне несколько больно, что может быть теперь он будет счи-