– Да нет, – отозвался он спокойно и даже как будто отстраненно, – я справлюсь. Я уже справился. – Он опустил руки и повернулся ко мне. – Поставь тазик на стол.

Ближе к рассвету гроза решила угомониться, утащила все свое впечатляющее великолепие за какие-то неведомые горизонты, ворчала где-то вдали, за бесконечными домами. В посветлевшем небе не стало видно отблесков от молний, в городе теперь хозяйничал только мелкий нудный дождик.

Мы с домовым молча сидели перед моим разоренным рабочим столом: я – закутавшись в любимый плед, он – угнездившись рядом на подлокотнике и вновь занявшись бахромой. На столе рядом с тазиком стояла зажженная свеча, в тазик, который я успела вылить два раза, медленно и громко капала вода с потолка.

– Иди спать, – вдруг сказал он мне. – Я покараулю.

Я молча встала с кресла, и он немедленно перебрался в теплое гнездышко из пледа, который я сбросила с плеч. Я подошла к столу и взглянула на домового. Он кивнул, и я дунула на свечу.

Вызванный мной электрик за каких-то пару-тройку часов разобрался с проводкой в моей квартире. Заменил розетки и порекомендовал установить новый счетчик – более современный, с хорошими предохранителями. Еще через два дня вместо огромного старинного черного монстра, который издавал раздражающее поскрипывание и еле слышный, но от этого не менее противный, свист, над моей входной дверью висела аккуратная маленькая пластиковая коробочка.

Две недели ушло на то, чтобы жилуправление прислало людей чинить крышу. Меня успело залить за это время еще два раза. Август оказался дождливым и промозглым. И это не были те прекрасные летние грозы, которые я так люблю, это было больше похоже на обыкновенный нудный осенний дождик. До отопительного сезона было еще далеко, но в квартире стало холодно, и я начала мерзнуть и тосковать по летнему солнцу. Я даже подумывала, не съездить ли мне на море, как советовала Маринка (знаю, на что она надеется, – что я там заведу хотя бы коротенький курортный роман!), и чем противнее был дождь, тем соблазнительнее казалась эта мысль – особенно в те моменты, когда дождик заливал мой рабочий стол. Однако прежде чем пускаться в авантюры, следовало разобраться с этой проблемой, потому как осень уже была не за горами. А жилуправление мурыжило меня, похоже, надеясь, что я все-таки проявлю догадливость и суну кому-нибудь «на лапу». Но до меня все не доходило, и в итоге я пригрозила, что подам иск на крупную сумму за порчу имущества, невыполнение обязательств договора жилого найма и потерю дохода в результате порчи моего рабочего компьютера.

И вот уже два дня двое разговорчивых молодых людей с сильным южным акцентом, большими носами и черной щетиной, которую, по моему мнению, бесполезно было брить, потому что она росла прямо на глазах, колотили кувалдами по листам железа прямо у меня над головой.

Домовой расхаживал по квартире, злобно ворча на криворуких работников, и иногда исчезал в неизвестном направлении. Но похоже было, что на самом деле он развлекается. Он признался мне, что перебрал у них все гвозди и выбросил прямо с крыши все кривые, бракованные и те, которые, по его мнению, не подходят по размеру. Он отгибал листы железа, которые, как ему казалось, плохо прилегали, и заставлял парней переделывать швы и соединения. Я попросила его перестать их изводить почем зря, а он злобно зашипел мне в ответ, что ему тоже жить в этой квартире. Я уступила, попросив только присмотреть за тем, чтобы никто из них не свалился с крыши. И он выполнил мою просьбу. Однажды я услышала, как по железу что-то проскрежетало, раздался крик, потом что-то долго шумело, кряхтело и материлось, но никто не упал. Домовой потом рассказал, что вовремя успел зацепить карабин сорвавшейся страховки за торчащий угол кровельного железа, и второй напарник подоспел и помог тому, который едва не свалился. Наконец, мы с представителем жилуправления (в сопровождении непрерывно ворчащего домового) прошлись по чердаку, убедились, что крыша цела и больше не протекает (и дождик вовремя пошел), и подписали акт о выполнении работы.

Я была благодарна домовому за помощь, хотя он и отрицал, что пытался помочь.

– Слушай, я придумала тебе имя, – сообщила я ему однажды, когда он попался мне на глаза после непродолжительного отсутствия, которое показалось мне томительным.

Он заинтересованно поднял на меня взгляд своих маленьких внимательных глазок и, как мне почудилось, прищурился. Я молчала, и он наконец подбодрил меня:

– Ну не томи уж.

– Чур.

Он снова внимательно на меня посмотрел, поскреб задумчиво подбородок, побродил по квартире, собирая ладошкой с мебели невидимую пыль, и снова возник передо мной.

– Почему?

– Что почему? Почему придумала имя или почему Чур?

– Почему Чур?

– Потому что тебе подходит. Ты же у нас домовой, хранитель очага, пращур. Чур. Ты не согласен?

Домовой казался смущенным. Еще немного помотался по квартире, приводя в порядок незаметные мелочи: завинтил разболтавшуюся гайку на дверной ручке, отшкрябал с входной двери засохший ошметок грязи, сдвинул обувь так, чтобы она стояла аккуратным рядком. Я наблюдала за ним, и мне вдруг стало понятно, что в наших отношениях что-то изменилось.

– Я согласен, – серьезно сказал он, снова остановившись передо мной и глядя на меня снизу вверх. – Спасибо.

Теперь, когда я возвращалась домой, я сообщала громко на всю квартиру: «Чур, я пришла!» И он в ответ непременно показывался мне на глаза. И хотя в основном по его виду ничего нельзя было определить, но мне каким-то образом было понятно, что он всегда радуется, когда я зову его по имени.

Мы стали часто разговаривать, особенно по вечерам, когда я делала перерыв в работе и заваривала себе что-нибудь согревающее: кофе, ройбуш или иван-чай. Я рассказывала о себе, он – о предыдущих жильцах.

Август как-то слишком быстро, на мой взгляд, сменился сентябрем, причем самой противной его ипостасью: мало солнечных дней, никакого очарования бабьего лета и золотой осени. Много сырости, серости и жалости к себе. На улицу выходить совершенно не хотелось, и я старалась делать это лишь по необходимости: обналичить деньги, купить продуктов на неделю, вынести мусор. За все время моего затворничества я только дважды общалась с живыми людьми: отнесла свой подмоченный ноут маринкиному мужу, чтобы он оценил масштабы катастрофы. Он сказал, что оставит его у себя на несколько дней, чтобы разобрать, подсушить и спасти то, что поддается спасению и восстановлению. А потом забрала его, когда Олег сообщил, что ноутбук со всей моей работой практически не пострадал. Мы с Мариной немного поболтали, и она даже не сделала попытки вразумить меня и воззвать к моим инстинктам размножения.