– Этот год еще пережить надо.

– В том-то и дело.

– Может, попробуешь с Горожановым договориться?

– Как?

– Вызовешь его к себе, намекнешь, что ты его больше не трогаешь, если он отзовет заявление.

– Может, еще и извиниться перед ним? – саркастически усмехнулся Марцев.

– Ну, если надо…

– Дудки! Извиняться я не буду!.. Но намекну. Мы его не трогаем, и он про нас забывает…

– Пусть забывает. Пусть все уляжется, а мы потом его тихонько в разработку возьмем.

– Зачем? – недоуменно посмотрел на меня начальник.

– Затем, что руки у него по локоть в крови… Я разговаривал тут с одной, она в «Эдельвейсе» часто бывает, – сказал я, вспомнив Екатерину Владимировну. – Так вот, она считает, что Горожанов мог спать с Зуйко, потому что та не только танцовщица, но еще и проститутка.

– А что здесь странного? Если танцует, значит, и лечь может.

– Странность не в этом. Странность в том, что у Зуйко могут быть свои апартаменты.

– И что с того?

– И апартаменты эти находятся на втором этаже «Эдельвейса».

– Ну, находятся и находятся.

– Я был в этих апартаментах. Почти был… И разговаривал с девушкой, которая там находилась… Она была под воздействием наркотиков. У меня было такое ощущение, будто я разговаривал с зомби. Я не знаю, что там ей вкололи, но уверен, что в клубе она работает против своей воли. Ее используют как рабыню. Заставляют быть лучшей танцовщицей, лучшей в постели, а она стремится к этому, хотя ничего при этом не соображает. Ей дали работу, но забрали волю. Совершенно безвольное существо…

– Пусть этим наркоконтроль занимается.

– Это само собой. Но мы должны расследовать убийство Зуйко… Помнишь, ты говорил, что в ночь накануне своей гибели Зуйко в отгуле была? Нет, она Горожанова в апартаментах принимала. Там, на втором этаже клуба. Она тоже под наркотой была. И тоже хотела быть лучшей. Может, что-то не так сделала. Может, потому Горожанов ее и задушил…

– Почему Горожанов? Может, кто-то другой?

Признаться, я и сам бы мог усомниться в том, что Зуйко убил именно Горожанов. Но интуиция подсказывала, что зарытую собаку нужно искать здесь. На тот же путь наводила и логика. Ведь именно Горожанов заказал Галине Свирцевой своего пособника Шрама. Девушка справилась с заданием, а потом уехала в его джипе, больше живой никто ее не видел.

– Нет, Горожанов это. Точно тебе говорю… Шрам и Жерновой давно с ним. И Зуйко не первая, кого они на кладбище привезли. Сторожа, говорю же, их знали, вот что интересно, даже кличку Шраму дали… Может, Горожанов – псих? Может, он удовольствие получает оттого, что людей душит, а?.. Короче, чтобы там ни случилось, а я от Горожанова не отступлюсь.

– Да?.. – крепко и мрачно задумался Марцев.

И встрепенувшись, проясненно посмотрел на меня.

– А тебя никто и не заставляет отступаться от этого дела. Более того, я настаиваю, чтобы ты им занимался… Дело закрыто, но мы все равно будем искать факты, чтобы вернуть его на доследование. Все-таки Юрка был нашим другом…

– Был, – кивнул я. И вопросительно посмотрел на начальника. – Может, по пять капель? Не чокаясь.

– По пять капель? – подозрительно посмотрел на меня начальник.

– А в каких количествах?

– В народных.

– Значит, в больших… Но в малых дозах?

– Мы же не враги своему здоровью…

Водка пошла легко, как по маслу, и мы с Марцевым не заметили, как опустела первая бутылка. Могли бы взяться и за вторую, но дело в том, что не было у меня этой второй. А в магазин Марцев идти отказался. Вспомнил вдруг, что он за рулем и что ему пора на службу.

Он ушел, а я лег спать. Разбудил меня пронзительный звонок. Я спросонья решил, что это вернулся начальник, раскаявшийся в своем служебном рвении. И, конечно же, с бутылкой.

Но на пороге стоял Олег Семиряднов. Как всегда, весь из себя. И в глазу, казалось, ни единой соринки. А ведь бревно там, и какое. Двинуть бы ему этим бревном по голове.

– Чего нужно? – угрюмо спросил я.

– Может, в дом пустишь? – ничуть, казалось, не смутившись, спросил он.

– Это мне подвинуться надо, – ехидно ответил я. – Ты же видишь, я на костылях…

– А если у меня разговор серьезный?

Я молча повернулся к нему спиной и направился в гостиную, где на журнальном столике стояли две стопки и тарелка с остатками закуски.

– С кем это ты? – спросил Семиряднов.

– А Свирцева заходила. Посидели, пообщались, – съязвил я.

– И что она тебе рассказала?

– Что Горожанов ее грохнул…

– Может, подсказала, где доказательства искать?

– Я – твое живое доказательство. А ты – мое. Мы оба в этом дерьме.

– Ты даже не представляешь, насколько, – с улыбкой, но всерьез сказал Семиряднов.